Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века - Федосюк Юрий Александрович - Страница 50

Обстановка почтовых станций, хлопоты замученных станционных смотрителей, утомительное ожидание освободившихся лошадей, наглость высоких чинов или просто нахалов, требующих упряжки в первую очередь, тяжкие ночевки в неблагоустроенных и тесных помещениях — все это нам знакомо по многим литературным произведениям. «Обычные сцены: на станциях ад — / Ругаются, спорят, толкутся», — читаем в поэме Некрасова «Русские женщины». Зато «езда на почтовых» (на них именно летел Онегин к заболевшему дяде) была наиболее быстрой, в особенности же, если это были КУРЬЕРСКИЕ — лошади, приберегаемые для экстренных случаев, правительственных курьеров — фельдъегерей и особо важных персон.

Разница в скорости между обоими видами образно отражена в попреке Иудушки Головлева племяннице Анненьке: «Ты вот на почтовых суп скушала, а я — на долгих ем».

Третий способ — езда НА ВОЛЬНЫХ, или НА ОБЫВАТЕЛЬСКИХ. Тут уже не требовалась подорожная, но цена была гораздо более высокой. На почтовой станции вы нанимали по договоренной цене ямщика из местных жителей, с лошадьми, который вез вас до ближайшей станции, где нанимались новые лошади с ямщиком. В этом случае экипаж мог принадлежать не ездоку, а ямщику, что стоило, конечно, много дороже. Иногда этот способ передвижения назывался ездой НА СДАТОЧНЫХ, а лошади и кареты — ЯМСКИМИ. Возле почтовых дорог располагались деревни с ямщиками, обычно — оброчными крестьянами, ведал ими ЯМЩИЦКИЙ СТАРОСТА.

И, наконец, четвертый способ передвижения стал возможен только начиная с 1820 года, когда между Петербургом и Москвой стал регулярно ходить рейсовый экипаж — ДИЛИЖАНС. Вскоре дилижансы стали курсировать и по другим маршрутам между крупными городами. Путешественники вначале негодовали: в отличие от старых возков или кибиток, где можно было лежать, в дилижансах приходилось только сидеть, притом в тесноте. Отсюда дилижанс (от франц. «diligence») насмешливо перекрестили в НЕЛЕЖАНС или СИДЕЙКУ.

В статье «Путешествие из Москвы в Петербург» Пушкин отмечает удобство «поспешного дилижанса» по сравнению с прежней почтовой каретой. С прокладкой шоссе рейс между двумя столицами — 726 верст — дилижанс стал проделывать в двое суток с половиной, вместо четырех — четырех с половиной на перекладных до того.

Мест в дилижансе было зимой четыре, летом — шесть. Дилижанс запрягался четырьмя лошадьми в ряд. Что касается почтовых лошадей, то по закону, в зависимости от чина и должности заказавшего, количество лошадей составляло: до трех — для неслужащих и чиновников низшего ранга, до 20 — для особ I класса табели о рангах. Важный сановник Каренин получал прогонные деньги на 12 лошадей.

Рассказчик в повести Пушкина «Станционный смотритель», титулярный советник, указывает: «Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил прогоны за две лошади».

Даже для собственных экипажей количество лошадей строго регламентировалось в зависимости от чина и сословия владельца. Купчиха Большова в комедии Островского «Свои люди — сочтемся!» говорит о своей дочери, мечтающей выйти замуж за дворянина: «Только бы ей в карете ехать шестеркой». На что муж ее замечает: «Поедет и парочкой — не велика помещица!» Незначащий, казалось бы, разговор, однако за ним — существенные исторические реалии: ШЕСТЕРКОЙ в дореформенное время разрешалось ездить только дворянам, купцам же — не более чем на одной паре лошадей.

Скорость движения почтовых экипажей составляла зимой не более 12 верст в час, летом — 8-10, осенью — не более 8 по немощеной дороге. В сутки проезжали 100-150 верст. Только фельдъегеря обязаны были ехать «столь поспешно, сколько сие будет возможно», и иногда проделывали в день 200 верст.

В наш век сверхскоростей любопытно узнать, что называлось в старину нормальной скоростью, а что повышенной. В «Братьях Карамазовых» Достоевского узнаем, что Дмитрий «проехал до Мокрого на тройке час с четвертью при расстоянии 20 верст с небольшим». Если принять эти «20 верст с небольшим» за 23 километра, то ехал он со скоростью чуть более 18 километров в час, при этом «быстрая езда как бы вдруг освежила Митю». Ничего себе быстрая езда!

Ямщик Балага в «Войне и мире», которого Анатоль Курагин нанял для того, чтобы увезти Наташу Ростову, «любил эту безумную езду, по восемнадцать верст в час», то есть 19 километров с небольшим. Какой помехой стал бы Балага на современных дорогах!

Что касается «своих» или «долгих», то в «Пошехонской старине» Салтыков-Щедрин отмечает: «В старину помещики берегли лошадей и ездили медленно, не более семи верст в час» (летом).

Почтовые тракты иногда назывались СТОЛБОВЫМИ ДОРОГАМИ, так как расстояния на них отмечались ВЕРСТОВЫМИ СТОЛБАМИ. Поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» начинается с того, что «на столбовой дороженьке / Сошлись семь мужиков».

В некоторых произведениях встречается непонятное ныне слово «подстава». В «Войне и мире» навстречу немцу доктору, ехавшему из Москвы, была выслана «подстава на большую дорогу». ПОДСТАВОЙ назывались свежие лошади, высылаемые с кучером в обусловленное место для перепряжки их в экипаж взамен уставших.

Упряжки

Прежде всего о выражении «ЗАКЛАДЫВАТЬ ЛОШАДЕЙ». Это означало запрячь их в экипаж; ОТКЛАДЫВАТЬ, или РАСКЛАДЫВАТЬ, — распрячь, отпрячь; ПЕРЕКЛАДЫВАТЬ (отсюда и слово «ПЕРЕКЛАДНЫЕ») — перепрячь, заменить одних лошадей другими.

УПРЯЖКИ бывали разными, и отличались они не только количеством лошадей, но и порядком их расположения. Наиболее популярной в России была ТРОЙКА: средняя лошадь, наиболее крепкая, называлась КОРЕННОЙ или КОРЕННИКОМ, на нее приходилась главная нагрузка. Боковые лошади назывались ПРИСТЯЖНЫМИ. Коренник бежал рысью, пристяжные галопом. Тройка воспета в десятках русских стихотворений, песен и романсов, не потерявших своей популярности и в наши дни. Гоголевская «птица тройка», которой писатель уподобил Русь, памятна каждому.

Ездили и на ЧЕТВЕРКАХ, или ЧЕТВЕРНЯХ, — четырех лошадях, запряженных в ряд, что было возможно только для широких дорог, а чаще запряженных попарно, одна пара за другой, то есть ЦУГОМ. ШЕСТЕРКИ, или ШЕСТЕРНИ, ВОСЬМЕРКИ т.д. также впрягались парами, в линию. Пары лошадей, впряженные справа и слева от ДЫШЛА, то есть одиночной оглобли, назывались ДЫШЛОВЫМИ — правой и левой. Передняя пара лошадей именовалась УНОСНОЙ.

Упряжка парой, когда в оглобли впрягался коренник, а к нему привязывалась ПРИСТЯЖНАЯ, называлась ПАРОЙ НА ОТЛЕТЕ или ПАРОЙ С ОТЛЕТОМ.

ЦУГОМ, то есть с большим количеством лошадей, не менее четырех, впряженных попарно, ездили очень богатые, сановитые люди. «…Весь в орденах, езжал-то вечно цугом…» — восторженно говорит Фамусов о важном вельможе Максиме Петровиче.

ГУСЕМ, то есть одна за другой (до пяти), запрягались лошади, как правило, за городом, на узкой зимней дороге, чтобы не увязнуть в сугробе. В рассказе Чехова «По делам службы» после метельной ночи «лошади, запряженные гусем, ожидали у крыльца с пяти часов утра»: к ним идут доктор и следователь в шубах и валенках. При запряжке цугом на одной из передних лошадей непременно сидел верхом ФОРЕЙТОР (в переводе с немецкого — передний всадник), в народном произношении ФАЛЕТОР, обычно мальчишка или же, как исключение, взрослый человек малого веса, чтобы не отягощать лошади. Обязанностью форейтора было управлять передней парой лошадей, которые служили направляющими для остальных.

Приближение почтового экипажа оповещал звон КОЛОКОЛЬЧИКА, прикрепленного под дугой коренника. У пристяжных лошадей, ходивших без дуги, к сбруе подвешивались БУБЕНЦЫ. Крупные бубенцы, издававшие глухой звук, назывались ГЛУХАРЯМИ. Звон колокольчиков и бубенцов многократно описан в старой литературе. Чацкий, вспоминая о своей поездке в Москву на почтовой тройке, говорит Софье: