Моё имя (СИ) - Соболева Анастасия - Страница 119

— Так это правда? Что ты из «Красного пламени»?

— А ты как думаешь?

— Надеюсь, что нет. Ведь мне очень не хотелось бы стать свидетельницей твоей смерти.

На это я ничего не ответила, да и, похоже, сама Аки услышать ответ не сильно-то жаждала. Попрощавшись со мной, она звякнула ключами и скрылась за поворотом. Через минуту охрана вернулась на своё прежнее место.

Но кто бы мог подумать? Какая ирония. Клятва на имени. Даже несмотря на всё то, что я уже успела натворить в своей жизни, удача всё равно остаётся на моей стороне. Разве не занимательно? Ха-ха-ха.

От усталости веки вновь потянулись вниз, и прерванная Лудо цепочка воспоминаний, наконец, возобновила свой ход.

Вспышка.

Открыть глаза мне удалось лишь, когда солнце сияло высоко в небе. Урчание внизу живота тотчас сообщило: вовсе не одна ночь прошла с момента эксильской атаки. Сколько же я спала? Не знаю.

А ведь действительно — я спала, так, может, и всё произошедшее было лишь кошмаром, не более?

Вот только — не успела я даже толком посмаковать эту мысль, как была вынуждена похоронить её в самых глубинах отчаяния, лишь только набирающего свои обороты: неприятный запах в комнате, кровь на стенах и лежащее неподалёку обезглавленное сестринское тело просто-напросто не оставили мне других вариантов. Не зная, что делать, боясь смотреть в окно и выходить наружу, я просто забралась под своё мягкое, местами заляпанное в крови одеялко и начала плакать. Громко. Горестно. Безудержно. Мне тогда было всего восемь, так что, пожалуйста, не судите строго за подобную слабость.

Спустя полдня слёзы высохли, и я всё-таки заставила себя выйти из комнаты. Нашла в зале трупы родителей: мама лежала на столе, папа — под диваном, и у обоих — застывший ужас на лицах. Снова поплакала, но в этот раз уже не так долго, как в первый. Практически ничего не видя, пошла дальше, вниз по лестничной площадке. На третьем и первом этаже пришлось переступить через трупы дяди Коли и бабушки Светы,однако, к собственному удивлению, я не обратила на это большого внимания. Как оказалось, к смерти вокруг себя привыкаешь очень и очень быстро.

Когда оказалась на улице — ноги подкосились сами собой, и я упала прямиком на асфальт, сильно при этом расцарапав колени о разбитую кем-то бутылку. И вновь слёзы, много слёз. Москвы больше не было. Моего любимого города больше нет. Нет зданий, на которые я любила засматриваться, гуляя с мамой под ручку. Нет парка, в который Корни так часто водила меня поиграть жаркими летними днями. Нет катка, на который папа возил нас с сестрой, изо всех сил при этом скрывая, что сам совершенно не умеет кататься. Нет школы, в которую почему-то я никогда не любила ходить. Нет Киры, Паши и Светы, всегда согласных поиграть со мной в прятки. Нет бабушек, вечно сидящих на лавочке и готовых поделиться со мной шоколадкой. Нет магазинчика через дорогу, в который я иногда без ведома мамы бегала, чтобы купить себе ещё один лишний батончик. И мамы, которой я бы доказывала, что губы грязные вовсе не от шоколада, теперь тоже нет. Как и папы, и Корни… Нет никого и ничего. Лишь руины, горы трупов и реки крови. Зачем? Почему? Что мы сделала? И неужели… В живых осталась лишь я?

Наплакавшись вволю, я вспомнила, что делали для бабушки папа с мамой, когда она умерла, и решила сделать для них то же самое. Своровав в гараже у дяди Коли лопату (какая ему теперь разница?), я выкопала в саду у нашего дома три небольшие могилки. Вспоминая их внешний вид сейчас, отлично понимаю, насколько убогими они вышли, однако, не забывайте: мне было лишь восемь. Закончив с этим, кряхтя от боли и переутомления, я снесла вниз трупы мамы, папы и Корни. Положила в могилки и закопала. После чего, несмотря на усталость, собравшуюся в теле за два дня работы без отдыха, не упала.

Долгое время я стояла у холодных могил и смотрела неизвестно на что и куда. Думала обо всё на свете и ни о чём сразу. Плакать уже не хотелось: всё, что было можно, я давно выплакала. Казалось, что нахожусь на границе с таким понятием, как безумие, и стоит лишь протянуть руку, чтобы полностью в него окунуться. Но кое-что всё-таки удержало меня по эту сторону грани.И этим «кое-чем» было ничто иное, как ненависть.

Тогда я буквально чувствовала, как волна нового, ещё неизвестного мне чувства поднимается внутри с неописуемой скоростью. В считанные секунды оно завладело каждой клеточкой моего тела и волшебной кисточкой вывело на лице те эмоции, о существовании которых я до этого и не догадывалась. Это всё они. Чёртовы эксили. Это они во всём виноваты. Если бы твари не пришли в наш мир — ничего не случилось бы! Мы с мамой, папой и Корни жили бы счастливо, не зная всего этого ужаса. Ненавижу. Всех до единого. Ненавижу. И обязательно заставлю их пожалеть.

Решение пришло в голову само собою, всего за секунду. В парикмахерской по дороге я нашла довольно-таки недешёвую краску и перекрасила свои русые волосы в чисто-белый цвет — символ дневного света, борющегося с темнотой ночи изо дня в день. После чего в гараже у всё того же дяди Коли разыскала какую-то старую деревяшку и до того, как положить у семейной могилы, вывела краской на ней имена всех четырёх в тот день погибших.

— Мама, папа, Корни… Я обещаю, клянусь отомстить. Своими же руками уничтожу каждого чёртового эксиля на этой планете. Уверена: лишь по этой причине я и осталась в живых. И ради её осуществления должна перестать быть маленькой, слабой, беспомощной девочкой. Мне нужно отринуть как прошлое, так и настоящее. И начать… С имени. Своё настоящее я оставлю вам на хранение, пока себе возьму другое — то, что каждый миг будет напоминать мне, ради чего живу в этом мире. Имя, в котором будет заключён весь огонь Преисподней, способный испепелить каждого, кто посмеет встать у него на пути. Да, верно… С сегодняшнего дня меня зовут Ада. Ада Норин.

Глава 18. Верь в меня

За двадцать пять лет своей жизни я много чего повидал и много что пережил. Меня презирала собственная мать, били братья, а единственный по-настоящему любящий меня эксиль лишился головы прямо за обеденным столом. Я был изгнан из дому, скитался по миру, голодал и воровал, пока, в конце концов, не взошёл на престол и не вынес «семье» смертный приговор. Да, в своё время мне пришлось хорошо прочувствовать значение слова «страх». Вернее, я так думал… Аж до тех пор, пока не познал настоящий. Это случилось, когда томился в ожидании суда над любимой девушкой, который на самом деле был и не судом вовсе, а показательной казнью.

Неисправимое должно было произойти уже завтрашним ранним утром.Я же за всё это время так и не сумел ничего сделать, чтобы остановить с каждой минутой набирающее силу безумие. Загвоздка в том, что судить знать — исключительная привилегия совета старейшин, состоящего из таких же аристократов. По традиции, правящая семья не имеет права вмешиваться в их внутренние разбирательства. Конечно, эти два дня я не сидел сложа руки и с утра до вечера только и делал, что обхаживал участников бесполезного сборища, предлагая несметные богатства в обмен на небольшую услугу.Однако, как бы сильно ни старался переманить их на свою сторону — всё без толку. Во-первых, дряхлые старики уже долгое время жаждали избавиться от помехи в лице Ады Норин, представляющей угрозу их беззаботному существованию, а, во-вторых, уверен, Лудо весьма постарался промыть им мозги, превратив из глав устрашающих семейств в обычных утят, следующих за ним, как за мамой-уткой.

Лудо… Долгое время я закрывал глаза на многие вещи, связанные непосредственно с тобой. Превышение полномочий, непонятные встречи, растрата бюджетных денег чёрт знает куда и даже прямое противостояние мне — своему королю. Я мог стерпеть всё это, убеждая себя в том, что ты — моя семья, эксиль, делящий со мной одну кровь и историю. Однако в этот раз так не будет. Я никогда не забуду тебе того, что ты сделал. Покусившись на её жизнь, ты, брат, растоптал моё доверие окончательно.