Андрей Капица. Колумб XX века - Щербаков Алексей Юрьевич - Страница 40

Андрей — заботливый товарищ:

«Вечером все ходили в кино, а я остался работать. Уже под утро, часа в три, Андрей встал и, ни слова не говоря, вскипятил мне какао. Растрогал меня почти до слез».

Но главное все-таки работа:

«Потом поехали к морене под названием Причал Лены. Занимались разборкой склада детонаторов, используемых для сейсмического зондирования льда и хозяйственных взрывных работ. В ящиках, вмерзших в лед и заваленных снегом, их около двадцати тысяч. Все эти ящики надо перевезти в какое-нибудь непосещаемое место. „Выковыряли“ около пятнадцати ящиков. Особенно досталось Андрею Капице, ведь только он имеет „диплом взрывника“ и смыслит в детонаторах. Поэтому он лишь работал ломом. Мы из солидарности сидели рядом, покуривали и относили ящики в сторону».

Наконец начинается бурение:

«Летали на остров Дригальского. Встали в шесть утра, ведь самолет в семь. Оделись потеплее: унты, четыре пары брюк (кальсоны, спортивные, лыжные и штормовые), свитер и специальная стеганая куртка. В самолете все забито до отказа. Ведь мы везем буровой станок и к нему сорок шнеков по восемнадцать килограммов каждый. Нас, гляциологов, пять человек (Казарин (Николай Иванович Казарин, инженер-буровик, конструктор бурового станка. — Прим. авт.), Андрей, я, Толя, Юра) да экипаж тоже из пяти человек. Первым пилотом летит огромный Федя Чуенков, вторым — его друг, щуплый, но ас Петя Рогов, штурман, конечно же, Юра Робинсон, радист Коля и бортмеханик Филимоныч…

До острова Дригальского сорок минут полета… Вот он, остров… Громадная низкая лепешка, геометрически правильно расползающийся блин жидкого теста, на который небесная хозяйка опустила гигантский стакан и подрезала слишком тонкие края. Поперечник его двенадцать километров. Берега острова обрываются со всех сторон в океан, попасть сюда можно только самолетом…

Здесь, в центре острова, мы будем бурить через снег и лед скважину. Чем она будет глубже, тем лучше. Далее в скважину будут опущены термометры. Показания термометров, установленных на различной глубине, сопоставленные с показаниями приборов в других скважинах, позволят выяснить, можно ли рассматривать ледяной покров острова как уменьшенную модель ледяного щита материковой Антарктиды, и ответить на ряд других вопросов.

Быстро разгружаем станок, ставим его на две доски, чтобы не болтался и не проваливался в снег, и вот уже тишину прорезал веселый стук мотоциклетного двигателя. Казарин, как всегда, занимается рычагами, моя работа — подать шнек, вставить его в станок, убрать горку ледяной стружки, поднятой на поверхность шнеками, подать новый шнек, и так далее. Дует ветер. Стрекочет, подгоняя нас, мотор. Любоваться природой некогда, мы бурим, спуская за несколько часов до сорока шнеков, а каждый шнек что-то весит, и ведь после бурения их надо еще вытаскивать из скважины, повторяя в обратном порядке уже описанную операцию…

Собственно достал этот станок Андрей. Он ему нужен был для того, чтобы можно было закладывать заряды взрывчатки не у поверхности, а где-нибудь на глубине тридцать — сорок метров от нее. В этом случае, думал он, ему удастся избежать влияния сложных акустических эффектов, которые мешали ему работать в предыдущей экспедиции».

Андрей упорно продвигает свою идею обязательного похода на Южный полюс:

«День восемьдесят четвертый. В четыре часа дня первый ученый совет. Обсуждались итоги похода на Комсомольскую („Харьковчанки“ уже перегнали туда. — Прим. авт.)… Машины идут неплохо, но шалит отопление, летят пальцы, иногда ломаются траки в местах, где нет уширителей. Говорят, на Большой земле поломка траков очень редкая вещь.

Потом сделал сообщение о намеченном весной походе к Южному географическому полюсу Андрей. Он утверждает, что при максимальной нагрузке машин, если расход горючего на километр пути не превысит того, что был в походе на Комсомольскую, можно осуществить поход в полном объеме и уложиться по времени до отхода последних судов, которые придут за нами через год.

Многие отнеслись к словам Андрея скептически, говоря о том, что его план осуществим лишь при благоприятных условиях, а на практике оказывается все сложнее: могут начать буксовать машины на мягком зимнем снегу…»

А вот короткая, но яркая зарисовка Игоря Алексеевича Зотикова по поводу того, что значит побывать в глубинах Антарктиды:

«Вылезли на улицу, а навстречу — штурман похода „Харьковчанок“ Олег Михайлов и Вадим Панов. Только что прилетели с Комсомольской. Они пришли туда утром, а вот сейчас, вечером, самолет доставил их уже в Мирный. И Олег, и Вадим очень изменились, особенно Вадим. Всего восемнадцать дней они пробыли в походе, а выглядят постаревшими на много лет. Оказалось, что машины промерзают насквозь. Утром температура в салоне — минус 10–15 градусов».

А Андрей все шутит: «Остановка в дверях, Савельев (Борис Александрович Савельев, доктор геолого-минералогических наук, мерзлотовед, гляциолог, начальник гляциологического отряда Четвертой САЭ. — Прим. авт.) надумал поговорить о деле: о бутылках для анализов воды с разных глубин моря:

— Краснушкин, я вами недоволен, вы не подготовили бутылки…

— И закуску, — перебивает Капица».

А вот еще:

«Занимались сегодня с Андреем анализом радиограмм. Когда, во сколько, откуда отправлены. Выяснили, что мамы пишут рано утром, жены — в восемь-девять вечера».

Так встретились на ледяном континенте двое ученых. Один — все же больше географ, другой — самый настоящий, серьезный физик. Пока его не захватила антарктическая романтика, Игорь Зотиков занимался у Сергея Павловича Королева расчетами плавления обтекателей боеголовок баллистических ракет при их возвращении из космоса в плотные слои атмосферы. Идея Андрея о таянии под ледяным антарктическим куполом Игорю нравится, так как любая выпуклая структура неизбежно порождает у него ассоциации с плавлением.

Андрею с Игорем пришлось тогда зазимовать в Мирном, чтобы дождаться благоприятного времени для похода на полюс. Андрей тренировался бурить и взрывать, Игорь закладывал в скважины косы термометров, чтобы определить, как меняется температура сверху вниз в леднике. У друзей было достаточно времени для разговоров.

Игорь Зотиков пишет: «Обратного градиента температур (когда температура книзу понижается. — Прим. авт.) в скважине на пятидесятом километре уже нет, а на седьмом есть. Значит, это не влияние потепления климата…

День двести шестой. Вот уже шесть дней как нет связи с Большой землей. Идут какие-то гигантские магнитные бури. По ночам горят странные кроваво-красные пятна полярных сияний. Мы раньше никогда не видели красных сияний. Первый раз было даже жутковато. Казалось, что где-то горят большие города.

День двести седьмой. С утра получил задание работать все на той же „бане“. Андрей взрывами пробил траншею, и теперь мы ее закладывали сверху листами железа. Работа легкая, и к обеду ее закончили. Погода стоит прекрасная, светит солнце… ясно, ветер 10–15 метров в секунду. Но мы давно привыкли к такому.

Нигде нет такого твердого снега, как в Антарктиде. Снег здесь можно „копать“, лишь разбивая его топором или выпиливая пилой. Лопата отскакивает и только звенит. Еще ни разу не становился на лыжи, да и невозможно. Поверх этого каменного снега стоят, как ящерицы, поднявшие голову, большие и малые заструги, такие же твердые, как сам снег…

Сегодня же радио сообщило, что на солнце был самый большой взрыв за сто лет. Из-за этого на неделю нарушилась радиосвязь между Америкой и Европой…

День двести пятьдесят третий… Вечером состоялось совещание летчиков с Дралкиным (начальник Четвертой САЭ. — Прим. авт.). Волнует один вопрос. Надо срочно лететь на станцию Восток. Два месяца назад у ребят кончились мясо и папиросы. Позавчера там съели последние масло и сахар. Остались лишь ядрица и сухари, а ведь сейчас там тяжелее всего: температура минус 80–85 градусов! Лететь туда можно, когда температура поднимется хотя бы до минус 50 градусов. А когда это будет, никто не знает. В прошлых экспедициях полеты на Восток начинались в конце октября, а сейчас конец августа. К октябрю у них кончится и крупа, и, пожалуй, соляр. Летчики решили с 10 сентября начать попытки прорваться на Восток. Этот полет будет очень тяжелый и опасный, ведь он занимает без посадки одиннадцать часов».