Возраст – преимущество - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 42

Первым делом я оказался в комендатуре, где получил… Форму. Мать моя женщина, они меня что, на передок решили забросить? Нацистская форма, явно сшитая не на меня, а просто подобранная как самая маленькая, сидела на мне мешком… и бесила. На кителе как положено, уже были размещены все нашивки за ранения, а также знак Железного креста. Эх, так ходить в немецком тылу было бы неплохо, вон рядовые даже застывают, когда я мимо иду, нравится, но вот сама суть этой формы раздражала. Но прямо сейчас она мне реально помогала, ибо избавляла от грубости. Меня уже не пнешь просто так, ради удовольствия, немцы хоть и видят мальчишку, но вид на мне формы и наград их как-то дисциплинирует, что ли.

– Унтер-офицер, вы командируетесь в Кенигсберг по приказу командования абвера, – новый начальник комендатуры, майор Шебе, прочитал по бумажке приказ.

– К какому числу я должен прибыть? – поинтересовался я, не просто так, нужно ведь передать своим все, что узнал.

– Вы будете отправлены туда на самолете, поэтому вас доставят и нет нужды добираться самому, – четко и даже с уважением в голосе отчеканил майор. – Вам все понятно? Вы должны быть счастливы, что летите вот так, многие офицеры дорого заплатили бы, чтобы занять ваше место.

– Когда самолет? – не влезая в диалог, спросил я.

– Завтра утром. Если вам негде переночевать…

– Я живу на квартире, соберу вещи, а завтра прибуду сюда. В котором часу отъезд?

– В шесть. Можете назвать адрес, за вами заедет машина.

– В этом нет необходимости, квартира совсем рядом и вещей у меня немного, буду в шесть.

– Отлично. Да, унтер-офицер, зайдите в оружейную, вам выдадут оружие, в городе неспокойно, учитывая то, что вы боролись с подпольем, есть угроза захвата. По этой же причине я рекомендовал бы вам взять сопровождение.

– Господин майор, если мне что-то угрожает, то позвольте спросить, зачем агента, весь смысл работы которого в скрытности, заставили надеть форму? – спрашивал я серьезно, ну мешает она мне, мешает, в гражданке я обычный мальчишка, хоть и высокого роста с крепким телосложением. Но как отказаться?

Блин, противоречие на противоречии. Без формы – задолбают проверками, в форме – как елка новогодняя. Дела…

– Таков порядок, – тут же ответил майор, но, как я заметил, не очень уверенно. – Вы можете пока снять ее, но прибыть в управление абвера в Кенигсберге вы обязаны по всей форме.

– Хорошо, так и сделаю. Разрешите быть свободным?

– Идите, унтер-офицер.

Аудиенция закончилась, и я выдохнул. Так, самому мне эту задачу не решить, нужно срочно выйти на связь с отрядом, но ее нет, да и что может решить Медведев? Все очень сложно, Сталинград, Ровно, это все куда ни шло, но в Кенигсберг… Это ж логово абвера, там самая крупная школа, и то, что меня готовили в Германии, а не в будущем Калининграде, объяснялось тем, что детей в начале войны немцы готовили именно в Германии. Даже последние мальчишки, которых я сдал партизанам, прибыли ко мне из Польши, но не из Кенигсберга.

– Тебе нельзя туда ехать! – безапелляционным тоном заявил Часовщик. Старик продолжает жить и потихоньку работать в городе, впрочем, не вылезая абсолютно никуда.

– Я не могу просто отказаться, вы же понимаете?! Для этого и спросил о сроке прибытия, – я подробно изложил то, что услышал от майора Шебе.

– Связных нет уже три дня, я даже не знаю, Юрка, чем тебе и помочь, – растерянно, буквально прошептал Часовщик. – Ты же видишь, что творится в городе, шагу не ступить. Как пошли эшелоны с этими крысами с фронта, так патрулей стало в разы больше. Знаешь, сколько наших людей погибло? Сейчас почти никого не сажают в тюрьму, сразу расстреливают или вешают. Суки.

– Тогда придется лететь, – пожал я плечами, – может, обойдется. Главный вопрос, что у нас там с агентами, есть хоть кто-нибудь или нет? Как мне передавать информацию?

– А что там может быть опасного для тебя?

– Личное дело Юрко Осипчука, – усмехнулся я.

– Так и знал, что ты не Юрка, не подходит тебе это имя. Я бы тебя… – старик на секунду задумался, – Егором бы назвал, или как-то так, но не Юрой.

– Зовите, как хотите, главное, в печь не пихайте, – вновь засмеялся я. – Ладно, дед, прощай, может, свидимся еще. Запомни главное, нашему другу офицеру, если объявится, передай об оуновцах, обязательно. Как хочет, пусть донесет до командования, что южнее города очень опасно, слишком много там этого говна.

– Все понял, сынок, береги себя! – старик даже всплакнул.

Я обнял его и, взяв часы, что он мне в подарок дал, вышел на улицу. «Павел Буре», карманные, в серебряном корпусе, вещица просто антиквариат, эх, сохранить бы их…

Если за мной идет слежка, то обнаружить ее в городе, который вот-вот придется оставлять, очень сложно. Немцев как грязи, на каждом углу проверки документов, объяснения со старшими караулов, прочие «хай Гитлер». Наверное, было бы и правда лучше ходить по форме, вопросов точно было бы меньше, но я уже переоделся, неся форму в большой сумке. Здорово в такие моменты выручает награда, крест закреплен на кителе, а при проверке меня постоянно заставляют показать сумку. Когда патрульный видит награду, в глазах поневоле появляется уважение.

Ну и хорошо, я не против, уважайте, фрицы, свою смерть, скоро, очень скоро вам всем придется отсюда бежать, жаль, не увижу, далековато буду.

Ровно в шесть часов утра я был в комиссариате, меня ждал какой-то хрен в лейтенантском звании и тотчас приказал следовать в машину До аэродрома добирались целый час, ночью здорово подморозило, а вчера была оттепель и появилась сильная наледь на дороге. Да, о дорогах я обычно не говорю, но это жесть. Резина здесь у всех одна, никакая она, кусок пластмассы, а не резина. Как местные водилы умудряются на ней еще и гонять… Впрочем, гонять я громко сказал, зимой ни разу не видел, чтобы ехали более сорока километров в час, реально очень скользко. Помню, под Москвой, в школе ОМСБОН я как-то ляпнул о цепях на колеса парням шоферам, они меня не поняли сначала, но когда разъяснил, а позже помог установить… Все равно поснимали, говорят, трясет сильно, командиры не любят, когда их трясут в дороге, тем более и так дороги одно название, а они еще и поспать любят в пути.

Самолет был готов, моторы разогреты, летчики ждали только нас с лейтенантом и какого-то хмыря от гестапо, с кучей чемоданов. Взлет прошел гладко, но и только. Никогда не думал, что придется испытать такое, если честно, чуть не обделался. При наборе высоты, буквально через минуту после взлета, самолет задрожал, задергался, а в корпусе появились лишние отверстия, довольно крупные, кстати. Слава богу, во мне новых дырок не прибавилось, но вот «юнкере» явно падал, а парашютов нам не выдавали.

Было похоже, что убиты летчики, самолет падал как камень, скорее всего им давно никто не управляет. Неизвестный мне чин из гестапо болтался по салону, ему прилетело знатно, правой руки не было, скорее всего уже умер от потери крови и шока, а вот лейтенант, мой сопровождающий, вполне себе жив и пытается держаться. Я же сразу, как сел на место, всерьез привязался ремнем и сейчас просто висел, притянутый им к телу самолета. Хрен его знает, как было лучше, узнаем на земле, если сдохну в таком виде, значит, был неправ и не стоило заморачиваться с этим ремнем, а если выживу… наверное, свечку где-нибудь надо поставить.

Удар был несильным, но очень опасным. Помогли, но в то же время и чуть не убили родные деревья. Они не дали самолету воткнуться в землю, но здорово разодрали обшивку. Как меня не насадило на один из здоровенных сучьев, пробивших корпус, остается гадать, хотя и незачем, не проткнуло и ладно. А вот когда самолет хоть и мягко, но все же достиг земли, думал, что ремни меня удавят. Сильно впиваясь в тело, они душили и резали меня, сделать я ничего не мог. Оказавшись вниз головой, у меня не было возможности развязаться, узлы от натяжки так стянулись, что теперь только резать, а ножа нет. Сколько бы я так провисел, не представляю, живых, как мне виделось, не осталось. Самолет вдруг заскрипел, снаружи что-то заскрежетало и корпус рухнул вниз. Как же повезло, что брюхом вниз, иначе не выбрался бы ни за что. Подергавшись несколько минут, да еще и уловив запах гари, я ускорился, не хватало поджариться тут, такой смерти я себе не желаю, и так свалился с неба и живой, думаю, ангел-хранитель у меня не успевает уже. Прихватить из разбитого салона успел только свою сумку, портфель и личный пистолет лейтенанта, который меня сопровождал, а также забрал красивый из отличной кожи кейс гестаповца, повелся на то, что тот ранее был прикован к его руке наручником, но руку ему оторвало именно эту Лейтенанту, кстати, не повезло именно при падении, так вроде еще был жив, но случайный сучок, каковых я боялся, проткнул его насквозь. Собрав, что успел, быстро покинул борт через дыру.