Восхождение Мрака - Орлова Тальяна - Страница 3

Из-за подобных слухов все сторонились матери Рейна. Женщина жила впроголодь: выращивала овощи, пару раз в неделю пешком шла в город, чтобы отдать их там торговцу за бесценок. Пока ребенок был маленьким – таскала его на спине, а после начала оставлять дома. И когда Кадим об этом узнал, его чувство справедливости проявилось в полной мере: он заявил, что даже если тот мальчик – демоненок, он все равно может играть с остальными. Вот только страх перед темными магами в ту пору вырос до горных вершин, поэтому Кадим смог уговорить только меня. Мы начали бегать к одинокому Рейну, когда его матери не было дома, таскали ему украденные на своих кухнях пирожки, играли с ним, после уже звали и к себе. Очень быстро стало понятно, что никакого зла в этом мальчике нет: наоборот, он всегда был очень чувствительным и добрым. Мы были так верны своей дружбе, что и наши родители с ней постепенно смирились – они тоже видели, что Рейн в сравнении с остальной ребятней очень тихий и спокойный. Возможно, даже молчаливо признали свою ошибку – теперь его называли просто безотцовщиной, а не демонской полукровкой.

Но в возрасте пятнадцати лет Рейн заставил всех умыться. Они с Кадимом организовали смешную драку еловыми ветками, и Рейн так вошел в азарт, что в какой-то момент из его руки посыпались серебристые искры. Эта новость заставила всех притихнуть, одна его мать голосила:

– Я же вам говорила, говорила!

Самые совестливые перед ней извинялись, но, к сожалению, ее здоровье уже было порядком подорвано тяжелой жизнью – она умерла, даже не дождавшись возвращения сына из ордена. А в школе светлых заклинателей Рейн проучился всего три года. Его отправили домой, дав базовые знания, но резерв его не был велик, поэтому сильным магом ему стать было не суждено. Это было печально, но ни один из нашей троицы не мог скрыть радости: наша компания снова соединилась. И мы не сразу тогда поняли, что детской дружбы уже не будет – мы выросли и начали испытывать новые эмоции.

Увидев Рейна после долгой разлуки, я долго не могла выпустить его из объятий. Возможно, этот восторг я и приняла за настоящую влюбленность, ведь прежде никогда не испытывала ничего ярче. И когда через несколько месяцев Рейн признался мне в любви – мое сердце отозвалось громкой песней. Помню, как прибежала в тот день к матери и сказала, что выйду за него замуж. На что получила твердый отказ:

– С ума сошла? У него силы кроха – на ней не прокормишься! Если уж выбирать из твоих дружков, то Кадим намного лучше. Какой он работящий, высокий, широкоплечий, загляденье! Не заметила, что девки из соседних сел бегают к нам, чтобы ему на глаза хоть раз попасться? Нила, у тебя разум помутился, если из двоих ты выбрала безнадежного хлюпика, который только и умеет что читать?

Я долго протестовала, но потом свои чувства открыл мне и Кадим. А ведь его я тоже любила с самого раннего детства. Сильный, смелый, справедливый, он точно заслуживал уважения. Весь мой разум выделял неоспоримые достоинства Кадима, но душа продолжала тянуться к Рейну. Я была слишком молода для окончательного выбора, поэтому пока оставила решение. Однако наша дружба сама собой развалилась – от предыдущей легкости не осталось и следа, она сменилась неловкостью. Мы больше не знали, о чем говорить, если нельзя было затрагивать запретную тему. Я обучилась на швею и целыми днями выполняла заказы городских торговцев. Рейн учил деревенских ребятишек грамоте. А Кадим не только помогал отцу в кузнице, но и сильно расширил дело – договорился о постоянных заказах от крупных купцов, расширил в два раза дом, начал разводить породистых лошадей. Их семья уже могла считаться самой зажиточной в нашей деревне, а через несколько лет Кадим мог бы уже посоревноваться в богатстве с самыми удачливыми городскими дельцами. И со временем я начала думать, что детская влюбленность у всех троих прошла, она была неизбежна, но скоротечна.

Но потом разразилась катастрофа: светлые заклинатели решили раз и навсегда избавить мир от демонской чумы, и тогда Рейна призвали на службу. Для такого удара нужны были все заклинатели, пусть даже самые бесталанные. В родной деревне за один день забыли все плохое, что когда-либо говорили о матери Рейна и о нем самом – собрались вместе на центральной улице и долго молчали. Я тоже понимала причину общей скорби. Демоны беспощадны, в битве выживут лишь сильнейшие светлые маги, а слабых будут использовать как пушечное мясо. У него нет силы поднять магический щит или призвать оружие, у него нет скорости и мощи, присущей чистокровным магам – так и что он противопоставит монстрам на поле боя? Провожали его всей молчаливой процессией, будто уже хоронили. Тогда даже моя мать прослезилась. Рейн ей никогда особо не нравился, но это не означало, что она желала ему верной гибели в схватке с неравными противниками.

Но я ждала. Неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом я продолжала его ждать. Того самого тощего невысокого паренька с вечно грустными глазами, по которому всегда ныло сердце. И чем больше проходило времени, тем четче я понимала, что ждать его не устану. Свои заработки я тратила на вино – казалось, что в шумной компании выпивох хотя бы ненадолго душа затихает. Порой давала себе слабину – и приглядывалась к возможным ухажерам, но ни один из них не мог удержать моего интереса. Все иные знакомые были не так мудры и рассудительны, каким я запомнила Рейна.

Когда Кадим пришел свататься, я немного удивилась, но твердо отказала. После его ухода на крики родителей ответила:

– Я его дождусь.

– Кого дождешься? – кричала в истерике мама. – Нила, проснись, Рейна уже давно нет! Но здесь не осталось его родни, поэтому никто нам не сообщал!

– Я его дождусь, – повторяла я упрямо. – Может, когда он вернется, уже будет древним стариком, а я старухой. Тогда хоть последние дни жизни проведу рядом с ним.

Она, как и все остальные, просто не понимала, что он всегда был особенным, и не только для меня: Рейн мыслил так, что невольно заставлял задумываться о вещах, которых прежде вовсе не замечались. Но через несколько месяцев я была вынуждена прислушаться к стенаниям матери, которая уже была стара, а отец жаловался на здоровье.

– Нила, доченька, ты себя загубить решила, но заодно ведь и нас губишь. Кто о нас позаботится, когда совсем сляжем? Посмотри, как Кадим за своим отцом ухаживает! Такой хороший человек вырос.

Я припомнила:

– Он ухаживает за отцом, потому что тот надорвался в кузнице, когда Кадим собрал столько заказов, что они справиться не могли.

Знала, что рассуждаю несправедливо. Кадим на самом деле был примерным сыном и родных не бросил бы в любом случае, пусть даже не терзался бы чувством вины. Такие разговоры постепенно меняли мою убежденность. Раз на себя мне стало плевать, то не пора ли смыслом жизни поставить чужие цели?

На свадьбе я пела громче всех, а плясала так, как будто когда-нибудь танцы вовсе запретят и мне непременно было нужно натанцеваться на всю оставшуюся жизнь. Целовала Кадима искренне и страстно. С той же искренностью отправилась с ним в постель. Заниматься любовью оказалось болезненно и противно, но я делала вид, что сгораю от наслаждения. Меня больше не было, а бездушная кукла с лицом Нилы вполне могла изображать что угодно.

Но Кадим был ко мне бесконечно добр и щедр. Он потакал всем моим капризам, любым способом поднимал мне настроение. Я каждый день меняла украшения, вызывая зависть соседок, но и этим не могла насытить пустоту внутри. Ждала беременности как благословения богов – мама объясняла, что любовь к ребенку безусловна, а мне непременно было нужно кого-то полюбить. Но, возможно, Свет видел мою фальшивую игру и долгожданного подарка не дарил. Вино стало единственным моим утешением. Только благодаря ему я могла смотреть на мужа и принимать его в себя всякий раз, когда он думал, что я соскучилась по ласке. Компании пьянчуг тоже способствовали моему семейному счастью: на фоне этих бездарей Кадим казался сказочным принцем, я общалась с ними ровно до тех пор, пока не начинала по нему скучать – тогда и идти домой было намного проще.