Дневник восьмиклассника (СИ) - Ра Юрий - Страница 13

«… Отец „случайно“ зевнул ферзя и быстро проиграл. Второй раз он проиграл еще быстрее, и тоже случайно, потеряв инициативу и все пешки на фланге. В третий раз он хотел поставить меня на место, но вспомнил про очень важный звонок, который надо было сделать на ночь глядя. Выходя из-за доски, Корчагин-старший изрёк: „Извлеки из этого урок, сын! Сел играть, не расслабляйся, отдавай себя всего выбранному делу. А не как я одним глазом в телевизор, вторым на доску“. И ушел звонить со смесью досады и гордости на лице. Потому как успехи сына — это всегда прямая заслуга отца. Но проигрывать мальчики всё равно не любят вне зависимости от возраста».

Вид сбоку: уже в постели Дима с энтузиазмом рассказывал супруге, какие успехи делает его старший сын.

— Представляешь, его надо только подтолкнуть в нужную сторону, дать понимание того, что в мире существует много интересных и полезных занятий. А дальше он сам. Я горжусь тем, что как отец делаю самое важное для детей — показываю пример и даю возможность.

— Ага, ты лежишь на диване и читаешь прессу. И стараешься поменьше шевелиться, чтоб увиденный в тебе пример не смазывался от резкого движения.

— Именно! Это как в фотографии. Если плёнка недостаточно чувствительна, то малейшее движение в кадре испортит картинку. Так что в воспитании нельзя делать резких и необдуманных движений. Движения? Как правильно: «не делать движений или не делать движения»?

— Дим, у тебя оба варианты правильные, если с дивана не надо слезать. Что совой об пень, что пнём об сову. Ты лучше как отец скажи: он дел не наворочает в своём юношеском нигилизме? Не придёт никакая одноклассница с внуком в подоле.

— А вот этого я гарантировать не могу.

— Вот! А кто у нас в семье мужчина? Я что ли должна ему рассказывать про отношения между мальчиками и девочками? Или всё-таки ты?

— Ну… у них уже анатомия в программе, размножение человека проходят. Так что в школе всё подробно теперь объясняют. Да и я предполагаю, что уже это…

— Что это? Ты сдурел совсем? Ему четырнадцать только!

— Я хотел сказать, что ему уже во дворе всё объяснили. Меня, знаешь, тоже не мама с папой премудростям этого дела обучали.

— Да ты и сейчас не шибко учёный. Так что так себе пример.

— ЧТО⁈

— Ничего. Спи уже!

— Да я тебе сейчас покажу! Вот прямо сейчас и покажу!

— Да тихо ты, вдруг Мишка еще не заснул! Показывальщик. Вроде тихо. Ладно уж, показывай, чего хотел.

16 сентября 1981 года

Я как-то даже не ожидал, что движуха с роликами, поднятая неделю назад, не затихла. На трудах вдруг оказалось, что некоторые пацаны после уроков приходили к трудовику и вместе с ним занимались коньками. Фанатики, иначе не скажешь. На уроке меня привлекли в качестве эксперта, чтобы я смог сказать, насколько их творчество похоже на виденное мной «в иностранном фильме». Покрутил в руках, взвесил на ладони — для кустарной поделки косоруких школьников и безумного трудовика вполне приемлемо. Тяжеловато, но ничего не поделаешь.

— Похоже вышло. А по ботинкам что?

— Фигня. Попробовали притянуть на болты лыжные ботинки — неудобно. И падаешь всё время, и ногам больно.

— Ага, так и должно быть.

— В смысле?

— Лыжный ботинок крепится к лыже в одной точке. А на коньке лодыжка должна фиксироваться. Когда крупным планом показывали ноги в роликах, там такие ботинки были, почти как у горных лыж. И фиксаторов куча по всей ноге, чтоб намертво.

— И чего молчал прошлый раз? — Учитель прямо с обидой упрекнул.

— Не вспомнил. И вообще, я ж не знал, что вы бегом побежите со своими роликами. Я только идею подкинул. Могу еще одну дать.

— Ну-ка, попробуй.

— Вы сделайте промежуточный вариант. Не как на простом роликовом коньке на два ремешка, а чтоб ремешки всю ногу держали. И сделать типа ботинок их двух частей: нижняя часть для ступни и отдельно верхняя для лодыжки.

— Кожа нужна хорошая. Где мы её возьмём?

— Вон у нас в углу куски линолеума валяются. Можно из них вырезать. А чего, он толстый, почти не гнётся. Я как-то видел финские рабочие ботинки, они полностью из пластмассы были. Кто-то с работы стащил на огороде работать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Бред, конечно, ботинки из линолеума. Но давайте попробуем. Ты, Корчагин, далеко не отходи. Назначаю тебя генератором идей.

— А чего сразу Корчагина? Я тоже придумать чего-нибудь могу!

— Ха! Слон обиделся! Придумывай, Слон, мы послушаем! — Народ сгрудился вокруг Женьки Серикова, прозванного слоном за крупные уши. Погоняло «Серый» к нему не прилипло. Серый — это Серёга по жизни. Слон напрягся, покраснел, но ничего не выдал. Все разочарованно засмеялись. Мне даже странно стало, я раньше не предполагал, что смеяться можно разочарованно.

Вот как так у него получается? Я про трудовика нашего. Нашёл нож кожевенный, самоделка из полотна от пилы с рукоятью в виде обмотки тканевой лентой. Чего-то расчертили с пацанами, уже режут. К концу первого урока начали прикручивать болтами через шайбы импровизированные фиксаторы к платформам роликов. Ясное дело, гайками вниз. Ведь и болтики нашлись с потайными шляпками. Эх, хорошо быть трудовиком — под рукой куча всякого инструмента, материалов, станков… Можно ставить какие угодно оценки пацанам, всё равно учительницы и проверяйки из РОНО ничего не понимают в полочках и палочках. Если только в школе директор мужик, ему лапшу не навесишь. Ага, ему можно стакан налить. А вот еще профит — есть где хранить бухло, а если спалят запах в рабочее время — это клей пахнет! И пошли все нафиг! Хотя в эти времена никто выпивку не хранит. Максимально отложенное время приёма — когда утром принес на работу, а в обед выпил. Но тоже близко к фантастике. Утром не купить, выходит, у гипотетического бухарика с вечера было? А тогда чего он вечером не выжрал? Так-то! Это я еще не вспомнил, что можно халтурку на работу брать. Другие халтурку на дом несут, а этому можно на работу. Еще же учеников и припашет. Типа, нарочно вам принёс неисправный утюг, дети. Сейчас мы его разберем, выявим неисправность и починим. ДитЯм польза, ему трояк. Ну ладно, за трояк можно новый утюг купить. Но рублик тоже хорошо.

А может и мне в трудовики? Нет, не вариант. Скоро Союз закончится, а заодно и зарплаты у учителей вместе с ним. Но я пока не загадываю и почти не строю планов. Кто знает, вдруг это тело второй раз скопытится, глупо строить планы с неясными перспективами. Боюсь ли я смерти? Уже нет. Прошлая произошла настолько суетливо, что не успел толком испугаться. Не пронеслось перед моим взором моё прошлое. Рыбы, песок, камни, брызги, всё это так и мелькало перед глазами, а прошлое — нет. Маска хорошая, до самого конца не сорвало. Господи, какие мысли дурацкие в голову порой приходят.

— А-а! Мать-мать-мать! — мои мысли были прерваны криком и непереводимой руладой в исполнении Антошки. Оказывается, они уже начали испытывать спортивный снаряд на ни в чём не повинных детях! Вернее, на Курко. Хорошо, догадались не среди верстаков ставить его на ноги. Судя по шишке на лбу испытателя, ролики лидируют со счётом «один — ноль». Ой, какой взгляд у трудовика нехороший, не иначе гад что-то задумал.

— ТЫ! Сюда иди! — Палец учителя как ствол пистолета был направлен в мою грудь. Ноготь покраснел от подготовленного к запуску неведомого заклинания.

— Я чего? Я ж ничего не сделал!

— Именно! Всех подбил, и в кусты! Надевай!

— Не буду!

— Я сказал, надевай, пока двойку в четверти не влепил!

— А пятёрку поставите? Молчу, молчу. Пошли в коридор. И табуретку захватит пусть кто-нибудь.

У нас на трудах для экономии пространства или еще за какой нуждой в проходах между верстаками стояли табуретки. Небольшие, лёгкие и на редкость прочные. Две «П»-образные трубки соединены крест-накрест, а сверху зеленая фанерная сидушка на заклепках. Сидеть на фанерке и так неприятно худой мальчишеской задницей, в уж с учетом полукруглых головок заклепок, возвышающихся над поверхностью — вообще боль. Одна радость — табуреты уцелеют при атомном взрыве, только краска обгорит. Но нам на атомный взрыв плевать. А вторая радость, и тоже не наша — лишнюю минуту на такой сиденье не посидишь — хочется встать. Встать, подойти к верстаку, выполнить задание…