Под флаг адмирала Макарова (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 26

— Попадем, ваше высокопревосходительство, обязательно попадем, не в море же снаряды разбрасываем. Японцы ведь низкорослые люди, физически куда слабее наших матросов — рыбу и рис едят, а какая с них сила. Вот и средним калибром стрелять стали реже — снаряд чуть ли не три пуда, да заряд к нему — устали, они, загнаны как лошади.

— Тогда почему из боя не выходят, упрямо сражаются⁈

— Так вечереет, а результата нет — потерь нам не нанесли, к тому же мы подкрепление получили — силы равные теперь. Корабли можно построить и моряков набрать, но из них флот сразу не сделаешь — так говорят англичане. У нас флот Петром Великим создан, славных побед много, а у них совсем недавно появился. А опыт войны только с китайцами — сошлись две стаи макак, выяснили кто самый сильный обезьян…

В голосе Эбергарда просквозило презрение, вот это излишне — не стоит недооценивать врага, пусть и азиатов. И голос адмирала стал чуть жестче, выволочку можно сделать и одной интонацией.

— Японцы умело маневрируют, Андрей Августович, и стреляют очень метко. Учтите, их корабли строили в Англии, учили этих, как вы выразились, макак, добротно, а Королевский Флот славится этим. Опасный противник, я это понял, так что не стоит его недооценивать.

Алексеев специально поднял голос, чтобы его могли услышать офицеры. К тому же никогда не следует пренебрежительно относится к противнику, даже если он откровенно слаб — награды не получишь, не дадут. наоборот, чтобы подчеркнуть значимость нужно всячески превозносить поверженного врага, как это делал Петр Великий, поднявший кубок за своих «учителей» шведов после Полтавской баталии.

— Полностью согласен с вашим высокопревосходительством — стойкий противник, но дистанцию держат, хотя имеют превосходство в скорости, — Эбергард вроде бы как согласился с его правотой. Но оставил последнее слово за собой, отойдя на противоположную сторону боевой рубки, чтобы посмотреть, как идет бой между крейсерскими отрядами.

Алексеев снова посмотрел на японскую эскадру — бой десяти русских кораблей против двенадцати японских шел на равных, несмотря на численный перевес врага. И был оглушен, громкими радостными криками.

— Так ему! Ура!

— Есть! Завалили зверя, как есть завалили!

Эбергард сдержал обуревавшие его чувства и ликованию не предался, доложил коротко и по существу адмиралу.

— А ведь Иессен хорошую трепку устроил неприятелю, два неприятельских крейсера горят и отползают. Теперь Карлу Петровичу их добивать нужно — нельзя упускать раненного зверя.

Происходящее Алексеева заинтересовало, он сам отошел к противоположной стороне рубки, посмотрел в амбразуру, и несмотря, что крейсера отошли далеко к весту, разглядел главное. Японцы отходили к югу, попустив русские транспорты — в расползающемся над водою дыме было трудно разглядеть общую картину схватки. Но и того, что Евгений Иванович разглядел, хватило для отдачи приказа:

— Крейсерам Иессена энергично атаковать неприятеля с короткой дистанции! Уничтожить корабли противника!

Теперь на душе стало намного спокойнее — если главные силы японцев вели бой на равных, то небольшие японские крейсера сражения не вынесли. Да и немудрено — четыре вражеских крейсера схлестнулись с тремя «богинями», каждая из которых была вдвое больше по водоизмещению. А попадание шестидюймовых снарядов в корабль водоизмещением меньше трех тысяч тонн может быть фатальным — с короткой дистанции скосы броневой палубы легко пробиваются бронебойными снарядами.

Вирен же буквально избивал своего противника — хотя бой шел четыре на четыре, японцы противостоять русским не могли. Слишком очевиден был перевес в силах — крейсера «шеститысячники», все зарубежной постройки, не оставляли неприятелю шансов. Японцам нужно было выходить из боя, который грозил избиением, вот только как это сделать, если два крейсера из восьми серьезно пострадали.

— Отряд Камимуры начал поворот «все вдруг», — Эбергард как всегда был хладнокровен, и наместник опомнился, вспомнил о сражении. Перешел на противоположную сторону и сразу понял, что неприятель решил бросить на спасение своих избиваемых крейсеров. Вот теперь Иессену придется плохо — ход боя изменится в противоположную сторону, и теперь будет избиение уже русских отрядов, и, возможно, транспортов. Нужно немедленно принимать действенные контрмеры…

Эти три русских броненосца, несмотря на то что являлись «пожирателями угля», были самым опасным противником для японских броненосных крейсеров, броня которых не защищала от попаданий десятидюймовых снарядов…

Глава 35

— Придется умирать, раз ничего другого нам не остается! Но торопиться на дно не будем, вначале попробуем подраться!

Леонид Федорович с мостика своего «Дмитрия Донского» внимательно всматривался в приближающиеся броненосные крейсера неприятеля, в которых сигнальщики уже опознали «Ивате» и «Асаму». Четыре других корабля Камимуры отставали, им резала курс эскадра Старка из трех «пересветов» и «Рюрика». Адмирал проглядел поворот вражеской эскадры, и лишь сейчас вышел из главной колонны и пошел на сходящихся курсах. А так как русские корабли шли по внутренней окружности, а японцы по внешней, можно было надеяться, что до транспортов враг не доберется. И эскадренный бой продолжится, но уже в равных силах — четыре на четыре.

А вот ему через десять минут придется плохо, ход в 11 узлов все, что могут выдать «Джигит» и «Саратов» вместе с «213» миноносцем — тот вообще еле ползет и отвалил в сторону в надежде, что противник его не заметит. Не повезло — авизо и два больших вражеских миноносца, «150-ти тонные», отделились от главного отряда и устремились к столь легкой добыче.

— Зря он это сделал, Леонид Федорович, помочь ему мы сейчас не в состоянии, — рядом встал исполняющий обязанности старшего офицера лейтенант Блохин, который помогал при переговорах с португальским шкипером в Суэце, и тот пройдоха все же таранил «Касугу».

— Передайте на «Джигит» — «защитить миноносец»!

Добротворский выкрикнул приказ сигнальщику — старый клипер нужно было держать как можно дальше от боевой линии, один восьмидюймовый снаряд и эта древняя лохань отправится на дно.

— Зря, не спорю, Константин Платонович. Но у нас есть «Джигит», а на нем две шестидюймовые пушки, пусть и старые, а еще парочка девятифунтовых орудий. Но если один снаряд в шесть дюймов попадет в небронированное авизо, то уже ему придется плохо.

— У неприятеля две 120 мм пушки на баке и юте, да три трехдюймовки — просто засыплет снарядами, наш «горец» ведь не бронирован.

— А кому сейчас легко, — повторил присказку вечно хворавшего адмирала Вирениуса командир «Донского», пытаясь реально оценить шансы в предстоящем столкновении. Его крейсер и обе канонерские лодки имели броневой пояс по ватерлинии, и могли выдержать обстрел шестидюймовыми пушками, но у противника восемь 203 мм орудий в башнях, а они убийственные для небольших русских кораблей. По уму «Грозящий» и «Храбрый» должны держаться подальше от схватки, но на первом 229 мм пушка, а на втором два новых восьмидюймовых ствола в 45 калибров — а эти три установки уже опасны даже для вражеских броненосных крейсеров. Так что шансы есть, все же двое не шестеро, к тому же продержаться нужно немного, не больше четверти часа. Леонид Федорович еще раз посмотрел в сторону схватки, где сцепились между собой крейсера.

— А ведь тонет супостат, как есть тонет!

Только и ахнул Добротворский, разглядев, что там твориться. Маленький японский крейсер потерял ход, садился кормой. А его без всякого милосердия «охаживала» из всех стволов «богиня охоты». Два других крейсера уже бросились в погоню за тремя беглецами, вот только хода им не хватало с первого дня эксплуатации, а сейчас и подавно. Вряд ли догонят, лучше бы сюда шли, видимо, увлекся контр-адмирал Иессен, и ничего не видит. Зато Вирен разглядел — дымя всеми четырьмя трубами, к ним на помощь шел «Баян», единственный быстроходный броненосный крейсер.