Собака Баскервилей из села Кукуево - Елисеев Александр Владимирович - Страница 10

Зосимыч прищурился, отчего стал выглядеть ещё хитрее, чем раньше, и растаял в воздухе.

Я открыл глаза. Было еще темно, я лежал дома на своем старом продавленном диване, вещи раскиданы по полу, ужасно хочется пить, голова кружится, кровь во всем организме как — будто чужая и её бег сильно подгоняется чем-то, пульс колотится в висках. Пришлось заставить себя встать, открыть настежь окно и доползти до кухни. К моей великой радости, в пустом холодильнике нашлась одинокая, наполовину полная двухлитровая бутылка с минеральной водой, я не стал заморачиваться с поиском стаканов и напился из горла. Посмотрел на часы — половина седьмого утра.

Вчерашний вечер вспоминался отдельными эпизодами как какое-то авторское психоделическое кино. Вот мы выпили на брудершафт, и Зосимыч по русскому обычаю троекратно расцеловал меня в щёки, пахнув даже сквозь плотную алкогольно-табачную атмосферу кафе-бара убийственной «Примой». Вот мы громко спорим о чём-то и бармен, подойдя к нашей кабинке, вежливо, но настойчиво просит вести себя тише. Вот Зосимыч пьёт с локтя, а потом задумчиво подперев подбородок рукой, рассказывает вполголоса о своей семье, о жене и дочке, о тесте с тёщей. Вот мы ведём задушевный разговор о смысле жизни, предназначении, судьбе, и Зосимыч всё расспрашивает, зачем я работать в прокуратуру пошёл. Так и не помню, что ему ответил.

Вот я провожаю Зосимыча домой, точнее, практически волоку на себе, что не мешает нам в два дурных голоса распевать: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Вот дверь его квартиры, слава богу, недалеко от моего дома, напуганное и расстроенное лицо зосимычевской жены, Ольга, кажется, её зовут. Вот я бреду домой тихой пустынной ночной улицей, а с неба валит снег и кажется, что я один, совсем-совсем один в целой Вселенной.

Я смотрел в окно. Снег перестал, и бывшее ещё минуту назад чёрным небо начинало наливаться чуть заметной утренней синевой. Ну и ладно. Стыд глаза не выест. Всё хорошо, что хорошо кончается. Какие там еще есть на этот счет поговорки? Что помогает с утра залечить похмельную голову и совесть, если нет рассола и аспирина? Правильно, пиво! Интересно, во сколько здесь открываются ларьки. Я сел на свой проваленный диван со смятыми, перекрученными тряпками — слабым подобием постели, дотянулся до пульта и включил телевизор.

Субботнее утро выдалось во всех отношениях «благостным», как было принято говорить в кругу моих самарских приятелей. Я купил в «комке» пару бутылок пива, одну из которых выпил залпом прямо на пороге магазинчика, к пиву немного соленых орешков, и отправился бесцельно шляться по городку. Стояла весьма приятная погода: выпавший вчера снег игриво отражал разноцветной россыпью лучи капризного зимнего солнца, деревья, сверху донизу усыпанные белым, склонили под тяжестью ветки, по очереди распрямляя те из них, снежный покров на которых подтаял на солнце и стекал вниз крупными каплями. Снег лип к подошвам и не давал кроссовкам скользить, что делало особенно приятной неторопливую прогулку, которую теперь можно было совершать растянутой, беззаботной походкой вместо привычных зимой суетливых коротких шажочков, какими ходим мы, чтобы только ни в коем случае не поскользнуться и не упасть.

Городок жил сонной жизнью выходного дня. Машин на дорогах не было вообще, редкие прохожие несли по домам пакеты с молоком, хлебом и колбасой к завтраку, у магазинчика, где продавали водку и портвейн на разлив, уже топталась стайка завсегдатаев помятого и немного сумрачного вида, одинокая мамаша с младенцем выползла на раннюю прогулку. Наслаждаясь погодой и чистым воздухом, который бальзамом вливался в организм, отравленный вчерашними никотином и спиртом, я бродил по улицам уже часа полтора, и даже не замерз. Решено было взять еще пару пива и, может, чипсов каких-нибудь, и отправиться дальше, куда глаза глядят. Возвращаться в пустую квартиру и готовить завтрак не хотелось.

Проходя неторопливо по одному из дворов панельных пятиэтажек, рядком выстроившихся в центре «блочки», я заметил странную «движуху», или, если хотите, «движняк», выражаясь опять же на сленге своих недавних сокурсников и приятелей. В середине двора располагалась старая, полурассыпавшаяся хоккейная «калда», которую почему-то не залили льдом, я как-то видел: вечером там играли в футбол совместно взрослые мужики и подростки. Сейчас по «калде» бегала девушка, далеко отставив от себя левую руку. Подойдя ближе к бортику, я разглядел, что в руке у девушки шнурочек, на котором как на поводке бегает небольшая собачка породы колли. Девушка пробегала в одну сторону, потом разворачивалась и бежала обратно, периодически отдавая тихим голосом какие-то команды собаке, следовавшей параллельным курсом. Потом парочка останавливалась, девушка присаживалась на корточки и заглядывала собаке в рот, ну то есть в пасть.

Зрелище это неожиданно захватило моё внимание, как, бывает, захватывает внимание разворачивающийся на тесной дороге огромный грузовик, дорожные рабочие, вскрывающие асфальт, или работающий на стройке кран. Так что через некоторое время, я обнаружил себя безотрывно наблюдающим за девушкой с собачкой, периодически на автомате забрасывающим в рот горсть чипсов и прихлебывающим пиво. Думаю, со стороны это смотрелось чрезвычайно глупо. Хуже всего было то, что девушка давно заметила мое навязчивое присутствие и теперь явно направлялась ко мне. Незаметно покинуть место действия стало уже решительно невозможно. Хорошо, раз по-тихому уйти не удастся, лучше уж тогда перехватить инициативу.

— Доброе утро! — чуть радостнее, чем было уместно, сказал я, неловко пытаясь сунуть бутылку с пивом в сугроб. — Что, готовитесь к параду собачьих стоматологов?

Девушка легко и непринужденно засмеялась. Одета она была в коротенькую виниловую курточку, необычную для местного засилья кожи и недорогих мехов, расклешённые по дурацкой моде последних лет черные брючки, на голове шапка с разлетающимися до плеч «ушами», отороченная мехом. Вся её фигура выражала лёгкость и изящество, удачно подчёркнутое качественной, и явно не дешёвой одеждой. Свободной рукой девушка поправляла выбивавшиеся из-под головного убора рыжевато-русые волосы.

— Привет, меня зовут Катя, а это Джесси. Мы готовимся к выставке. Вы не могли бы нам помочь?

— Меня зовут Сергей, я бездельничаю, помочь могу, — в тон ответил я, — а что требуется?

— Да ничего особенно сложного. Я буду говорить Джесси: «покажи зубы!», а вы подходить и заглядывать к ней в пасть, как будто вы эксперт. Нужно, чтобы это делал незнакомый ей человек.

— А насколько это опасно?! У меня нет страховки и четверо детей!

Катя смотрела на меня и смеялась. У неё были совершенно чудесные чуть раскосые, (а может быть, это называется «миндалевидные», в таких вопросах я не силён) зелёного цвета глаза, я даже засомневался, не линзы ли, длинные прямые ресницы, высокий лоб и красивые пухлые губы. Не могу сказать, что я с ходу влюбился, но очарован был до глубины души.

— Это, конечно, очень опасно! — подыграла мне Катя, а Джесси посмотрела снизу виноватыми глазами. — Но мне казалось, что мужчинам нравится рисковать!

— Вам правильно казалось! — я незаметно втоптал поглубже в сугроб недопитое пиво, вытащил из пачки сигарету и воскликнул: — Готов подойти к зверю!! Ведите!

Ближайшие полчаса мы были всецело поглощены процессом. Джесси оказалась совершенно не агрессивной, а даже, наоборот, какой-то застенчивой, при моих подходах она норовила закрыть рот и тихонько бочком отойти. Взгляд её при этом делался всё более виноватым и страдальческим. Катя вместо того, чтобы успокоить несчастную колли, упорно и молча возвращала её на место и требовала от меня то громко говорить, подходя к собаке, то размахивать руками или делать другие внезапные резкие движения. Наконец Катя объявила, что Джесси замёрзла, устала и её нужно покормить, в общем, им пора домой.

— В этом доме живешь? — поинтересовался я, в процессе совместных трудов мы как-то незаметно перешли на «ты».