Бегущая могила (ЛП) - Гэлбрейт Роберт - Страница 40

Страйк проверил часы. Шарлотта смотрела на него поверх бокала с вином.

— Ладно, хорошо. Я только что узнала, что у меня рак.

Что бы Страйк ни ожидал, это было не то. Как бы неприятны и, возможно, необоснованны ни были эти подозрения, он подумал, не лжет ли она. Он знал, что она была не только крайне манипулятивной, но и безрассудной — иногда до саморазрушения — в погоне за желаемым.

— Мне очень жаль это слышать, — сказал он формально.

Она смотрела на него, медленно краснея.

— Ты думаешь, что я лгу, не так ли?

— Нет, — сказал Страйк. — Это было бы чертовски подло — врать.

— Да, — сказал Шарлотта, — это было бы так. Ты собираешься спросить меня, какой именно, или как…?

— Я думал, ты собираешься мне рассказать, — сказал Страйк.

— Грудь, — сказала она.

— Понятно, — сказал Страйк. — Ну… Надеюсь, ты в порядке.

Слезы наполнили ее глаза. Он сотни раз видел, как она плачет — от горя, конечно, но и от ярости, и от того, что ей мешают, — и его это не трогало.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Что еще я могу сказать? — сказал он. — Я надеюсь, что с тобой все в порядке. Не только ради детей, но и ради всего остального.

— И это… это все? — прошептала Шарлотта.

Когда-то она могла бы начать кричать, не обращая внимания на присутствие свидетелей, но теперь, когда он не был связан с ней, она понимала, что такая тактика неразумна.

— Шарлотта, — сказал он тихим голосом, наклонившись к ней, чтобы убедиться, что его не подслушивают, — я не знаю, каким образом я могу тебе это объяснить. Между нами все кончено. Я желаю тебе добра, но мы закончили. Если у тебя рак…

— Значит, ты считаешь, что я лгу?

— Позволь мне закончить. Если у тебя рак, ты должна сосредоточиться на своем здоровье и своих близких.

— Моих близких, — повторила она. — Понятно.

Она откинулась на спинку кожаной скамьи и вытерла глаза тыльной стороной ладони. За ней наблюдали несколько мужчин у бара. Возможно, Шарлотта тоже почувствовала, что у нее есть зрители, потому что теперь она закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

Ради всего святого.

— Когда тебе поставили диагноз? — спросил он, чтобы она перестала плакать.

Она сразу же подняла голову, вытирая свои сверкающие глаза.

— На прошлой неделе. В пятницу.

— Как?

— Во вторник я пошла на плановый осмотр, и… да, в пятницу мне позвонили и сказали, что что-то нашли.

— И они уже знают, что это рак?

— Да, — сказала она слишком быстро.

— Ну, как сказать… Надеюсь, с тобой все в порядке.

Он попытался встать, но она протянула руку через стол и крепко схватила его за запястье.

— Корм, пожалуйста, выслушай меня. Серьезно. Пожалуйста. Пожалуйста. Это жизнь и смерть. Я имею в виду, что это делает человека… Помнишь, — прошептала она, глядя ему в глаза, — после того, как тебе оторвало ногу… Боже мой… Это заставляет тебя понять, что важно. После этого ты захотел меня. Разве не так? Разве я не была единственным человеком в мире, которого ты тогда хотел?

— Разве? — спросил Страйк, глядя в ее прекрасное лицо. — Или я просто взял то, что мне предложили, потому что это было проще всего?

Она отшатнулась, отпустив его запястье.

Все отношения имеют свою собственную мифологию, и в их с Шарлоттой отношениях центральное место занимала общая вера в то, что в самый плохой момент его жизни, когда он лежал на больничной койке с половиной ноги и его военной карьере пришел конец, ее возвращение спасло его, дало ему то, за что можно было держаться, ради чего можно было жить. Он знал, что только что разрушил священное табу, осквернив то, что было для нее не только предметом гордости, но и основой ее уверенности в том, что, как бы он ни отрицал это, он продолжает любить женщину, которая была достаточно великодушна, чтобы полюбить искалеченного мужчину, оставшегося без карьеры и без средств к существованию.

— Надеюсь, с тобой все будет в порядке.

Он поднялся на ноги, прежде чем она успела прийти в себя и предпринять ответные действия, и вышел, наполовину ожидая, что пивной бокал ударит его по затылку. По счастливому стечению обстоятельств, когда он вышел на тротуар, в поле его зрения попало свободное черное такси, и спустя всего две минуты после того, как он оставил ее, он уже мчался прочь, в сторону Денмарк-стрит.

Глава 19

Девять сверху означает:

Застой заканчивается.

И-Цзин или Книга Перемен

— …Заговор настолько огромен, что его буквально невозможно увидеть, потому что мы живем внутри него, потому что он формирует наше небо и нашу землю, и поэтому единственный способ — единственный способ — спастись, это шагнуть в буквальном смысле в другую реальность, истинную реальность.

Было субботнее утро. Робин сидела в храме Руперт-Корт уже три четверти часа. Сегодняшним лектором был человек, которого она видела читающим лекцию Уиллу Эденсору на Бервик-стрит. Он представился как сын папы Джея, Тайо. Это вызвало бурные аплодисменты, к которым присоединилась и Робин, вспомнив, как Кевин Пирбрайт назвал Тайо “нестабильным силовиком” ВГЦ.

У Тайо, носившего темные растрепанные волосы, были такие же большие голубые глаза, как у его отца, и, возможно, квадратная челюсть Джонатана, если бы он не имел несколько килограммов лишнего веса, из-за чего второй подбородок оказался ниже первого. Он напомнил Робин перекормленную крысу: длинный и острый нос, необычно маленький рот. Речь Тайо была убедительной и назидательной, и хотя изредка в зале раздавался ропот согласия, никто не плакал и не смеялся.

В первом ряду храма сидел известный романист Джайлс Хармон, которого Робин узнала, когда он проходил мимо нее на входе. Невысокий мужчина с длинными серебристыми волосами, Хармон обладал тонкими, почти нежными чертами лица и вел себя сдержанно, как человек, ожидающий, что за ним будут наблюдать. Его сопровождал в храм эффектный мужчина лет сорока, у которого были черные волосы, евразийские черты лица и глубокий шрам, идущий от слегка искривленного носа к челюсти. Пара медленно продвигалась по проходу, махая знакомым и служителям храма. В отличие от Ноли Сеймура, эти двое не демонстрировали смирения, а лишь одобрительно улыбались, когда прихожане уступали им дорогу, и переходили на ряд назад.

За дело, устало подумала Робин, пока Тайо продолжал говорить. Накануне вечером Райан остался у нее ночевать, и после секса было много разговоров, в основном о рисках, связанных с работой под прикрытием. Робин не была ни настолько невежественной, ни настолько самонадеянной, чтобы считать, что не нуждается в советах, но последней ее мыслью перед тем, как заснуть, было: слава богу, что я не рассказала тебе о духовной связи.

Наконец-то Тайо Уэйс закончил свое выступление. Аплодисменты, хотя и были достойными, но не такими восторженными, как в адрес его отца или Бекки Пирбрайт. Свет в храме стал ярче, и Дэвид Боуи снова начал петь. Робин нарочито медленно поднималась со своего места, копаясь в сумочке от Gucci, надеясь, что светловолосая служащая снова подойдет к ней. Джайлс Хармон прошел мимо, величественно кивая налево и направо. Его более высокая спутница осталась возле сцены, в центре скопления людей.

Робин задержалась в проходе, неопределенно улыбаясь и разглядывая нарисованных на потолке пророков, словно видела их впервые. Она была почти под Утонувшим Пророком в белой мантии, со злобными черными глазами, когда знакомый голос произнес,

— Ровена?

— Привет! — сказала Робин. Появилась блондинка, которая ранее подходила к ней, сияя, как и прежде, и держа в руках кипу брошюр, толще тех, что обычно лежали на полках в задних рядах скамей. — Как здорово, что ты снова здесь!

— Я знаю, — сказала Робин, улыбаясь в ответ, — мне кажется, что я не могу остаться в стороне, не так ли?

Когда блондинка рассмеялась, Робин заметила, что кто-то стоит прямо за ее спиной. Обернувшись, она оказалась почти лицом к лицу с Тайо Уэйсом и испытала приступ неприязни. Она не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала такую сильную, непосредственную антипатию к мужчине, и ей потребовалась вся ее самодисциплина, чтобы улыбнуться ему в ответ, широко раскрыв глаза и дружелюбно сказав: