Миллениум (СИ) - "Swfan" - Страница 16

Детство, да… После этого вся жизнь Меру превратилась в череду воспоминаний. Дни напролёт сидел он в своей лачуге и повторял имена своих давних друзей. Ирун. Нар… Неру… Мать… Отец… Иной раз он говорил об этом; иной раз, у него даже были слушатели. Обыкновенно, роль последних исполнял мальчишка по имени Лунар. Он и его мать жили неподалёку от Меру, и женщина однажды принесла ему, своему соседу, ягодный пирог.

— Старик Мер, расскажите ещё историю, — просил его мальчик, и Меру говорил.

Он и сам не заметил, когда жители деревни стали называть его «старик Мер». Это произошло внезапно. Сперва он удивлялся, а затем посмотрел на свои волосы и понял, что последние уже не были чёрными. В них появились белые локоны. Медленно, но верно его забирала старость.

Дни становились короче. Ночи — длиннее. Всё глубже погружался он в свои воспоминания. Рассказывал сказки. Именно так: сказки. Ведь никто не верил россказням безумного старца, который говорит сам с собой.

И пускай, думал Меру, пускай всё это будут сказки…

Глава 23

Все

В один момент Меру перестал различать реальность, свои рассказы и свои сновидения. Все они сливались воедино. Иной раз он разговаривал, даже когда никого не было рядом, иной раз бродил на опушке леса, сам не зная, зачем и почему, а затем вдруг просыпался и понимал, что это был сон, и что всё это время он находился в своей кровати. Всё сильнее его заволакивала дрёма. В один момент мальчик, Лунар, уже не просто слушал его истории, но помогал ему по хозяйству, — когда у него не было дел у себя дома, разумеется. Его мать всё чаще стала навещать Меру и справляться о его самочувствии. Он же говорил, что всё нормально, и что чувствует он себя прекрасно…

Всё это превратилось в рутину. Рутину, о которой Меру временами забывал.

Однажды он понял, что что-то было не так. Меру осмотрелся, проверил дом, посмотрел под кроватью и снова свалился на стул, на котором просидел долгое время, глядя в пустоту. Он уже было хотел спросил Лунара, что же такое позабыл, как вдруг понял, что мальчика не было рядом. Он сегодня не пришёл.

Меру заволновался. Он хотел было проверить, как поживает ребёнок, но потом решил его не беспокоить. Так он просидел на стуле до наступления темноты и уже собирался зажечь свечи, когда в его комнаты раздался тревожный стук.

Меру открыл.

На пороге стоял заплаканный мальчик.

— Сегодня поздно пришёл… нельзя так, — проговорил Меру.

— Маму похитили, — прохныкал Лунар.

— Кто?

— Гоб-гоблины… когда она ягоды собирала.

— Ну с ними я справлюсь…

Меру закрыл дверь, а минуту спустя вышел на улицу, облачённый в потрёпанный, местами ржавый доспех, и с мечом, привязанным верёвкой к своей беспалой руке.

Этим вечерам жители деревни могли наблюдать странную картину. Они возвращались после собрания в доме старейшины, на котором единогласно решили, что устраивать спасательную экспедицию посреди ночи было слишком опасно, и что в любом случае бедная Лира уже погибла от рук ужасающих монстров, когда на опушке леса показался старик Мер. Безумец, который рассказывал детям глупые сказки. Не говоря ни слова, он отправился в чащу.

Некоторые предлагали его остановить, ведь было совершенно очевидно, что там старика ожидала неминуемая смерть; другие махали рукой и говорили, что пусть, пусть — ведь он уже такой старый…

И только единственный мальчик почти всю ночь простоял на опушке, сжимая кулаки и дожидаясь возвращения рыцаря.

И вот уже стал наливаться рассвет. Вот уже старейшина и его помощники хотели забрать бедного, как они считали, сиротку и обсудить, что делать с его имуществом, — ведь у него не было отца, — как вдруг лесная чаща зашумела, ветки затрещали, и на склоне показался старик в потрёпанных доспехах, на руках у которого лежала бледная молодая женщина.

Собравшиеся разинули рты. Лунар бросился к своей матери, но последняя была ещё слишком слабой, чтобы говорить. Тогда Меру передал её в руки прочих эльфов, настолько потрясённых, что они приняли её без лишних слов, а затем неторопливо, гремя доспехами, побрёл в свою хижину…

Там он медленно разделялся, развязал доспех с помощью культи и сел на кровать. Затем задрал рубашку и посмотрел на глубокую, чёрную рану, которая зияла в районе его живота. Кажется, подумал Меру, замечая, что кожа его в этом месте немного почернела, кинжал этого гоблина был ядовитым.

Что ж, пускай. Меру прилёг, закрыл глаза и медленно погрузился в сон.

Когда через несколько часов к нему пришла процессия из старейшины, мальчика и ещё нескольких мужчин с оголёнными головами, включая лекаря, который совсем недавно закончил осматривать женщину и заключил, что с ней всё в порядке, на стук никто не отозвался.

И уже…

…Не отзовётся.

Вечером этого дня распалили костёр; и снова Лунару пришлось проливать горькие слёзы. Когда же пламя догорело, и пришло время делать могилу, долгое время думали, что на ней написать. Ведь все знали старика просто как «Мера». Предложений было великое множество, и наконец запись предложил мальчик, а каменщик высек её на могильном камне.

…И теперь на границе непримечательной деревушке, на самой опушке, среди деревьев, стоит в тенёчке от листьев могильный камень. Иной раз возле него пробегают звери. Иной раз на него прыгают белки. Его зарастают корни, трава и цветы. Иногда его навещают. Иногда — проходят мимо.

Он покосился от ветра, и надпись его почти стёрлась, а потому, если однажды здесь будет прохаживать путник, ему придётся хорошенько присмотреться, чтобы её разобраться. Верно, читать ему придётся по буквам:

'Здесь упокоился Меру,

Сын, брат, верный друг

И настоящий рыцарь

'

…

…

…

Вот и всё.

Почти.

Можно вспомнить поместье рода белого оленя, в одной из комнат которого висит на стене родовое древо, и дети этого не слишком бедного, но и не самого богатого клана вынуждены заучивать его наизусть, — в том числе маленькую одинокую веточку под названием Меру.

Можно припомнить дальнейшую судьбу Лунара, который стал… нет, не великим рыцарем. Он прославился на другом, не менее важном попроще и в итоге сделался великим поэтом, которого венчали песнопевцем северного континента.

Всякая жизнь имеет последствия.

Всякая жизнь оставляет круги на воде.

Большие.

…Или малые.

Глава 24

Великий…

Вот и всё.

Александр сказал это про себя и помотал головой.

Он чувствовал себя немного ошарашенным, как если бы несколько часов или даже целый день провёл в кинотеатре. В некотором смысле, так оно и было, — два дня подряд наблюдал он за перипетиями судьбы Меру. Иногда он даже вмешивался, однако настолько мимолётно, что заметить это было невозможно — в этот раз ему хотелось сохранить чистоту своего эксперимента и проследить за судьбой самого обыкновенного эльфа в мире, который он — и причинно-следственные связи, — сотворили своими руками.

Жизнь Меру нельзя было назвать особенно впечатляющей, или важной, или монументальной; он был не из тех, про кого пишутся сказки, или чьё имя звучит на устах целого мира. Жизнь его была тяжкой, и тем не менее он прожил её правильно. Он справился со всеми невзгодами и отправился на заслуженный отдых в небольшую шкатулку, в которой Александр хранил души наиболее примечательных персонажей.

Правда, как использовать конкретно Меру он пока не придумал… но и пусть.

После этого Александр ещё некоторое время наблюдал за траекторией развития Мира Рыцарей (рабочее название, впрочем, не то чтобы он вообще менял свои рабочие название). Эльфы оправились после ужасной войны и теперь постепенно осваивали дебри новоявленного континента. Некоторые из них изучали энтов — некоторые энты изучали эльфов.

Раса деревьев была разумна. Относительно. Изначально, Александр намеревался сделать их простыми животными… вернее, деревьями, только обладающими звериными повадками, но затем решил, что им всё же не помешает хотя бы зачаточный интеллект. Тогда, одним глазом поглядывая на альтернативу номер три, он сделал энтов подобием единого разума. У них было несколько «ульев», которые были достаточно разумны, чтобы понимать, что вообще представляют собой эльфы, но едва ли могли заняться развитием собственной цивилизации. В этом отношении они походили на муравьёв — достаточно смышлёные, чтобы построить улей и отправить охотников на всевозможные задания, но не способные к развитию науки…