Куда они уходят - Федотова Надежда Григорьевна - Страница 54

– Герой! – насмешливо закаркал сверху Феликс. – Штаны горой!

– Ты анатомию мою не трогай! Выпуклость не впуклость… – парировал Ильин, прекращая орать, и негромко спросил: – Феликс, ну чего тебе неймется, а?

– Ты меня столько раз спасал, – садясь на ветку дерева, виновато ответил птиц. – И крыло починил, и от вора уберег тогда в лесу, и потушил вовремя, когда я чуть не сгорел… Я теперь твой должник, Аркадий.

– Да-а… Долг платежом страшен… – протянул вирусолог и вздохнул: – Значит, не отвяжешься?

– Нет. Ты уж извини…

– Ну ладно… Не везти же тебя теперь обратно? – Ильин, поразмыслив, снова взгромоздился на лошадь. – Лады, пришьют обоих, значит… Эх, да где же Хайд потерялся?! Я б ему все оружие сплавил… тяжелое, зараза…

– Сдается мне, – раздумчиво протянул Феликс, слетая с ветки и приземляясь на седло второй лошади, – что мы его больше не увидим…

– Это почему?! Из тюрьмы-то он выбрался! – самонадеянно фыркнул Аркаша, направляя лошадь по тропинке в глубь леса. – И скоро нас найдет. Еще потом возмущаться будет, что его не дождались!

– Ты так в это веришь? – почему-то грустно спросил птиц, глядя умными глазами на медика.

Ильин подумал и кивнул:

– В старину Хайдена? Конечно! Он же наш человек! Даже несмотря на то что барон… Зря ты сомневаешься, страус. Может, кто другой на его месте на нас с тобой и на Карменситу наплевал бы… но Хайд – никогда! Я его знаю! А что? Вид у тебя какой-то странный.

– Да это я так просто, – стушевался птиц, с преувеличенной заинтересованностью разглядывая окрестности, – тебе виднее, конечно. Ты сэра Хайдена лучше знаешь…

– А ты, – проницательно спросил вирусолог, – знаешь о нем что-то, чего не знаю я? Так? Это как-то с его прошлым связано?

– Да, – неохотно буркнул древний миф. – Но, с твоего позволения, пусть об этом он сам тебе расскажет. Хорошо?

– Ладно, – Аркаша пожал плечами. – Я сам сплетни не уважаю… Как, ты говоришь, это место называется?

– Гнилые пущи.

– Не сказал бы! – Вирусолог повертел головой по сторонам и пожал плечами. – Лес как лес.

– Это днем. Потому что Гниль солнца не переносит, – пояснил Феликс. – А ночью сюда лучше не ходить. Поганые места, честно говоря…

– Гниль? Постой, объясни по-человечески, я что-то ничего не понял!

– Значит, слушай. – Птиц обмахнулся крылом и заговорил: – Гниль – это такая субстанция – мокрая, холодная, скользкая и очень внешне несимпатичная… К сожалению, разумная, хотя я не могу представить, чем она думает. Любит людей…

– Я так догадываюсь, не в лучшем смысле этого слова?

– Именно, – сокрушенно кивнул феникс. – Любит их переваривать. Просачивается из земли сквозь корни деревьев, оплетает зазевавшегося человека, как пряжа веретено, и – поминай как звали! Что самое плохое – железо эту пакость не берет.

– А что берет? – деловито уточнил практичный медик.

– А этого никто не знает! – развел крыльями древний миф. – Даже я! Я ведь сын Солнца, а оно эту гадость ни разу не видело! Она прячется… Я повторяю то, что говорят люди, а из них еще никто Гниль уничтожить не смог…

– Гм… Малоприятная инфа, – крякнул Аркадий. – Тогда встречный вопрос – надеюсь, нам тут ночевать не придется?!

– Надейся, надейся… – пессимистично отозвался птиц, глядя на небо. – Уже давно за полдень, а мы только часа два как сюда въехали. Ты за меня не волнуйся, меня Гниль не тронет, я все-таки феникс!

– А я – дело другое? – слегка занервничал Аркаша. – Ну страус! Ты раньше предупредить не мог?!

– Я думал, тебе диктатор сказал…

– Да, конечно, дождешься от него! – Ильин чертыхнулся. – Намекал на что-то типа «в лесу не задерживайся», «на земле не спи»… Так кто ж знал, что он в виду-то имел? Какая прелесть… А ну, лошадка, бе-э-эгом!! У меня любимая девушка неспасенная и метатель ножиков небитый! Мне вот только помереть непонятно от чего сейчас не хватало…

Кармен мрачно посматривала на сходящего с ума от радости жениха. Тот скакал по камере, как неудобно сказать куда раненный сайгак, и не затыкался ни на секунду:

– Мадонна миа! Какое счастье! Ты здесь, ты со мной, моя ненаглядная, моя милая Карменсита! Теперь я окрепну духом! О святой архангел Михаэль, ты услышал мои молитвы! Ты ниспослал мне мою единственную, дабы мы смогли умереть вместе, нежно прижавшись друг к другу! О святой Самбуччо! Наконец-то два истосковавшихся сердца соединятся в едином порыве! Ах, моя дорогая мамочка была бы так счастлива, так счастлива, если бы знала, что мои последние минуты не будут омрачены тоской по любящим глазам моей несравненной, моей обожаемой Кармен! Дьос мио, чувства, переполняющие мою исстрадавшуюся душу, не выразить словами, но я рискну…

Девушка перестала слушать. Во-первых, от жениховских восторгов у нее уже успела разболеться голова, а во-вторых, ее душу тоже переполняли чувства… Только вот абсолютно противоположные.

Ее Педро, к которому она так рвалась, по которому так тосковала и которого она наконец нашла, совершенно ее не радовал. Та самая «неприспособленность к жизни», что раньше так ее умиляла, сейчас почему-то не вызывала у испанки ничего, кроме раздражения. Его утонченность на поверку оказалась изнеженностью, неторопливость – ленью, а осмотрительность – банальной трусостью. Упоминание в каждой фразе «дорогой мамочки» выводило из себя, а по поводу и без повода призываемые святые всей толпой вязли в ушах. Виданное ли дело – Педро торчит здесь уже почти три дня и даже не попытался сбежать! Конечно, проще стенать и рвать на груди шелковую сорочку, чем «без толку противиться судьбе»…

– О Санта Мария! – голосил дон Педро, порываясь «прижать к груди» свою сердитую невесту.

А та повела себя странно: бесцеремонно отпихнула опешившего молодого человека и рявкнула:

– Да прекрати же ты визжать наконец!

– Кармен… но как же… разве ты не хочешь войти во врата рая рука об руку со своим единственным?!

– Хочу! – отрезала девушка, сосредоточенно ковыряясь кинжальчиком в замке. – Лет в девяносто… и не с тобой!

– Как?! – ахнул Педро, хватаясь за сердце.

– Так! – Девушка поняла, что помимо хитроумного замка дверь ко всему прочему закрыта на засов снаружи, и пнула ногой каменную стену. – О, каррамба! И зачем я только сюда за тобой потащилась?!

Услышав такие слова от своей нареченной, дон Педро – невероятно, но факт! – лишился дара речи аж на целых пять минут…

– Что я вообще в тебе нашла?! – кипятилась испанка, пиная стену, которая, в сущности, тут была совершенно ни при чем. – И какой черт тянул меня за тебя замуж?! Ты ведь не то что меня – ты себя защитить не можешь! Правильно мне папа говорил: не все то золото, что блестит!!

– Но, сокровище мое… – жалобно пискнул отвергнутый жених. – Мы же дружили с детства! А как же свадьба?!

– Дружба дружбой, а колечки – врозь! – безапелляционно заявила Кармен. – Да и как ты можешь даже заикаться о свадьбе, когда мы с тобой заперты в этом обезьяннике и…

– Где?

– Мне Аркадий рассказывал про такое место, куда сажают на время… по описанию очень похоже… – Девушка вспомнила веселую улыбку молодого врача, и у нее на глаза навернулись злые слезы. – Из-за тебя я торчу здесь и даже не знаю, что с ним! А ты… ты совсем другой! Уж Аркадий не стал бы тут святых на помощь звать и в истериках биться!

– Аркадий?! – сделал попытку возмутиться дон Педро. – Кто он такой?! Ты променяла меня на какого-то…

– Это я, дура, ЕГО на тебя променяла! – выкрикнула Кармен. – И бросила там, во дворце, а теперь сердце на части рвется! Еще и ты тут… на нервы действуешь!!

– О Мадо…

– Еще хоть слово услышу, – сузила глаза темпераментная испанка, – и в райские чертоги ты пойдешь один… сию же секунду!! И прекрати наконец эти свои «Мадонны» и «Санта Марии»! У бедной Непорочной Девы от твоих воплей уже уши заложило!

Педро испуганно притих. Дворец Белой Колдуньи был готов от счастья сам рассыпаться на кирпичики и сложиться горкой…