Киевский лабиринт - Любенко Иван Иванович - Страница 4

Вербовка ювелира проходила по всем правилам. Сначала состоялся нелицеприятный разговор с глазу на глаз. Штарберг, будучи тогда еще штабс-ромистром, в красках обрисовал Гиршману его ужасное и недалекое будущее. Затем он молча выкурил папиросу и сполна предоставил жертве возможность воспользоваться собственной фантазией о своей незавидной доле в обществе воров, насильников и грабителей.

Когда маленькие поросячьи глазки уже наполнились слезами и начала подрагивать нижняя губа, офицер принялся успокаивать его словами о том, что «не так уж страшен черт, как его малюют», что «хороший адвокат всегда может убавить срок», и что «в остроге тоже люди сидят»… Вот тут-то нервы торговца не выдержали, и он разрыдался по-детски, в голос. Не проронив ни слова, визави достал портсигар и, чиркнув карманной зажигательницей, пустил в потолок длинную струю дыма.

— Не губите! — взмолился коммерсант, вытирая мятым платком глаза. — Заплачу любые деньги, только в тюрьму не сажайте.

— Что ж, пожалуй, я готов сделать для вас одолжение, хотя… это будет совсем не просто, — ледяным голосом выговорил жандарм.

— Прошу вас!

— Но это только ради нашей дружбы.

— Спаситель! — прошептал Гиршман и громко высморкался в платок.

— И заметьте, вам моя помощь обойдется совершенно бесплатно. Придется лишь подписать кой-какую бумаженцию.

Ювелир замер и насторожился.

— Нет-нет, не волнуйтесь, — успокоил его офицер. — Это не вексель и не закладная. Речь вообще не идет о финансовом документе.

А дальше проходило все, как учили на курсах отдельного корпуса жандармов. Первые пять-семь дней после вербовочной беседы и подписки о согласии на сотрудничество вербовщик опекал своего подопечного, как мать первоклассника. Первая неделя — самое трудное время для человека, согласившегося быть доносчиком. Он не находит себе места и бесконечно сомневается в правильности сделанного им выбора. И здесь надобно его поддержать и убедить, что он уже служит отечеству. Видеться с ним следует каждые два-три дня. Имелись случаи, когда вербуемые, забытые куратором, накладывали на себя руки, оставляя покаянные письма.

Убедившись, что Браслет — а именно такое прозвище было присвоено Гиршману — спокоен и готов к работе, Штарберг назначил новое rendez-vous, во время которого новоявленный помощник получил первое, совсем пустяковое, задание. По теории вербовки оно и должно было быть простым и формальным, потому что носило проверочный характер и показывало лишь степень готовности агента к работе. Суть его заключалась в том, что в клубе «Аврора» Браслет должен был завести разговор о тяжелой доле его единоверцев в России, о цензе оседлости, запрете на право владения землей, о невозможности для молодежи выбрать любое образование, о том, что российское законодательство в основе своей дает евреям лишь право торговли, ростовщичества и маклерства. С поручением Гиршман справился на «отлично». С тех пор «Аврора» была под надежным надзором жандармского управления, а ювелир заработал себе репутацию поборника прав еврейского населения.

Прошло семь лет. Ювелир разбогател и открыл в Киеве еще два магазина. К торговле украшениями добавился и гешефт с часами. Теперь он торговал в Одессе, Харькове и Житомире. Если бы не война, то наверняка бы добрался и до Москвы, и до Петрограда.

Александр Петрович за эти годы получил лишь очередное звание и небольшую прибавку к жалованью.

Штарберг старался не беспокоить агента без особой надобности. Общались они, как правило, раз в месяц. А вчера Браслет сам протелефонировал своему куратору и попросил о срочной встрече. Место и время были обговорены заранее.

Завидев у перекрестка извозчика, ротмистр остановил закрытый экипаж и покатил по мостовой.

4. Операция «Лекарь»

В Киеве стоял теплый майский вечер. В окне второго этажа на Илларионовской № 10 горел свет.

Начальник губернского жандармского управления полковник Алексей Федорович Шредель вел совещание.

— Итак, господа, давайте подытожим: завтра в полдень клуб «Аврора» прояснит свое отношение к финансированию эсдеков[7]. В ресторане гостиницы «Гранд Отель» неуловимый Наум Якобсон (Лекарь), находящийся во всероссийском розыске, получит конверт. В нем будет ответ, который и решит судьбу «Авроры». Посмотрим, как далеко зашли эти финансовые воротилы… С некоторых пор мне стало казаться, что они заигрались как в прямом, так и в переносном смысле. Но все решится завтра… — Полковник внимательным взглядом окинул подчиненных и добавил: — Операцию по задержанию Лекаря должны провести так, чтобы слово «неуловимый» к этому преступнику больше не применялось. Прошу высказать соображения по существу дела.

— Разрешите? — поднялся ротмистр Штарберг.

— Сидите-сидите, Александр Петрович, — махнул рукой начальник.

— Благодарю. Следует расставить наружное наблюдение по всему маршруту «объекта». Пусть филеры передают его друг другу. Необходимо задействовать максимальное количество людей. Своего штата нам не хватит. Придется обратиться за помощью в сыскную полицию. Причем нам нужны самые опытные агенты. Они должны заранее ожидать прихода Якобсона в залу ресторана. Думаю, за столиками хватит и двух человек. Также наши люди должны быть на кухне (с тем, чтобы не позволить Лекарю уйти через черный ход), на втором этаже и в мужской комнате (через окно ретирадника можно выбраться во внутренний двор гостиницы). Двум агентам надлежит дежурить в вестибюле. Кроме того, свободный первый извозчик, так же как и водитель такси, должны быть из числа наших офицеров. Я буду во второй коляске.

— Позвольте, а где же вы собираетесь его брать? — Шредель вопросительно поднял брови.

— Задержать Якобсона мы можем только после того, как он покинет гостиницу и проедет на извозчике или автомобиле хотя бы два квартала. Никак не раньше. В противном случае всем будет ясно, что на него навели старшины «Авроры». В итоге мы не только рискуем потерять доверие эсдеков к клубу, но и ставим под удар нашего агента. Кроме того, я вполне уверен, что и сами старшины захотят выяснить, каким образом и от кого мы узнали о посланце РСДРП. И если даже Браслет окажется в безопасности, то проку от него уже не будет, поскольку «Аврора» побоится устраивать подобные встречи и останется чисто игровым клубом. Брать Лекаря буду лично я.

— А вы что скажете, Илларион Максимович? — постукивая карандашом о стол, выговорил начальник и посмотрел на своего помощника.

— У меня, Алексей Федорович, иное мнение, — не вставая, ответил ротмистр Мазельский — высокий, сухощавый офицер с аккуратными усиками под слегка крючковатым носом и набриолиненными волосами. — Я глубоко убежден, что задерживать Лекаря нужно у стойки портье. Во-первых, табльдот к полудню уже закончится. Во-вторых, находясь в зале, преступник окажется в своеобразной мышеловке. И здесь я вполне соглашусь с Александром Петровичем в отношении всех расставленных постов, кроме тех, что на улице. За счет их у нас освободятся филеры, которых мы можем использовать внутри гостиницы. Что касается опасения в отношении Браслета, то пора бы вообще разогнать этот карточный вертеп вольнодумства. Знаете, я бы с удовольствием пообщался с каждым из этих денежных мешков в своем кабинете. Уж больно далеко зашли эти господа, и пора их ставить на место.

— Я полностью согласен с Илларионом Максимовичем, — заключил Шредель. — Операцию пора завершать. Арестовывать Наума Якобсона надо не в зале ресторана, а в вестибюле. Так безопасней. После того как объект прочтет письмо, официант должен будет пригласить его к телефону. (Скрутить Лекаря легче, когда его правая рука занята телефонной трубкой.) Звонок должен раздаться сразу после того, как официант (переодетый наш офицер) принесет ему конверт. Сообразно этому расставьте посты. Руководство операцией «Лекарь» возлагаю на вас, Илларион Максимович. Что касается судьбы Браслета, то свою задачу он выполнил. Надобно его отблагодарить. — Он повернулся к Штарбергу. — Александр Петрович, подготовьте свои соображения на этот счет. Вот и все. А дальше — поживем-увидим-с. С богом, господа!