Плохие девочки, которые изменили мир - Кушнир Елена - Страница 9

Плутарх писал:

После убийства Цезаря влияние Фульвии только возросло. Она больше не нашептывала мужьям, что им следует делать, а открыто занималась государственными делами, участвуя в распределении римских провинций. Она сопровождала мужа во время подавления мятежа и не только не возражала против жестоких казней, но и присутствовала на них. По словам Цицерона, лицо Фульвии «было забрызгано кровью умирающих», но не будем забывать, что оратор враждовал с нею и мог преувеличивать.

Когда Антоний вместе с Октавианом (будущим Августом) и Лепидом стал частью правившего империей триумвирата, Фульвия получила роль истинной царицы. Она стала первой женщиной, чей профиль чеканили на монетах. Антоний в ее честь переименовал греческий полис Евмения в Фульвию. С Цицероном, многократно выступавшим против Антония в Сенате и вообще давно ей надоевшим, Фульвия расправилась беспощадно. Антоний казнил оратора и привез его голову в подарок жене. Фульвия дала выход своей злобе, воткнув в «золотой» язык Цицерона три шпильки из своей прически. Эта сцена мести и изображена на картине Свидомского.

Когда Антоний отбыл на войну с Кассием и Брутом, Фульвия осталась в Риме представлять интересы мужа и фактически сделалась владычицей всей Италии. После победы при Филиппах Антоний остался на Востоке. Фульвия способствовала тому, чтобы его не забывали в Риме. Она конфликтовала с Октавианом, чтобы тот не присвоил себе славу за победу над республиканцами, и выступала перед легионерами, призывая их не забывать своего главного полководца — Антония. Надо думать, что обмениваться политическими уколами с Октавианом ей очень нравилось: в атмосфере соперничества, интриг и борьбы за власть она чувствовала себя как рыба в воде.

Но влюбившийся в Клеопатру Антоний предал ее. Поначалу Фульвия не могла поверить в его измену, как супружескую, так и политическую. Оставаясь на Востоке, он терял свою власть над Римом, а вслед за ним ее теряла и Фульвия. Не желая с этим мириться, она, по сути, развязала войну с Октавианом, надеясь выманить Антония обратно в Италию из объятий «египетской ведьмы». Но Антоний не возвращался. Октавиан в ходе этого конфликта стал вести против Фульвии пропагандистскую кампанию в духе мужского шовинизма: мол, она затеяла войну из-за своей сексуальной неудовлетворенности, типичной женской злобности и эгоизма (сказано человеком, который сделал всё, чтобы стать единоличным правителем Италии). Дальше пустили самые «страшные» слухи: Фульвия собирается опоясаться мечом и сама вести солдат в бой. О, позор! Чтобы баба командовала мужчинами! Да не бывать такому! И действительно, это были самые ужасные слухи, скомпрометировавшие Фульвию в Италии и за ее пределами. Антоний, услышав об этом, оставил последние сомнения: жене он помогать не станет, пусть сама разбирается со своим позором. При встрече, которая состоялась у супругов в Афинах после разгрома войск Фульвии Октавианом, Антоний обрушился на жену с упреками:

— Из-за тебя все решили, что я не могу за себя постоять! Мне не нужно, чтобы за меня воевала женщина!

Он уехал, оставив Фульвию больной, и она вскоре умерла, как шутили современники — от злости. Но Фульвия успела произвести на них неизгладимое впечатление как первая римлянка, занявшаяся политикой и войной не из-за спины мужчины, а самостоятельно и открыто. Возможно, ее пример вдохновил нашу следующую героиню.

Город под подошвой. Ливия Друзилла

(58–29 гг. до н. э.)

Если когда-нибудь вы захотите посмотреть фильм с героиней, которую можно назвать по-настоящему сильной, оставьте в стороне «Чудо-женщину» и другие комиксы. Лучше посмотрите британский сериал «Я, Клавдий» (1976), поставленный по одноименному роману Роберта Грейвза. Эта книга и ее экранизация — прообраз «Игры престолов». Джордж Мартин рассказывал в интервью, как на созданный им мир повлияла история древнеримского семейства, во главе которого стоял император Август. В этой истории найдется всё, что душе угодно: политические интриги, тайные романы и кровь рекой на улицах Рима. Каждый новый император становился всё ужаснее и безумнее, пока после Калигулы (он вдохновил Мартина на создание образа короля Джоффри) к власти не пришел его дядя Клавдий — один из самых достойных правителей Древнего мира.

Будучи главным героем романа Грейвза, Клавдий рассказывает о своей семье и о том, какую роль в ее возвышении и падении сыграла его бабка Ливия, жена императора Августа. Он говорит о ней: «Удивительная и — не буду скрывать — чудовищная женщина».

Об ее влиянии Клавдий пишет:

В сериальной экранизации романа роль Ливии блистательно исполнила актриса Шан Филлипс. За всю историю телевидения не появлялось более беспощадной, беспринципной и одновременно завораживающей злодейки. Год за годом, десятилетие за десятилетием она расчищала дорогу к власти своему сыну Тиберию, постепенно устранив бесконечной чередой интриг и отравлений всех его соперников из окружения Августа. В конце она не остановилась даже перед убийством самого Августа, уронив единственную слезу над мужем, с которым прожила более полувека. Делала Ливия всё это, по ее собственным утверждениям, исключительно во благо Рима, который, по ее мнению, могло бы погубить республиканское правление. Она помнила гражданские войны, начавшиеся после убийства Цезаря, и не желала их повторения. Власть, считала она, должна быть сосредоточена в руках одного человека, и ради этого Ливия была готова на всё:

Женщины Рима, хотя и пользовались относительной свободой, могли играть лишь второстепенные роли в общественной жизни. В женщинах ценилась скромность, преданность мужу, хорошие манеры и умение вести домашнее хозяйство. Последнее требовалось и от патрицианок, которые управляли домом и могли сами покупать и отпускать на волю рабов. Иногда женщины занимались собственными делами, а не только делами мужа. Известен случай, когда одна римлянка владела собственным ткацким предприятием и заработала целое состояние. Но это исключение из правил, как и открыто занимавшаяся политикой Фульвия. В политике женщинам места не было.

На гробнице некой Клавдии, жившей в середине II века до н. э., оставлена эпитафия, передающая традиционный взгляд римлян на женщин:

Ливия Друзилла тоже пряла шерсть. Но делала это исключительно по просьбе своего второго мужа, императора Августа, помогая ему в «рекламной кампании» по продвижению традиционных римских добродетелей. Ливия садилась за ткацкий станок в атрии на глазах у зрителей, играя роль идеальной римской матроны, и прилежно предавалась «женскому делу». Когда же публика расходилась, Ливия возвращалась к своим настоящим занятиям — активно участвовала в управлении государством.