Ручей (СИ) - Пяткина Мари - Страница 25

Но телефон зазвонил ещё раз. Наверное, ручейный оператор Ирэна забыла дать какие-то инструкции.

— Да?

— Светлана, это я, — сказала Марья Ивановна, звонившая от инженера по ТБ. — Тут нечто случилось… Только не нервничай…

Говорила куратор тихо, и такое вступление хорошего не предвещало. Когда тебе говорят «только не нервничай», считай, что получил прямую команду психовать и метаться.

— Что?!

— Соцопека и судебный исполнитель пришли с документами, сидят в главном офисе, тебя ждут. Твой мудак отсудил дочку. Мол, карантин, фауна, опасность для жизни ребёнка. Ты не волнуйся, наши адвокаты уже подали на апелляцию, добьёмся, чтобы дочь тебе вернули! Слышишь?

Она ещё что-то говорила, но Лана уже не понимала ни черта из льющегося потока слов.

— Я. Никуда. Не пойду!!! — сказала она, швырнула трубку и выдернула шнур.

Бессмысленно, всё бессмысленно! Если общество защиты ничерта не может, для чего оно вообще? Зачем Лана всё это затеяла? Сидела бы дома тихо, как мышь под веником, порой замазывая синяк-другой, постепенно привыкла бы. Её переполняло неправильное и нелогичное чувство обиды на весь белый свет, в том числе на кураторшу, поманившую свободой и закрывшую окошко. С другой стороны, кто и чем Лане обязан, разве не человек — кузнец собственного счастья? Что ей мешало сразу угостить Павора его собственным лекарством — взять бюстик Сократа с полочки, да обеспечить ему сотрясение? Либо собрать достаточно ненависти и денег, продать цацки и, в конце концов, нанять бандитов, чтоб Павору проломили голову. Она представила труп Павора с проломленным черепом и ненадолго утешилась кровавой и мстительной мечтой. Однако для такого требовалось иметь какие-то социальные связи и криминальные подвязки, которых не было. Мечта увяла, как гибискус, цветок-однодневка.

Пришёл зверь, стал цокать, трогать носом и тыкаться лбом, Лана вытерла слёзы и взяла на руки того единственного, кто в самом деле её защитил. Стала гладить и целовать длинную морду. Она представила труп Павора с выеденным лицом и снова утешилась — это было ближе и возможнее. Осуществимее… Взять Серого в изолированный мешок, забрать в «большой мир» и сдаться на милость Павора, чтобы затем…

Увы, зверь не высидит достаточно тихо и долго для того, чтоб остаться с Павором в доме тет-а-тет. Теперь все знают, что такое мозгоед. Его изымут где-то по дороге между Обществом и домом Павора, а то и уничтожат. Нет, немыслимо, недопустимо…

— Мама!

Капелька проснулась и позвала.

— Кушать хочу!

— Привет, малышка, привет, моя радость. Иди поешь…

На сегодня еда, допустим, имелась. Можно насинтезировать и наготовить впрок, на завтра-послезавтра, но что потом, когда отключат точку? Электричество попросту пропадёт. Вся обеспечивающая жизнедеятельность техника, которой была напихана станция, станет никчемным мёртвым хламом. Еды не останется, как и света, не будет и защитного забора. Положим, у неё есть зверёк, он сможет отбиться от небольшой и средней фауны, но этого совершенно недостаточно.

Нужно смотреть правде в лицо — Лана не приспособлена к жизни в диком мире. Выхода нет, надо возвращаться, пока точка работает, отдавать дочку судебным исполнителям, точнее, бывшему мужу, придётся расстаться с ней, потому что Лана не вернётся к Паору ни живой, ни мёртвой. Затем предстоит долго и мучительно судиться, доказывая, что Лана невинная жертва и хорошая мать, способная воспитывать ребёнка без супруга-упыря. Ей некуда было податься кроме бесполезного и бессмысленного Общества, ведь даже родная тётка выступила в защиту Павора.

Вот что случается, когда между тобой и Вечностью никого не больше нет.

Первым насторожился зверь. Перестал тыкаться носом в лицо и ласкаться в попытках утешить, поднял уши, навострил отростки, повернул длинную тонкую морду к выходу и весь напрягся. Костистый игольчатый хребет встал дыбом от холки до хвоста.

— Что там? — спросила Серого Лана, а затем услышала звук мотора.

Рёв становился всё громче, достиг своего пика и затих. Со стороны леса пожаловали некие гости, и уж явно не служба опеки. А уж два сигнала гудка прозвучало вообще как издевательство.

Мрачнее тучи Лана открыла замок, за ним бесполезное нововведение, щеколду, и вышла во двор с встопорщенным мозгоедом, зажатым подмышкой. Потому что на конспирацию ей стало плевать.

В десяти метрах от забора, в аккурат на месте «кладбища диких животных» стоял навороченный электрокар-внедорожник, чёрный и блестящий. Об него вальяжно облокотился липовый пожарный инспектор, теперь одетый отнюдь не вычурно, а в соответствии с обстановкой: защитный комбез, в отличие от стандартных ручейных не алый, покрытый наклейками, а цвета солёных оливок в баночке, Лана даже не знала, что такие выпускают. Вместо прежних туфель из кожи рептилии обут он был в надёжные высокие берцы, за плечом на ремне висело большое оружие. Слетела вся напускная мишура, теперь человек был в своём натуральном и естественном виде лесного двуногого хищника. Из прежней амуниции остались только янтари в ушах да на шее.

В одной руке он держал бутылку текилы, в другой — торт в круглой яркой коробке. Это всё он поднял и повертел в разные стороны, очевидно, для демонстрации мирных намерений. Более нелепого зрелища за оградой невозможно было вообразить и Лана фыркнула. Ещё неделю назад она не поверила бы, что такое априори возможно.

— Торт, торт! — в восторге закричала Капелька, просочившаяся следом.

Игнорируя протесты, Лана запихнула дочь назад, в станцию, и заперла дверь.

— Чего тебе? — спросила она, подойдя к ограде.

Чёрные глаза отлипли от её лица, скользнули к встопорщенному, суровому Серому подмышкой, вновь вернулись к Лане и человек широко улыбнулся. Кажется, его стоматолог был лучшим в области и мастером своего ремесла.

— Красавец! — он кивнул на Серого и подмигнул. — Придержи свою скотинку, мать. Надо поговорить.

— О чём нам говорить? — хмуро спросила Лана.

— Ну хотя бы о том, что станцию закрывают, а муженёк-то своего добился. Что, отдашь кровинушку да утрёшься?

— Что ты предлагаешь?

— Для начала выпьем и перетрём. Casa San Matias, семь лет выдержки, м-м-м, язык проглотишь!

— Почему я должна тебя слушать? — мрачно осведомилась Лана. — Я тебя знать не знаю.

— Потому что больше тебе никто не поможет, а тут, глядишь, договоримся. Тебя звать Светланой, меня Алексеем. Смотри, уже и знаешь, ну? Давай, открывай свою богадельню.

Лана немного подумала и пошла отключать ограду. Что ещё оставалось делать?

Глава 26. Мария

***

— Что вы хотите ОТ МЕНЯ? — сказала она, пожалуй, несколько более раздражённо, чем было прилично.

Мария прекрасно понимала: этот раунд проигран. Сейчас она просто тянула время в расчёте на то, что Светлана опомнится, отправит мозгоеда восвояси и явится сама, не ухудшая собственного, и без того скверного положения.

— Ещё раз повторяю: доступа на вашу энергостанцию, — сказала судебная исполнительница. — В районе объявлен карантин, что там за фауна — никому не известно, а ваша подопечная и в самом деле не в себе, раз не собирается её покидать. Нулевая точка будет отключена, ОТКЛЮЧЕНА, понимаете? Она с ребенком остаётся в изоляции. Это уже не просто «опасность для жизни», а прямое убийство и самоубийство. Вашему обществу нужен такой скандал?

Ни знакомая по прошлому визиту сотрудница социальной службы, ни исполнительница, огромная, страдающая ожирением бабища чуть помладше самой Марии, ни соплячка-полицейская, совсем молодая, невероятно нахальная особа, не проявляли и малейшего сочувствия. Мария не могла их заставить покинуть территорию общества и ждать Светлану за оградой.

— Эта женщина подвергалась домашнему насилию, то, что вы делаете — прямое нарушение базовых прав человека, — угрюмо сказала Мария.

— Вы можете оспорить в суде, — равнодушно сказала полицейская, пережёвывая жевательную резинку. — Все документы вам предоставлены.