Без мозгов - Иванова-Неверова Оксана - Страница 14

Когда он шмякнулся на площадку, Рубанова заорала, точно её грызли заживо. Под рюкзаком растекалось тёмное пятно. Лидочка затряслась, челюсть у неё клацнула, глаза закатились. Она, как зомби, дёргаясь и подтаскивая себя, взгромоздилась на подоконник и мешком перевалилась вниз.

Маринка взвизгнула, Конь захрипел. В один скачок он преодолел расстояние до окна и, не сомневаясь ни секунды, выбросился за Лидочкой. Максимум, что могло случиться после падения с такой высоты – перелом ноги. Но Рубанова не прыгала, она именно вывалилась нечеловеческим рывком. И теперь лежала на крыше, как тряпичная кукла. На чёрном фоне было особенно видно, какая она худенькая и бледная.

Миха сидел около Лидочки на коленях, зажав в ладонях её лицо.

– Свет, свет, свет, свет… – с надрывом повторял он и склонялся всё ниже, как безутешный рыцарь над погибшей невестой.

На секунду он повернулся ко мне. Не знаю, как и почему он выбрал меня, но я поймал его взгляд, полный боли и отчаяния. Конь плакал.

Маринка втянула воздух сквозь зубы и тоненько заскулила. Она лихорадочно ощупывала карманы в поисках телефона. Наконец она достала его и попыталась трясущимися пальцами набрать службу спасения.

– Сева, – она не попадала в цифры, – помоги, Сева…

И тут меня наконец расклинило. Я захлопнул рот, схватил тяжеленный старый занавес, в который сморкалась Рубанова, и… выпрыгнул из окна.

Дико. Это безусловно смотрелось дико. Я не удержал равновесие, наступил на какие-то лохмотья, в смысле бахрому, растянулся пузом на бархате и забился в мягких складках, порываясь встать. Потом, помогая себе криком, я встряхнул эту немыслимо увесистую тряпку и расправил её над Рубановой и Конём.

Всё. Я сделал всё, что мог. Я прислонился к стене под окном и, не мигая, слезящимися от холода глазами, смотрел на этот невероятный пейзаж: бордовый занавес на фоне серого неба. И под занавесом – тишина. Миха перестал качаться и выдавать плач Ярославны. Но по силуэту я видел, что он сгорбился ещё ниже, будто закрывая Лидочку от обстрела.

– Что… нам делать? – Рядом стояла Дёмина, на щеках у неё подсыхали дорожки от слёз.

Когда она успела спрыгнуть, я не заметил. Я тяжело вздохнул. Я понимал, что сейчас набегут взрослые, и мне придётся отвечать за свой танец с покрывалом. И городить что-то про формалин. И про учительницу, которая раздаёт его детям, а они потом прыгают из окон…

– Ты вызвала скорую? – спросил я.

Наверное, это нужно было сделать сразу. Но я чувствовал, что поступил правильно, как бы нелепо это ни звучало. Конь – своим человеческим сознанием, сколько там его осталось – хотел защитить Лидочку.

Занавес пришёл в движение. Из складок вылез Конь, заботливо укутал Рубанову и повернулся к нам:

– Вызывайте. Теперь можно. Она… Почти в порядке… По-вашему.

Он подхватил Лидочкин рюкзак и метнулся к пожарной лестнице. Движения его были нетвёрдыми, и я решил, что Миха подвернул ногу. Я слышал шум и голоса, старшеклассницы позвали кого-то из учителей.

– Там эта девочка. – Голоса перебивали друг друга. – Света какая-то. Выпрыгнула сама!

Рыжая макушка Коня пропала за краем крыши. Я рванул было за ним, но внезапно ойкнула Маринка. Оказалось, что я всё это время сжимал её ладонь и не замечал.

– Дёмина, – выдохнул я, – не болтай лишнего. Скажи, упала. Проследи, если сможешь, что с ней, куда её. Будь на связи!

Дёмина закивала и подтолкнула меня к пожарной лестнице. Я едва успел спуститься, как из-за угла появились директор и завуч, бегущие к пристройке.

Коня я догнал довольно быстро. Не только потому, что хорошо бегал. Миха временами плёлся, как потерянный, и один раз даже сел на колени прямо на тротуар. Не сразу, но я понял, что он пил из водосточной трубы, подставив под неё ладони.

Я в миллионный раз с ужасом подумал, что чуть не убил Юрика. Банка Рубановой раскололась, и это превратило Лидочку в ходячего мертвеца. Который, впрочем, недалеко уполз. Миха её как-то реанимировал, это понятно. То есть связь можно разорвать, если знать, как. Попробовать расколошматить банку Юрика при Коне? Но Юрик не Лидочка, захочет ли Миха его спасать? И второй вопрос – сможет ли. Вдруг это тоже какая-нибудь разовая опция…

Задумавшись, я чуть не потерял из виду Коня. Мы уже какое-то время шли по кварталу со старыми домами. Их строили для работников завода, который давно развалился. Завод снесли и возвели торговый центр, а дома так и стояли аварийными. Большинство жильцов отчаялись дождаться расселения и съехали сами, так что некоторые окна были заколочены. Родители строго-настрого запрещали нам болтаться в заводском районе по вечерам. Но Миха совершенно точно шёл знакомой тропой: в какой-то момент он уверенно пригнулся и нырнул в проём подвала.

Трусом я себя не считаю, но за Михой не полез. Я просто запомнил дом и решил, что вернусь сюда как-нибудь без Коня. Мне показалось, что во всём доме только одна квартира была жилая – как раз над окошками подвала. Если Михина семья живёт в доме под снос, то слухи о его финансовом положении сильно преувеличены. Но, может, квартира и подвал просто совпали. В любом случае, проникать в логово врага без подготовки я не собирался.

Для начала надо дождаться, чем закончится история с Рубановой. Если их биологический кружок кучкуется под домом… Ну, нет. Лидочка точно туда не сунулась бы. Даже с перепрошитым мышлением. Скорее всего, это тайная локация. Я развернулся и поспешил в обратном направлении.

По дороге позвонила Дёмина:

– У Лидочки всё хорошо, – затарахтела она. – Сотрясение мозга. Она по ходу обрадовалась, что придётся лежать и в школу не ходить.

– Глаза у неё какого цвета? – спросил я.

– Орлов, ты дурачок? Что ты пристал ко мне с её глазами?! Зелёные.

– Ты видела?

– Да мне без разницы. Ты сам сказал, что зелёные. Но раз тебя только это интересует, то пока, я домой поехала.

И Маринка отключилась. Значит, глаза она не видела. А я бы посмотрел.

Глава 15. Одной крови?

Я торопился домой. Мне уже не нравилась собственная идея спрятать банку с мозгами у соседки. Сегодня я убедился, что коннектятся они только в темноте, так что страх меня несколько отпустил. Во-первых, после коллективного вылета из окна, стало очевидно, что мозги привязываются к одному человеку и донора так запросто не меняют. Во-вторых, свет я мог контролировать. Элементарно не выключать на ночь настольную лампу в дополнение к ночнику – на случай, если одно из устройств перегорит.

А вот банка у соседки теперь представляла опасность. Кто его знает, как работает формалиновая связь. Вдруг мозги, которые я прячу, наконец поймут, что объект вне зоны доступа. И при первой удобной возможности заместят его Людмилой Михайловной – она-то про свет ничего не знает. Что будет с Юриком в момент разрыва – тоже неясно.

Банку было необходимо изъять, и как можно скорее. Так что я бросил рюкзак у порога и прошёл в зал прямо в кроссовках.

– Сева, ты? – из кухни позвала мама. – Что так поздно?

Бли-и-ин, я и забыл, что у неё методический день. Я в прыжке стащил кроссовки, запульнул их в свою комнату и обернулся.

– А ты чего в куртке? – мама вышла в коридор. – К Юре побежишь? Не греть пока обед?

– Да я это… не, к Юре нет. Растерялся просто. Хочу, да. То есть, грей, пожалуйста.

Мама повыражала лицом, но промолчала.

Обед – это тоже неплохо, думал я, наворачивая на вилку макароны. А за банкой я потом смотаюсь, если что, скажу – книга нужна.

Мама вдруг откашлялась:

– Людмила Михайловна приходила.

У меня изо рта выпал кусок курицы.

– Да, – сказала мама, проводив кусок глазами.

– О… – выдавил я. – О… она вернулась?

Мама наклонила голову. Села за стол напротив меня, встала и снова села.

– Сева. – Она положила руки на скатерть ладонями вверх, как и положено для доверительного диалога. – Ты можешь мне просто рассказать.

Ну что же, приехали. Только сейчас я увидел возле раковины, за маминой спиной, банку маринованных огурцов с характерной крышкой, – точно такие, с ягодными картинками, я забирал для Людмилы Михайловны из пункта доставки. Очевидно, соседка прибыла домой, пошла на балкон, открыла буфет, потянулась за баночкой кабачковой икры…