Император (СИ) - Старый Денис - Страница 3

— Никита Юрьевич, Вы желаете коим образом оспорить сию бумагу? — спросил Алексей Григорьевич.

Старший Разумовский потряс свертком бумаги, с печатью и украшенным кисточкой с бриллиантами.

— Никак не могу спорить. И подпись почившей государыни среди прочих отличаю. Но, почему именно сейчас, сударь, Вы решили заявить о себе, как о законном супруге Елизаветы Петровны? И никак не соглашусь, что сие обстоятельство коим образом может иметь последствия. Императрица не пожелала обнародовать случившееся венчание, так отчего же нам, подданным ворошить память государыни⁈ — Трубецкой начал открыто возмущаться.

Кирилл Григорьевич был готов к тому, чтобы арестовать князя Трубецкого, который официально еще и не вступил в должность вице-канцлера, по крайней мере, об этом не было напечатано в газете. Вместе с тем, по одному из первых волеизъявлений нового императора, пока в газете не будет напечатан указ, либо выдержки из него, документ не имеет силы. Да, император подписал бумаги и о назначении Трубецкого и о низложении Воронцова, но эти документы видело ограниченное количество человек.

Открытым оставался вопрос и о канцлере Бестужеве. В отношении Алексея Петровича Бестужева-Рюмина было много ограничений, наложенных императором, но не было ни одной бумаги. Для Разумовского было понятно, почему так произошло и кто виновник недоработки по отстранению канцлера. Алексей Григорьевич, пусть и мало говорил и редко влезал в дела императорского двора, но там все всегда обо всем знают. И не было секретом, что это обер-прокурор Святейшего Синода Шаховский постарался отсрочить падение канцлера.

— Шешковский! — с досадой и некоторым раздражением произнес Кирилл Григорьевич Разумовский.

Он вспоминал об обер-прокуроре, но фамилии двух людей созвучны и младший брат мужа почившей императрицы зло сверкнул глазами. Имя «петровского пса» было у всех на слуху. Только за последние полгода службы Тайной канцелярии разрослись вдвое, может и больше. Роль Степана Ивановича становилась столь велика, что не учитывать Шешковского в раскладах, было бы ошибкой на грани преступления. Но, вот заполучить его в союзники… это уже больше половины успеха.

— Именно, господа, Степан Иванович такая фигура в любой шахматной партии, что не учитывать его нельзя! — злорадно заметил Трубецкой.

Никита Юрьевич скрипел от злости на то, что происходит. Несмотря на то, что князь Трубецкой с показной симпатией относился ко всем фаворитам почившей императрицы, он никогда не считал их ровней себе. Представитель древнейшего рода, в родстве с Рюриковичами, он, в конце концов, князь, что могло бы приравниваться в Западной Европе к титулу герцога. По крайней мере, так думал Трубецкой.

И вот эти пастухи сейчас решают, кому стать регентом, размахивая непонятной бумагой, которая, по мнению Трубецкого больше бросает тень на личность почившей императрицы, чем может быть неким доказательством прав Разумовского.

Кирилл переглянулся со своим братом, что-то прочитал в глазах родственника, вздохнул и, как будто на что-то решился, сказал:

— Никита Юрьевич, не соблаговолите ли немного отдохнуть? День ужасен своими потрясениями!

Трубецкой недоуменно посмотрел на Разумовских. Если сейчас князь уйдет, то все это собрание, и до того, выглядящее фарсом, превратится в элементарный заговор Разумовских против императорской власти. И что делать? Конечно же, уходить! Что бы ни произошло в дальнейшем, максимум, что грозит Никите Юрьевичу, это больше уделять внимания своим поместьям. Ну, а политика… а кто его выгонит из Сената? Он там и останется. Не станет же регент Разумовский распускать Правительствующий Сенат, иначе получит такой ответ, что будет завидовать ссылке Эрнста Бирона.

— Пожалуй, господа, я так и поступлю? День действительно был тяжким. Но, я бы хотел также посоветовать вам иметь благоразумие, — сказал Трубецкой и вышел из зала заседания Государственного Совета.

— Тарас! — резко выкрикнул гетман Запорожского войска Кирилл Григорьевич Разумовский.

— Сударь! — из соседней комнаты вышел вполне респектабельный господин, одетый по последней парижской моде.

Никто бы и не увидел в Тарасе Богдановиче лихого казака, которым он являлся еще пять лет назад. Теперь же исполняющий роль адъютанта, Тарас почти говорит по-французски, умеет бегло читать и писать. Шляхтич! Не дать, ни взять! Но Тарас благодарил Бога не за образование, достаток, за иное… что срамная компания, что рядом с Кириллом Разумовским и, в большей степени с Тепловым, не втягивает его, гордого казака в свои содомийские игрища.

— Сделай так, чтобы Трубецкой не выехал из Зимнего! — приказал Кирилл Григорьевич.

Казак в европейском платье поклонился и пошел исполнять приказ своего гетмана.

Когда Кирилл Григорьевич Разумовский был назначен императрицей гетманом Запорожского войска, некогда пугливый пастушок, первым делом стал создавать себе команду из лояльных представителей казачества. Эта работа осложнялась с тем, что Кирилл Григорьевич стремился чаще находиться в столице. Но, вместе с тем, три сотни казаков удалось и подобрать, и перевести поближе к Петербургу. Именно эти казаки некогда и сопровождали, тогда еще цесаревича, в ссылку в Царское Село.

— Это заговор, господа! Ик, — выпалил выпивший Шувалов и вновь оперся о цветастый кафель, которым была обложена печная труба.

Разумовские переглянулись.

— Действительно, брат, это похоже на заговор! — сказал Алексей.

— Ты пойми, что подобных этому, шансов фортуна более не даст. Ты — законный муж Елизаветы. Да, она императрица, но при прочих, ты же более иных имеешь прав стать регентом, даже Екатерина Алексеевна женщина-немка с разрушенной репутацией, — глаза Кирилла Григорьевича блестели.

— История Эрнста Бирона, когда он стал регентом при Иоанне Антоновиче и был низложен, тебя не учит? — спросил Алексей Григорьевич.

При всех страхах и опасении, Алексей Разумовский был и не прочь стать регентом при малолетнем Павле Петровиче. Граф понимал, что кто бы иной не занял эту вакантную должность, он поспешит избавиться от Разумовских. Хотелось бы отсидеться у себя в поместье, пить хмельное вино или даже абсент, мять в баньке девок, да иногда петь песни. Вот эта жизнь больше прельщала ранее тайного мужа Елизавета, нынче же законного супруга почившей императрицы.

Но такой жизни не будет, если кто иной придет к власти. Разумовские опасались, что император, как только будет коронован, избавится от братьев. По крайней мере, уже немного изучив характер Петра Федоровича, Разумовские были почти уверены, что предыдущего благосостояния они лишатся. Может и частью, но государь не позволит иметь столь много земли, крепостных душ и иного состояния.

Уже пущен слух о том, что Алексей Григорьевич признался в венчании с Елизаветой Петровной. Наверняка, двор обсуждает эту новость не меньше, чем самочувствие императора и даже более тех обстоятельств, которые предшествовали покушению на Петра Федоровича. Еще не понятно, перекрыла ли внимание общественности новость, о которой многие догадывались, но то, что любящим почесать языком об небо, прибавилось поводов для сплетен, факт.

Для многих было понятным, что такой информацией делятся только когда собираются ее использовать. Сложить все составляющие придворные смогли. Теперь многие при дворе с уверенностью говорят о том, что Разумовские собрались возвыситься. Но даже такой факт, как венчание с императрицей не ставил Разумовского в ранг того, кто мог бы единолично стать во главе государства до совершеннолетия Павла Петровича.

Если бы двор знал все обстоятельства проводимого Государственного Совета, то понял, что не Алексей Григорьевич готовится стать регентом при малолетнем Павле Петровиче, а Кирилл Григорьевич захотел стать братом регента сына все еще никак не умирающего императора.

Кирилл Разумовский оказывался более решительным, чем его брат. Уже тогда, как были уничтожены Шуваловы, Иван не в счет, Кирилл задумался о том, что место подле трона опустело. Естественно, гетман посчитал, что рядом с братом он может добраться до вершин власти и накопить большего количества серебра. Богатство Шуваловых застилало глаза многим.