Хозяйка графских развалин (СИ) - Черная Мстислава - Страница 12

Сквозь сон я слышу тихие шаги. Кто-то крадётся к кровати?

Может, Гарет? Но его походка твёрже.

Вряд ли кто-то из близняшек.

Ведьма или Бетти?

Глава 9

Шаги доносятся сзади. Я лежу на боку. Если приоткрою глаза, то я ведь не выдам, что уже проснулась? Звук приглушённый, и у меня складывается впечатление, что за спиной кто-то бродит. Кем бы ни был незваный гость, подходить к постели он не торопится.

Я приоткрываю глаза.

Я ослепла?!

Мало мне проблем с памятью… С памятью, кстати, всё в порядке. В смысле, я помню вчерашний день, помню как очнулась от вылитой на меня ледяной воды, как, пройдя через зеркало, оказалась на побережье, как меня нашёл Гарет, как мы поженились. Ничего, что было до обморока, я не помню.

Проморгавшись, я понимаю, что зря я испугалась за глаза — просто в комнате очень темно. На язык просится “непривычно темно”, но, когда я пытаюсь вспомнить хоть что-то про привычки, висок простреливает болью.

За спиной шаги. Кто бы там ни бродил, угрозы я не чувствую.

— Кто здесь? — я приподнимаюсь на локте, оборачиваюсь.

В темноте я вижу только силуэт.

Резкое движение, словно гость не ожидал услышать мой голос и сейчас обернулся. Я всё ещё не могу рассмотреть визитёра. Я даже не могу понять, он это или она. Почему-то мне кажется, что это не Бетти. Она бы… не испугалась оклика?

Одеяло тяжёлое, и я выпутываюсь не сразу, фигура успевает попятиться и выскользнуть в будуар. Гнаться бессмысленно — я рискую напороться на угол мебели, но я, выставив руку, прохожу туда, где должен быть дверной проём. Створки, похоже, распахнуты…

Впереди вспыхивает голубое сияние. Призрачный свет очень тусклый, но его хватает, чтобы я успела понять, что ошиблась — я остановилась не перед будуаром, а уже проскочила его и стою в проёме, ведущим из будуара в кабинет. В глаза бросается рабочий стол, что-то округлое на нём, и свет гаснет, я оказываюсь в кромешном мраке.

На плечи наваливается холод — под одеялом я лежала в свадебном платье, без плаща.

Шагов я больше не слышу.

— Хей? — я чуть повышаю голос, прислушиваюсь.

И снова шаги.

— Звали, графиня? — в гостиной появляется золотая искорка. Её хватает, чтобы подсветить кончик лучины и лицо тётушки Хлои.

Мне зябко. Я обхватываю себя руками. В подсвеченном снизу лице служанки, выступающей из мрака, есть что-то жутковатое. Я с некоторым усилием удерживаю себя на месте — хочется сбежать и позвать на помощь, но это глупо. Если бы тётушка собиралась мне навредить, она бы навредила.

— Тётушка… Что ты делала сейчас в моей комнате?

По времени складывается идеально — она вышла в коридор и сразу же откликнулась. Иначе как она вообще оказалась в коридоре? Не сидела же она под дверью. За окном глубокая ночь, в это время люди спят.

— Графиня, я вошла, потому что мне послышалось, что вы зовёте…

Странно. Если бы она хотела скрыть, что была у меня, то зачем выдала себя? Если скрыть не хотела, то зачем этот манёвр с коридором?

— Нет, тётушка. Я проснулась и слышала, как ты ходишь рядом.

— Помилуйте, графиня. Я бы не осмелилась вас тревожить! Чай, сон приснился?

Я способна отличить сон от яви.

Неужели мне померещилось?

Продолжать настаивать, подозреваю, бесполезно. Тётушка будет стоять на своём. К тому жея не могу с абсолютной уверенностью утверждать, что за спиной бродила именно она, я же не видела.

— Тогда почему ты не спишь? Что ты делала в коридоре?

— Рассвет близится, я шла растапливать печь. Милостью графа мне позволено жить в хозяйском крыле, леди.

Звучит логично.

— Вот как…

— Графиня, замёрзнете же, — вздыхает служанка и впрямь как заботливая тётушка, только в отсветах лучины её взгляд мне снова кажется тяжёлым, колдовским.

— Должно быть, мне померещилось со сна, — я лгу. В том, что кто-то бродил по спальне, я уверена. — Тётушка, скажи, как рано обычно встёт граф?

— Не рано, графиня. Вы уж не мёрзнете, отдыхайте. Хотите, я вам горячего отвара принесу?

— Хочу.

Вряд ли я смогу уснуть. Сколько я уже проспала? Забылась я задолго до заката, а сейчас, если верить тётушке, уже близится рассвет.

Она кланяется и выходит, уносит искорку горящей лучины с собой.

Какое-то время я прислушиваюсь к воцарившейся тишине. Если по комнате бродила не тётушка Хлоя, то кто?

Холодно…

Я на ощупь пробираюсь в спальню. Широкая кровать занимает центральное место у дальней стены. По пути я всё-таки сбиваю то ли пуфик, то ли стул. Я дотягиваюсь до края кровати и поспешно забираюсь под одеяло.

Получается, что Дом не отапливают?

В смежную дверь раздаются два негромких удара. Я легко могу представить, как граф стучит костяшками пальцев.

— Даниэлла, всё в порядке? — раздаётся его голос. — Я слышал шум.

— Доброе утро, — откликаюсь я. — Я неловко встала и что-то уронила. Я вас разбудила, Гарет? Прошу прощение.

— Нет, я уже не спал. Не беспокойтесь.

Врёт?

Магическое сияние бледно-голубого света превращает кромешную тьму в густой сумрак, в котором я могу разобрать, что смежная дверь открыта, и в проёме возвышается Гарет. Может, я слышала его шаги? Я ведь лежала на боку спиной к смежной двери, и звук исходил от неё. Но зачем тогда Гарет прятался в коридоре?

Я отмечаю, что Гарет затянут в мундир. Либо он не спал, либо оделся меньше, чем за минуту, либо спал в одежде.

Раз уж он здесь…

— Кажется, я должна вам кое в чём признаться, Гарет.

Чем быстрее я расскажу про своё беспамятство, тем лучше. Я чувствую собственную уязвимость, и пульс начинает частить. Мне неловко признаваться в чём-то настолько личном. Но иначе нельзя.

А что если рыжуха причастна к моему беспамятству? Сомнительно, но исключать эту версию нельзя.

— Даниэлла? — Гарет останавливается.

— Я…, — надеюсь, посторонних ушей в спальне нет. — Признаться, я не хотела выходить замуж.

До сих пор я не задумывалась, что произошло в комнате, где я очнулась от порции ледяной воды в лицо. Возможно, именно в первых воспоминаниях есть ключ к разгадке, что со мной произошло, но…

Слишком много вопросов. Если думать обо всём, о чём нужно, мозги вскипят.

Я запинаюсь, подбирая слова, а муж, кажется, очень по-своему интерпретирует мою запинку.

Он отступает на шаг и в доверительном жесте поднимает руки. Гарет в перчатках. Не снимал не только мундир, но их?

— Даниэлла, пожалуйста, не беспокойтесь. Я понимаю, что вы не готовы к… супружеской близости, и не стану вас принуждать, сколько бы времени вам ни понадобилось.

Его обещание…

Звучит великодушно, но, не исключено, что кроме заботы обо мне за обещанием скрывается расчёт. Положение семьи бедственное. Тут бы насмерть не замёрзнуть или с голоду не помереть, а не о наследниках думать.

— Я не помню, что произошло утром. Я очнулась на полу в окружении людей, которых я не узнавала. Все вокруг называли меня Даниэллой и были уверены, что мой обморок как-то связан с моим нежеланием стать вашей супругой. Я не помню ничего, что было до обморока.

Нас прерывает тётушка Хлоя.

Её голос раздаётся из гостиной:

— Графиня? Ваш отвар.

— Тётушка, — зовёт Гарет и, не дожидаясь, когда она придёт, выходит ей навстречу.

Он возвращается без неё, зато с подносом. Гарет перехватил тётушку в гостиной? Я старалась говорить негромко, вряд ли она могла слышать моё признание из гостиной через кабинет и будуар.

Я выбираюсь из под одеяла, чтобы забрать отвар, и холод тотчас напоминает о себе.

Гарет ставит поднос на ближайшую тумбочку, подбирает с пола меховой плащ и набрасывает мне на плечи. Я невольно улыбаюсь заботе. Мы встречаемся взглядами, и Гарет отдёргивает руку. Он подаёт мне отвар и отсаживается на пуфик.

Я делаю глоток и продолжаю:

— То, что господин Пегкер мой отец, я поняла из разговора слуг. Его имя я услышала от вас. Своё имя, Даниэлла, я… не ощущаю своим. Его я тоже не помню, услышала от слуг.