Цена империи. Фактор нестабильности - Тарханов Влад - Страница 44

И тут Екатерина промокнула глаза, на которые набегали слезы.

– Воля покойного императора имеет силу закона! Никто не вправе лишать меня и моих детей тех титулов и прав, которыми мы по сему документу обладаем! Именно поэтому мы считаем себя вдовствующей императрицей, а Георгия Александровича – императором Российским. Благодарю вас за внимание. Извините, я отвечу на ваши вопросы через несколько минут. Мне надо прийти в себя…

Я видел, как тяжело далась ей эта речь, как дрожали ее губы, как руки не могла спрятать так, чтобы они не выдавали ее волнения. В зале же нарастал шум. Это действительно была сенсация! И еще какая! Конечно же сенсация неоднозначная, я бы сказал, что с душком. Очень уж странно эти документы вылезли на свет божий. Ну да ничего, сейчас постараемся что-то узнать. Время вопросов-ответов. Примерно через пять минут Екатерина Долгорукая снова появилась перед журналистами, на сей раз она села в удобное кресло, а ее страж остался стоять близ нее, хмуро всматриваясь в журналистскую братию.

– Скажите, если ваш сын Георгий – император, то кто тогда Михаил?

– Узурпатор. Он знал о завещании и скрыл его от Земского собора. Следовательно, решение сего собрания юридически ничтожны. Я требую их отмены и назначении нового собора, который и подтвердит права на корону моего сына.

– Но собор может оставить все на своих местах?

– Тогда я подчинюсь его решению, но хочу, чтобы за моим сыном был утвержден титул великого князя и наследника престола. Как и мой статус вдовствующей императрицы.

– Скажите, а как к вам попало это завещание? И почему Михаил, если знал о нем, не уничтожил этот документ?

– Михаил не успел до него добраться. Документ находился в сейфе моего покойного супруга. Первым к нему добрался верный императору Александру человек, который сумел спрятать его и передать мне, дабы последняя воля Александра Николаевича была соблюдена.

– Вы не скажете, кто это?

– Господа! Этому человеку угрожает смертельная опасность от рук узурпатора. Я не выдам ни его, ни тех, кто участвовал в передаче этого документа мне в Париж. Когда мои права будут защищены, и узурпатор наказан – я оглашу имена этих достойных мужей и награжу их по-царски. А пока, извините, мне дорог каждый преданный мне человек.

– Вы считаете, что Михаил нарочно ввел в заблуждение Земский собор?

– Несомненно! Иначе бы, согласно закону, никакой альтернативы Георгию Александровичу бы не существовало.

– Но был еще внук, Михаил Александрович, его права тоже были попраны…

– Вы знаете, я не удивлюсь, если с ребенком что-то случится в ближайшее время… Время такое, беспокойное, и у руля государства Российского оказался случайный человек с замашками диктатора. Поэтому только тут, на земле благословенной Франции, я могу чувствовать себя в безопасности.

– Вам не кажется, что устранение почти всей царской семьи выгодно было именно Михаилу?

– Это вы так сказали. У меня доказательств нет. Но принцип: ищите того, кому это было выгодно, никто не отменял.

– Кто может подтвердить подлинность завещания? – я не выдержал и задал самый важный, на мой взгляд, вопрос.

Долгорукая презрительно сжала губы, не собираясь отвечать. Вместо нее ответил ее сопровождающий.

– Господа журналисты, подлинность документа подтверждена лучшими специалистами Франции и Швейцарии. Мы пригласили не просто лучших, а самых лучших, чтобы не оставалось ни грамма сомнений в наших правах. Все, кто присутствует на нашей пресс-конференции, получат комплект документов по ее окончании. А пока что благодарю всех за внимание. Мы сообщим о дате следующего общения с прессой и пригласим вас встретиться снова, как только будут достойные вашего внимания новости.

Увы, я получил документ с заключениями никому не известных специалистов из Франции и Швейцарии. Это было весьма странно. Своими сомнениями я и поделился с читателями.

Газета «Le Temps» от 24 марта 1881 года

«Вчера в Орсе был найден труп известного журналиста и писателя Луи-Эрнеста Гамеля».

Преступление осталось не раскрытым.

Глава вторая. Туман над Темзой

Лондон. Фулхэм. Харлингтон-клуб

25 марта 1881 года

Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесил

Для очередной встречи его величество выбрал один из своих любимых клубов. Он открылся не так давно, то ли в шестьдесят седьмом, то ли шестьдесят девятом. Раньше тут была таверна не самого высокого пошиба. В таверне «Хорнси Вуд» был организован один из первых стрелковых спортивных клубов. А когда тут разбили великолепный парк, площадью в сорок два акра, то старина Фрэнк Хиткот умудрился уговорить владельца парка использовать его для популяризации спортивной стрельбы по голубям. Увлекательное, но несколько громогласное получилось развлечение! Тем не менее Эдуард, принц Уэльский, этот клуб полюбил и частенько развлекался тут стрельбой по пернатым мишеням. Говорят, этот клуб был немногим из заведений, в которые принц мог приехать спозаранку. В то же время на втором этаже клуба у него была своя комната, которую любвеобильный принц иногда использовал для встреч со своими фаворитками. Став королем, Эдуард свои привычки не менял. И эта комната, обставленная со всей возможной роскошью и удобством, поговаривают, не простаивает и до сих пор. Этой землей владел Ричард Нейлор, и ее купили за бешеные деньги: двадцать семь с половиной тысяч фунтов стерлингов! Но принц сделал этот клуб настолько популярным, что затраты уже вернулись, как говорят те же весьма компетентные источники. А что тут такого? Я, как премьер-министр, должен быть в курсе многих вещей, в том числе и вот таких серьезных приобретений.

Его величество изволили стрелять голубей! Каждый развлекается как умеет… Эдуард всегда был неравнодушен к стрельбе, а когда открылся этот клуб, как я уже упоминал, сразу же стал его почитателем, проводя тут многие утренние часы за пальбой по быстро летящим мишеням. Как шутили в Сити, отстрелявшись по очередной любовнице, он бежал отстреляться и по голубям. Кроме того, король очень любил вкусно поесть – это у них фамильная черта. Уже довольно грузный мужчина тяжело ступал по аллеям парка, высматривая очередную жертву, приставленный грум подавал ему заряженное ружье. Его величество не применял дробь, а бил голубей пулевыми патронами мелкого калибра, считая это особым умением, посмеиваясь над дробовиками. Это ружье малого калибра ему привезли из Швейцарии, подарок пришелся тогда еще принцу по душе. Так получилось, что после трагической гибели Дизраэли и Гладстона его величество вызвал меня и предложил возглавить новое правительство, подчеркнув, что королевство находится в смертельной опасности, и нам необходимо объединиться, чтобы избавиться от нее. Там я узнал имя и фамилию этой опасности – Михаил Романов, новый глава Российской империи. Он не собирался забывать унижений Восточной войны и Берлинского конгресса, действовал решительно, более того, он решился публично обвинить Англию в подлом убийстве императорской семьи! Да! Мы в этом были замешаны, но обвинять нас в том, что мы защищали свои интересы, – это несусветная наглость! Интересы британской короны – главное! Но Михаил сумел повернуть дело так, что многие правители Европы стали весьма неодобрительно посматривать на нашего Эдуарда, мол, вы нарушили неписаные законы – монархов не убивать! Вот еще что за глупость! Убивать можно, но тихо и осторожно! Взрыв в Зимнем был глупостью, ибо был слишком уж громким и резонансным.

Я посчитал величайшей честью и таким же испытанием встать у руля государства в этот сложный момент. Россия приложила много сил, чтобы очернить Британию. На этом фоне я счел приемлемым постараться сгладить противоречия с Францией. Моей стратегией стало пытаться сколотить новую коалицию, хотя бы для того, чтобы отобрать тот же чертов Крым! Строительство новых военных кораблей на Черном море… это неприятно. Турция – это еще неприятнее. Она отказалась выставлять свои войска против России, конечно, от поражения прошло не так много времени, но мы обещали деньги, много денег, визири султана взятки брали, но ничего не делали. А тут еще со стороны Германии пришло предупреждение, что кайзер не будет доволен новой коалицией и может не остаться в стороне, и в случае такого конфликта поддержит сторону, подвергшуюся нападению. Очень миролюбивая политика, поблескивающая штыками. Лягушатники сразу же сдулись. Они теперь пас. Боятся еще одного похода немцев на Париж.