Злой дух Ямбуя - Федосеев Григорий Анисимович - Страница 6

– Куда тропу мнете? – спросила она, вызывая меня на разговор.

– Идем к гольцу Ямбуй. Знаешь такой?

– Ямбуй? – удивилась старуха и, отступив на шаг, еще раз оглядела меня с головы до ног, будто перед ней стоял лючи, спятивший с ума.

– Случайно, вы не к Ямбую гоните стадо?

– Оборони бог! – Она протестующе замахала руками.

– К Ямбую у эвенков давно тропы нет.

– Почему?

– Ты что, не знаешь? Ямбуй – место шибко плохой! – Лицо ее, будто от боли, стянулось бесчисленными морщинками. – Люди пропали там!

– Люди пропали? – невольно удивился я. Откуда бы им знать о пропавших геодезистах? – Кто тебе говорил об этом?

– Сама знаю. Три листопада или больше назад близко голец девка потерялась. Пошла от стоянки на озеро уток стрелять и не вернулась. Долго искали – не нашли. Без следа потерялась. Потом, две зимы, что ли, назад, мужик, шибко хороший охотник, пошел на Ямбуй сокжой (*Сокжой – дикий северный олень) промышлять и тоже пропал.

– Куда же они девались, как ты думаешь?

– Мой старик Карарбах говорит, будто там, на гольце Ямбуя живет злой дух. Он не любит, когда близко к горе приходят люди, беспокоят его своими делами.

– А ты веришь в духов? – спросил я. Она посмотрела на меня долгим, чуть насмешливым взглядом.

– На свете много чего есть, даже самый мудрый не все знает… Я, может, не стану верить в духов, если ты скажешь, куда могут деваться люди, пропасть без следа… Не знаешь?.. А я знаю – только к Харги! – закончила она убежденно, и у нее нервно задергались уголки рта.

– У нас на Ямбуе в этом году тоже пропали два человека: один весною, а второй недавно.

– Лючи? – удивилась она.

– Да, русские.

Лангара поражена не меньше меня. Задумывается. Потом шепчет:

– Видишь, духи шибко гневаются: сколько людей брали – и все мало. Ты искать будешь?

– Да. Мы должны найти их хотя бы даже мертвыми.

– Скажи, какой дурной проводник таскал твой люди на Ямбуй, в это худое место?!

– Маймаканские каюры.

– А-а, маймаканские могли не знать, что на Ямбуе стоит чум Харги. От них эта гора далеко.

– А вы хорошо искали пропавших?

– Как искать будешь, если нет следа?

– Вот уж зря свалили на злого духа. Надо было узнать, почему погибли люди.

– И ты не ходи к Ямбую – пропадешь! – говорит она, пронизывая меня умными глазами.

Ну и дела! Я, кажется, готов поверить, что на этом далеком гольце, у границы Алданского нагорья, действительно властвует злой дух Харги. Но в образе кого? На двух или на четырех ногах?

Лангара, вплотную приблизившись ко мне, пытается отговорить меня.

– Послушай, кто пропал на Ямбуе, ты даже следа их не найдешь, да и зачем тебе мертвый? Не ходи. Зачем напрасно тропу топтать? Лучше пойдем с нами вершину Худоркана, дикий баран добудем, мясо жирное кушать будем. Э-э, какой это мясо! – Она сладко причмокнула пустым ртом. – Ел?

– Много раз ел, Лангара. Хорошее мясо. Но спасибо за приглашение. Ты мне сейчас такую задачу задала – не до баранов. Скоро к Ямбую еще наши люди придут, как бы и с ними чего не случилось. Надо торопиться туда.

– Не хочешь?.. Подумай, атыркан (*Атыркан – старуха) хорошо тебе толмачит. Когда в потках нет мяса, невесело кочевать по тайге. – И она, видимо вспомнив о вечерних своих обязанностях на стоянке, отошла от костра, но вдруг вернулась, ткнула мне в грудь разлохмаченным концом посоха.

– Думаешь, ты сильнее Харги?

– Человек сильнее всего.

– Пустая думка! – бросила она с досадой и торопливыми шагами ушла к чуму.

Кто-то осторожно подкрадывается ко мне сзади. Это Биты.к, окруженный детворою всего стойбища. Он не сводит с меня глаз, шагает неслышно, поднимая высоко ноги. В руках у него небольшой, красиво изогнутый лук из тяжелого лиственничного дерева. Тонкая жильная тетива одним концом наглухо прикреплена к луку, другой же конец свободен, чтобы не держать дерево в постоянной напряженности.

У одного, видимо, самого старшего из ребят, дочерна смуглого парнишки, я увидел в руках стрелы, довольно-таки длинные, тоже из лиственничного, прямослойного дерева, с железными наконечниками. Они тщательно отделаны и гладко отполированы – от этого, должно быть, зависела их меткость.

На виду у затаившейся детворы Битык высовывается вперед, но колеблется. Черные глазенки лукаво искрятся, подбородок дрожит, он явно не в силах преодолеть страх. Не знаю, что ему надо, ободряю его улыбкой. Парнишка как будто смелеет, пытается тоже улыбнуться. Его взгляд опять приковывает рукоятка моего ножа. Заглядевшись на нее, он шагнул вперед, неожиданно ногою зацепился за кочку и, смешно подпрыгнув, падает на землю вместе с луком. Раздается взрыв детского смеха. Я тоже смеюсь.

А Битык уже на ногах. Плотно сжав губы, мальчишка подходит ко мне твердой походкой, но не ближе чем на два шага, протягивает лук, а головой кивает в сторону, где лежат наши вьюки.

Я смотрю туда и ничего не понимаю. Зову проводника.

– Долбачи, спроси у Битыка, что он хочет?

На лице старика появляется многозначительная улыбка.

– Ему нравится твой карабин, – говорит Долбачи. – Он хочет менять его на свой лук.

Смотрю на парнишку в недоумении: шутит он или серьезно хочет обменять свой лук на мой карабин? Битык тоже не сводит с меня взгляда, ждет ответа, стоит убежденный, что этим обменом делает мне одолжение. А я не знаю, как отказать ему, чтобы не обидеть и не унизить себя в глазах детворы.

Они ждут, что будет дальше.

Выручает меня сам Битык. Повернувшись к ребятам, он передает одному из них лук, берет топор и, полный независимости, шагает мимо своих сверстников прямо в темноту.

Кто-то бросает в костер охапку сушняка, и сноп яркого пламени вырывает из мрака стволы белесых пихт. Мальчик подходит к самой толстой из них, топором делает широкий протес и на нем рисует что-то вроде зайца. Затем делает еще один протес, повыше первого, в середине его рисует точку.

Что он затевает?..

Вся детвора повернулась ко мне и замерла в ожидании, еще не зная, что я в ответ предприму. На их бронзовых лицах, в подвижных глазках торжество, смешанное с лукавством. Несомненно, Битык придумал какую-то хитрость, чтобы завладеть моим карабином.

Представляю, сколько будет у них радости, крику и писку, если Битык подстроит мне какую-то ловушку и я попадусь в нее.

Он подходит к Долбачи, осмелевший, сияющий, и что-то торопливо и долго объясняет ему.

– Битык говорит, что ты напрасно не меняешься с ним, – поясняет мне Долбачи. – Мальчишка хочет показать тебе, что его лук стреляет лучше твоего ружья. Ты будешь первым пускать пулю в пятно на дереве, потом он пустит стрелу в зайца. Понял?

Я утвердительно киваю. Беру в руки карабин. Детвора сбивается пестрой стайкой.

Битык просит Долбачи натянуть на лук свободный конец тетивы, это еще не под силу мальчишке. Затем он отбирает из пяти стрел одну. Долго рассматривает ее, проверяет на глаз, выгибает на прочность.

Мне никогда не приходилось участвовать в таком состязании, но я не раз восхищался уменьем детей кочевников пускать стрелы. Что говорить – мастера! Битык уверенно готовится к состязанию – он явно опытный противник. И хотя на моей стороне все преимущества, мальчишка надеется выйти победителем.

Наконец-то все готово. Женщины бросили работу, собрались у костра. Весело переговариваются. Все, конечно, на стороне Битыка. Я же был рад, что таким образом мне удастся сблизиться с этой чумазой детворой и в душе благодарил Битыка за то, что он затеял такую игру. Я действительно был убежден, что это всего лишь игра, рассчитанная не больше как на потеху.

Парнишка заметно волнуется. Глазенки быстрые, как у мыши. Окончательно осмелев, он берет меня за руку, уводит к противоположному краю поляны, примерно на пятьдесят метров от мишени, и предлагает стрелять. Я решаю промазать и этим доставить удовольствие детворе. Прикладываю ложе карабина к плечу, долго целюсь, испытывая терпение присутствующих, затем подвожу мушку повыше пятна на дереве, и хлесткий выстрел лениво расползся по глухим закоулкам уснувшего леса.