Предать нельзя любить - Коваль Лина - Страница 10

– Он не поделился со мной, как обычно. Но голос странный. Может, приболел? – предполагает секретарь.

– Возможно, – пожимаю плечами и припоминаю вчерашние таблетки на столе, плюсом непривычную бледность на безупречном лице.

Завершаю работу с папками, состоящими из различных судебных справок и документов. А позднее отправляюсь на прием к нотариусу.

На обратном пути попадаю в дикую пробку и, как только высаживаюсь из маршрутного автобуса, замечаю слабую вибрацию в сумке. Пока разыскиваю телефон среди беспорядка, который, как правило, ношу с собой, ответить не успеваю.

Ого, десять пропущенных с незнакомого номера.

Перезваниваю и лечу сломя голову в сторону офиса.

– Арина, – слышу в трубке зловещий голос. – Где ты?!

Тут же угадываю своего босса и замедляю шаг, пытаясь отдышаться.

– Иду в офис.

– Где документы Шацкой? – узнаёт нетерпеливо.

– У меня с собой.

– Срочно бери такси и вези их мне. Где тебя носит? Мы тебя потеряли.

– Извините, пожалуйста, – начинаю тараторить, – сначала я долго искала кабинет нотариуса, потом…

– Арина, – хрипло рычит в трубку начальник. – Быстрее. Адрес отправлю.

– Ладно, – соглашаюсь, убирая телефон от уха.

Послушно вызываю такси. Назвав адрес из сообщения, отдаю водителю почти пятьсот рублей.

Пока на этой работе я больше трачу, чем получаю и это начинает меня напрягать, так как мой единственный доход – вечеринки в караоке. Там я показываться пока не могу. Соответственно, деньги скоро закончатся.

Выкарабкавшись из автомобиля, поправляю юбку и с интересом оглядываю дом.

Он не новомодный. Наоборот, четырёхэтажный, старой постройки, с глухим двором и проездными арками. По-моему, такие называют сталинками. Проникаю в указанный в сообщении третий подъезд и пешком поднимаюсь на третий этаж.

Дверь тридцать третьей квартиры резонирует с общим антуражем своей дороговизной и эстетичностью.

Прижимая к груди папку с документами Яны Альбертовны, налегаю на звонок. Треск замка слышится практически сразу.

– Приехала? – говорит Арсений Рудольфович. Безразлично отворачивается и уходит в коридор, пол которого отделан серым мрамором. – Проходи.

Прикрыв дверь, скидываю ненавистные шпильки и немного размяв ступни, шагаю за Долинским.

Разглядываю широкую спину в тонкой серой футболке. Взгляд соскальзывает к стройным ногам в черных спортивных брюках.

Вообще, непривычно лицезреть его без выглаженной рубашки и стандартного костюма-тройки. Он будто моложе и… проще что ли.

– Кидай сюда, – приказывает, усаживаясь в кресло, рядом с которым располагается низкий журнальный столик, заваленный документами и заставленный пустыми чашками из-под кофе.

– Как вы себя чувствуете? – спрашиваю, аккуратно уложив папку и скромно озираясь по сторонам.

Затем перемещаю взгляд на Арсения. Подмечаю еще более бледный тон кожи, чем вчера. А еще растрёпанные волосы, которые обычно уложены в симпатичную прическу.

Этот факт отчего-то улыбает, но я тут же быстро прихожу в себя и неуклюже откашливаюсь.

– Нормально себя чувствую, – отвечает деловито, вскрывая папку.

– А по виду так и не скажешь, – пожимаю плечами. Подхожу к импровизированному камину, чтобы рассмотреть интересные старинные часы и статуэтки. – Я еще вчера заметила, что вы заболеваете.

– Если ты такой же врач, как и юрист, то избавь меня от окончательного диагноза, – грубовато отзывается, не поднимая глаз.

Безразлично фыркаю в ответ.

Хамло юридическое обыкновенное. Не проживет и дня спокойно, если не нахамит мне.

– Оставляй документы и можешь быть свободна, – произносит Арсений Рудольфович отстраненно.

Еще раз изучаю спутанные волосы цвета пшеницы, тусклую кожу, на которой особо отчетливо выделяются ярко-красные пятна на скулах.

– Чем вы лечитесь? – спрашиваю, подступая ближе. – Я вчера заметила лекарства у вас на столе.

– Ты такая внимательная, – ухмыляется он и с заинтересованностью посматривает в мою сторону.

– Нет, – швыряю в него беглый взгляд. Снова возвращаю своё внимание антиквариату на полке. – Это неправда. Я не внимательная.

– Это был сарказм, – задумчиво чешет подбородок мужчина.

– Я поняла, я не глупая, – киваю и вздыхаю. – Так чем вы лечитесь, Арсений Рудольфович?!

Глава 11. Арина.

Стараюсь не замечать долгого изучающего взгляда, от которого спина становится липкой.

– Можешь быть свободна, Арина, – слышу невозможно усталый голос.

– Почему вы всегда такой злой? – покачав головой, тихо произношу. – Будто о вас никто не заботился никогда.

Прикусываю язык. Сама в шоке от своей наглости и абсолютной потери субординации. Другая обстановка и одежда делают моего начальника менее влиятельным, что ли. Сейчас он выглядит обычным человеком, которому хреново.

– Забота – слишком дорогая валюта, – погрузившись в документы, на автомате произносит Арсений Рудольфович. – Нужно четко понимать, от кого ты ее принимаешь и что в итоге придется за нее отдать.

– Фи, – отзываюсь вяло. – Кто вам сказал подобное?! Я вот постоянно забочусь о своих питомцах. У меня их три. Две собаки и кошка. Было бы странно переводить одно из самых примитивных проявлений человечности в бездушный денежный эквивалент, не находите?

Взгляд вдруг становится таким, будто я порядком его утомила.

– Ты еще совсем зелёная. Не видишь реальности.

– И какая она, ваша реальность? – спрашиваю дерзко, без спроса усаживаясь в кресло. – Вот так болеть одному?! За бумажками?!

– Ты забываешься, Плевако, – гасит мою бесцеремонность гипнотическим взглядом.

Легко пожимаю плечами. Его холодность и напыщенность ни капли меня не смущают. Мы ведь не в суде, а это значит, что на равных.

Почти.

Я – это я. При любых обстоятельствах.

– У вас красивая квартира, – решаю поговорить на отвлеченные темы. – И очень много модных вещиц типа той картины в нашем офисе.

Вовремя прикусываю язык. Статуэтки, конечно, дорогие. Но безвкусные и уж точно не несут в себе какого-то глубокого смысла.

– И почему мне кажется, что это не комплимент? – иронично произносит Дракула. Оставляет бумаги и устраивается в кресле поудобнее, будто его заинтересовал диалог со мной. – Я ведь помню твою нелестную оценку той картины.

– В ней нет души, – замечаю, аккуратно подбирая ноги под себя. Ненавижу эту юбку. Пытаюсь прикрыть колени. – А цена заставляет задуматься об адекватности того, кто вам ее подарил.

Арсений хрипло смеется и растирает веки пальцами. В светло-синих глазах мелькает что-то вроде одобрения.

– Поясни, – просит снисходительно.

– Когда… – вздыхаю и мотаю головой. – Нет, если у меня имеются свободные деньги, я сразу же отправляю их на счет одного приюта для животных. Его открыли двое моих знакомых. Так вот, стоимость живописи, которую вы разместили над чашками с сахарницей, это бюджет такого приюта примерно на полгода. Абсолютно дурацкая трата денег, которые могли бы пригодиться.

– Надеюсь, ты не будешь вспоминать про детей в Африке или про морских китов с их убывающей популяцией?!

– Нет, – давлю смешок. – Об этом не буду.

– И почему же? Они тоже недоедают, вообще-то, – разводит руками.

– Всё просто, Арсений Рудольфович. Я чувствую ответственность только за тех, кто меня окружает. Невозможно помочь всему миру, он слишком огромный. Но мы можем взять на себя заботу о тех, кто в зоне досягаемости.

– Логично, – кивает он и откидывает голову на спинку кресла. Болезненно дышит.

Тело чуть съезжает с кресла, приковывая к себе внимание.

– Чем вы лечитесь? – спрашиваю в третий раз, разглядывая мощный кадык.

– Каким-то порошком, который нашел в офисе, – отвечает тихо.

– А где у вас аптечка?! – озираюсь.

– У меня нет аптечки, Арина. Я никогда не болею.

Закатываю глаза.

– Как Питер Пэн? – спрашиваю с легкой улыбкой.

– Не дерзи, – произносит глухо.