Ганнибал - Харрис Томас - Страница 17

– Беглых?

– Ну да, тех, кто убежал от нас. Заключенные ведь иногда убегают.

– Значит, доктор Лектер мог попасть в категорию беглых. Как по-вашему, его документы могли быть отправлены в органы правопорядка?

– Для нас он не беглый. И никогда не попадал в категорию наших беглых. Он находился в заключении не у нас, когда бежал. Я один раз спускалась туда, в подвал, посмотреть на доктора Лектера, и показала его своей сестре – она тогда приезжала ко мне со своими мальчиками. Меня всегда словно холодом обдает и начинает тошнить, когда я вспоминаю об этом. Он подстрекал одного из своих соседей кинуть в нас, – тут она понизила голос, – свою малафейку. Знаете, что это такое?

– Да, я слыхала этот термин, – ответила Старлинг. – Это, наверное, был мистер Миггз, верно? Он хорошо умел кидаться.

– Я это все выбросила из памяти. А вот вас я помню. Вы приходили к нам в больницу и говорили с Фредом – с доктором Чилтоном, а потом спускались туда, в этот подвал, где был Лектер, правильно?

– Да.

Доктор Фредерик Чилтон был директором Балтиморской спецбольницы для невменяемых преступников. После побега доктора Лектера он однажды уехал в отпуск и с тех пор числился пропавшим без вести.

– Вы, наверное, знаете, что Фред пропал.

– Да, я слыхала об этом.

У мисс Кори на глазах выступили слезы.

– Он был моим женихом, – произнесла она. – Он пропал, а потом закрыли больницу, все было так, словно мне потолок на голову обрушился. Если бы не моя церковь, я бы всего этого не пережила.

– Мне очень жаль, – сказала Старлинг. – Теперь у вас хорошая работа.

– Но нет рядом Фреда. Это был прекрасный, просто прекрасный человек. И мы так любили друг друга! Такое не каждый день встречается! Его ведь избрали однажды Парнем года, когда он учился в старших классах, в Кантоне, в Коннектикуте.

– Мне уже пора, Айнел, еще один вопрос: где он держал медицинскую документацию – у себя в кабинете или в приемной, где ваш стол?

– Все документы хранились в стенных шкафах в его кабинете, но потом их скопилось так много, что мы поставили новые шкафы в приемной. Они всегда были заперты, конечно. Когда нас стали выселять, в помещение въехала метадоновая клиника[42] – временно, но все равно все вещи много раз перетаскивали с места на место.

– А вы когда-нибудь видели карту доктора Лектера? Держали ее в руках?

– Конечно.

– Случайно, не помните, в ней были какие-нибудь рентгеновские снимки? И вообще, снимки обычно хранились внутри карты или отдельно?

– Внутри. Их всегда вкладывали в медкарту. Они были больше по размеру, и с ними неудобно было обращаться. У нас был свой рентгеновский аппарат, но постоянного рентгенолога не держали, поэтому и не было отдельных медкарт в рентген-кабинете. Я, честное слово, уже не помню, были в его карте снимки или нет. Вот энцефалограмма там была, Фред ее часто показывал приезжавшим. Доктор Лектер – не хочу даже называть его доктором! – был весь опутан проводами от энцефалографа, когда напал на эту бедную медсестру. И что самое ужасное, у него даже пульс не изменился, когда он на нее напал. Ему сломали руку санитары, понимаете, они все набросились на него, пытаясь оторвать от нее. Вот потом и пришлось делать рентгеновский снимок. Они бы ему не только руку сломали, будь на то их воля…

– Если вам что-нибудь придет в голову, где могут храниться эти документы, позвоните мне, ладно?

– Мы начнем, что называется, глобальный поиск, так? – Мисс Кори явно нравился этот термин. – Только не думаю, что мы что-нибудь найдем. Ведь многие архивы были просто брошены, не нами, а этими, из метадоновой клиники.

У кофейных кружек были толстые края, и капли с них стекали по стенкам. Старлинг наблюдала, как Айнел Кори, тяжело переваливаясь, идет к дверям – прямо-таки воплощенное страдание, а затем залпом проглотила оставшийся кофе, заткнув за воротник салфетку.

Старлинг понемногу приходила в себя. Она понимала, что что-то здесь ее здорово раздражает. Может быть, скверный запах, нет, что-то большее, чем просто скверный запах, может быть, вся эта безвкусица. Равнодушие к вещам, которые радуют глаз. Может быть, она соскучилась по стильной обстановке. Пусть даже псевдоаристократический стиль – и то было бы лучше, чем ничего. Да, вот так я считаю, нравится это вам или нет.

Старлинг произвела некоторый самоанализ, пытаясь обнаружить в себе признаки снобизма, и решила, что снобом ей становиться не с чего. Потом, думая о стиле, она вспомнила Эвельду Драмго, у которой со стилем было все в порядке. При этой мысли Старлинг вдруг страшно захотелось снова выпустить пар.

11

И Старлинг вернулась туда, где все это начиналось, в Балтиморскую спецбольницу для невменяемых преступников штата Мэриленд, ныне уже не действующую. Старое здание бурого цвета, пристанище боли, ныне закрытое и запертое, изрисованное граффити и ожидающее сноса.

Спецбольница и так уже долгие годы разваливалась, еще до того, как во время своего отпуска исчез ее директор, доктор Фредерик Чилтон. Последующие разоблачения неправильного и незаконного расходования средств и полный износ здания вскоре привели к тому, что законодатели прекратили перечисление средств на содержание больницы. Часть пациентов перевели в другие аналогичные учреждения штата, некоторые умерли, а еще несколько теперь бродили по балтиморским улицам как привидения, зомбированные хлорпромазином[43], и состояли амбулаторными пациентами разных недоношенных лечебных программ, что уже не одного из них привело к смерти под забором от переохлаждения.

Дожидаясь сторожа возле старого здания, Старлинг вдруг поняла, что она именно потому в первую очередь и занялась другими возможными версиями, что не хотела вновь приходить сюда.

Сторож опоздал на сорок пять минут. Это оказался толстый старик с ножным протезом, стучавшим, как копыто, и стрижкой явно восточноевропейского фасона, которую ему, вероятно, сделали еще на родине. Он задыхался от одышки, когда шел со Старлинг к боковой двери. К двери которой вели несколько ступеней, спускавшихся от тротуара. Дверной замок был уже вскрыт мародерами, так что дверь была заперта на цепь с двумя висячими замками. Звенья цепи оплела густая паутина. Трава, выросшая в трещинах ступеней, щекотала Старлинг лодыжки, пока сторож возился с ключами. День клонился к вечеру, небо было хмурым, свет едва проникал сквозь тучи и не давал теней.

– Я не очень хорошо знать это дом, я только пожарный сигнализация проверяю, – сказал сторож.

– А вы не знаете, там еще хранятся какие-нибудь документы? Там есть шкафы, какие-нибудь архивы?

– Как уехал больница, тут был метадоновый клиника, несколько месяц. – Сторож пожал плечами. – Они все несли в подвал – кровать, постель, не знаю, что еще. Там плохо, на низу, для мой астма, там плезень, плохой плезень. Все матрас на кровать – все плезень. Мне не можно дышать. Чертов ступенька тоже плохо для мой нога. Я мог показать, только…

Старлинг была бы рада любой компании, даже такой, но с ним, похоже, дело займет слишком много времени.

– Ладно, не надо. Где ваша контора?

– Дальше по улиц, квартал отсюда, там раньше был бюро выдачи водительский права.

– Если я не вернусь через час…

Он посмотрел на часы:

– У меня через полчаса кончился день.

Так! Ну, с меня хватит, черт бы вас всех подрал!

– Знаете, что вы сейчас сделаете, сэр? Сядете в своей конторе и будете ждать, пока я не верну вам ключи. Если меня через час не будет, позвоните вот по этому телефону – номер указан на карточке, и сообщите им, куда я отправилась. Если вас не окажется на месте, когда я вернусь, – закроете офис и уйдете домой, – я завтра же утром лично доложу о вас вашему начальству. А кроме этого… кроме этого, вас еще проверят из Налогового управления и из Бюро иммиграции и… натурализации. Вы все поняли? Я жду ответа, сэр.