Проклятие Тары. Артефакт-детектив - Монт Алекс - Страница 25

Банкир чувствовал себя крайне неловко. Он только что уверил Матвея, что дело в шляпе, а теперь ему придется объяснять, что ничего не вышло. Насупленный, он вертел карандашом по столу, не понимая, чем вызван столь категоричный отказ Семеныча, и лихорадочно размышлял, кого подписать еще?

— Послушай, Боря, а чего ты паришься? — догадываясь о его незавидном положении, сжалился чекист. — Давай передадим заказ твоего друга Седому. Думаю, он оформит Чарова в лучшем виде. Пойми меня правильно, Борик, — старый лис перешел на доверительный тон, — сам я не могу. Он из нашей системы, имеет влиятельных покровителей, один Петелин чего стоит, короче, я не в теме. Однако… — обнадеживающе поднял палец Семеныч, — я перетру твой вопрос с Седым. Как и мы все, Седой не имеет причин любить Георгия. К тому же он иностранец, и если заказ выполнят его люди, нам будет спокойнее. Местный криминал лучше не трогать, момент не тот, да и… — сделал выразительный жест Семеныч, — в общем, пускай этим займутся албанцы!

— Албанцы? — переспросил удивленный Фрумкин.

— Ну, какая тебе разница! Албанцы, чеченцы с паспортами Евросоюза или еще кто, главное результат.

— Значит?

— На днях позвоню, — окончательно успокоил его Семеныч, и обнадеженный Фрумкин покинул офис «Стрелы» в приподнятом настроении.

Подробности переговоров с Семенычем расстроили Матвея. Как и Борис, он рассчитывал на немедленное согласие старого чекиста и собирался чуть ли не завтра выплатить аванс. А тут такой неожиданный поворот сюжета, настоящий обломс, ептить! «Ладно, черт с ним, два-три дня ничего не решают, подожду до конца недели, и если не разродится, буду искать альтернативу», — уже не особо надеясь, рассуждал Матвей.

Едва дверь за Борисом закрылась, Прохор Семенович достал из холодильника водки и, дернув рюмашку, сел за компьютер. Седой ответил мгновенно и сразу оговорил цену. Она, признаться, впечатлила чекиста, однако торговаться с балканским авторитетом Семеныч не стал и, накинув свой скромный интерес, отзвонился Фрумкину. Колесо завертелось…

Глава 30. Сделка с нефтяником

Завертелось колесо и в Мюнхене. Получив обещание Матвея, что в первых числах июня тот вылетит в Улан-Удэ, Вайс решил встретиться с покупателем из Техаса и попытаться повысить цену. Выставлять статую на открытый аукцион, на чем настаивал Иссерсон, он по-прежнему опасался. «Черт знает, что выкинут эти фанатики!» Он хорошо запомнил ледяной взгляд заявившегося к нему в офис сектанта, потребовавшего, ни много ни мало, продать за десять миллионов статую богини Тары, если изваяние вдруг окажется у него. Ошарашенный Вайс тогда лишь развел руками, сказав, что слыхом не слыхивал о подобном предмете, но предупреждение буддиста не забыл. «Почему бы не уступить куколку ему, десять лямов неплохие деньги! Вся проблема в Матвее. Он и пятнадцать-то миллионов, которые предложил американец, не считает за цену, так что тогда говорить о десяти сектанта! Нет, надо ломать штатовца, поднять ценник до двадцати и ударить по рукам. Тогда аукцион точно будет не нужен. Матвей никуда не денется и сделку одобрит», — мучился сомнениями Вайс, настраиваясь на непростой торг с техасцем.

Коллекционер оказался в Лондоне и с готовностью откликнулся на предложение возобновить начатый на прошлом аукционе разговор.

— Восемнадцать миллионов и ни цента больше, — таков был вердикт коллекционера. — Даю вам максимально высокую, насколько это возможно, цену. Если выставите статую на торги, вам могут дать и больше, но подумайте, Генрих, зачем вам проблемы? Это же не кусок золота или обычный артефакт из золота, — давил аргументами штатовец, — а великий культовый символ, предмет поклонения миллионов буддистов в разных уголках земного шара. И я не поручусь, что к вам не пожалуют какие-нибудь обскурантисты и не потребуют снять статую с торгов, — словно в воду глядел коллекционер. — И, поверьте, это самое безобидное, что может быть. То, что вы продавали до сих пор, — видя, что немец вот-вот сдастся, продолжал распаляться поймавший кураж американец, — это предметы древних архаических культов, не имеющие последователей в наши дни. Экспонаты провинциального этнографического музея — максимум, на что тянули ваши безделушки. А тут знаменитая буддийская реликвия, бесследно исчезнувшая и вдруг явившаяся из небытия! Да вас затерзают одними вопросами, где вы ее взяли! К тому же, если Тара пойдет с молотка, буддисты расценят это как унижение своей религии. Они, конечно, не мусульмане. Те ухитряются усмотреть оскорбление ислама в любом косом взгляде или двусмысленном жесте. О «Сатанинских стихах» Салмана Рушди или газетных шаржах на Пророка я даже не говорю. Но и терпение буддистов не беспредельно, дорогой Генрих! Короче, — тяжело выдохнул уставший агитировать за советскую власть ковбой. — Давайте я выпишу чек на сумму, равную десяти процентам от сделки, то есть на миллион восемьсот тысяч долларов. Если согласны, деньги можете получить хоть сегодня, — с этими словами коллекционер достал чековую книжку и на глазах у потерявшего дар речи Вайса проставил озвученную цифру. — А это наш с вами договор, — осклабился штатовец, доставая файл. — Можете ознакомиться. Подписываете, и чек ваш! — мастерски завершил психологическую атаку он.

— А если статуи, ну, вы сами понимаете… — позабыв нужные слова, будто блуждая в потемках, силился нащупать запасной выход Вайс. Американец пришел ему на помощь:

— Если случится форс-мажор, вернете миллион восемьсот, и вопрос будет исчерпан. Это прописано в нашем договоре. Вот, пожалуйста, — отчеркнул он ногтем искомую строку.

Что и говорить, момент нефтяник выбрал удачный. Вайс остро нуждался в деньгах. На днях ему предложили любопытные вещицы, раскопанные в египетской пустыне близ Амарны. Поражающие своим натурализмом терракотовые статуэтки, рисунки на камне с изображениями не идолов, а живых, из плоти и крови, людей, изысканные амулеты, изделия из золота и бронзы принадлежали эпохе величайшего реформатора Древнего Египта фараона Эхнатона и его жены Нефертити. Продавец, замшелого вида араб, мог и подождать неделю-другую, пока идет искусствоведческая экспертиза, делается радиоуглеродный анализ и прочие долгоиграющие процедуры, да что толку! В обозримом будущем свободных денег у Вайса все равно не предвиделось. И тут, откуда ни возьмись, по щучьему велению и Вайсову хотенью, они сваливаются прямо на голову.

«В конце концов, если египетские сувениры окажутся фуфлом, деньги я найду куда пристроить», — рассудил аукционист и потянулся к ручке.

Глава 31. Тайное поручение

Утром военмин вызвал Самуила. Бросив беглый взгляд на доработанную карту, он убрал ее в ящик стола и, повернув ключ, с лукавым прищуром воззрился на писаря.

— Вот что, Самуил. Мы тут с товарищем Дягуром вчера побеседовали и замыслили одну хитрую идейку. Причем персонально для тебя, чуешь? — издалека начал разговор Блюхер. По причине малоопытности и горячности он решил не привлекать к делу своих контрразведчиков. «Только дров наломают да добычу спугнут, а Иссерсон — самая подходящая кандидатура».

— Слушаю, товарищ военмин, — сделал озабоченное лицо писарь, не имевший никакого понятия, куда клонит начальство.

— Ты ведь товарища Сольца хорошо знаешь?

— Исключительно по делам службы, товарищ военмин. Свободное время проводим порознь. Он человек скрытный, компаний не любит, держится наособицу, близких знакомств не заводит, в общем, все один да один, — честно отвечал порядком напрягшийся писарь. «И на хрена ему Сольц сдался?» — искренне озадачился он.

— То-то и оно, что один, — Блюхер саркастически хмыкнул. — В общем, ежели без обиняков, то скажу, только смотри, чтоб ни-ни… — он погрозил пальцем и так яростно сверкнул глазами, что Самуил вошел в пол аки гвоздь. — В общем, присмотрись к нему, поговори лишний раз, на чай пригласи или еще что придумай. Ты хорошо себя проявил, и мы тебе доверяем. А вот Сольц меня в сомнения вводит, хотя службу свою знает и претензий у нас к нему быть не может. Но больно уж он ледяной какой-то, не наш он человек, нутром чую. Короче, задачку я обрисовал, а уж ты сам понимай, как действовать ловчее. Или мои сомнения развей, или, — поднеся палец к кадыку, многозначительно кашлянул Блюхер. — Ну, а за карту тебе отдельная благодарность.