Не убоюсь я зла - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 59

– Джейк, вы намного старше меня, – мягко сказал судья, – и я отдаю себе отчет, что вы знаете законы гораздо лучше меня. Тем не менее, судья здесь – я.

– Конечно, ваша честь! Если суд соизволит принять к сведению…

– Бросьте вы ваш чертов официальный тон в моих апартаментах! Вы ведь принимали у меня экзамены и голосовали за «зачет». Следовательно, вы признали, что я немного разбираюсь в законах. Конечно, прецедент Генри М. Парсонса выглядит здесь уместно, но мы подойдем к нему позже. А сейчас я ищу временную базу для ведения нашего дела. Что скажете, мисс Смит?

– Судья, мне безразлично, идентифицируют мою личность или нет. Говоря словами одного галантного джентльмена: «Банкроство меня не пугает». – Она усмехнулась и посмотрела на своих внучек. – Могу я с глазу на глаз сказать вам кое-что смешное?

– Хм… Я могу очистить комнату и остаться наедине с вами и вашим адвокатом, но будет лучше, если вы оставите шутки до перерыва в заседании.

– Да, сэр. Могу я сказать своим внучкам кое-что не относящееся к делу?

– Хм… Что же, я могу это не записывать. Говорите.

– Спасибо, судья. Девушки – Иоганна, Мария, Джун, Элинор – посмотрите на меня. Тридцать с лишним лет вы дожидались моей смерти. Теперь вы надеетесь доказать, что я мертв, иначе не затеяли бы этот глупый процесс. Девушки, я надеюсь, что вы его выиграете… потому что мне не терпится увидеть ваши лица, когда зачитают мое завещание.

(– Босс, вы попали в самое яблочко! Посмотрите на их рожи!

– Я вижу, дорогая. А теперь помолчите. Мы с вами не одни.)

– Ваша честь…

– Да, Алек?

– Могу я заметить, что это не имеет отношения к делу?

Джоанна перебила его:

– Но я же сказала, что это не будет иметь отношения к делу, мистер Трайн. В любом случае им лучше начать думать, как изменить мое завещание, а не об этой ерунде. Наверное, мне следует учредить пожизненный фонд, – задумчиво добавила она, – который сделает их несколько зажиточнее при условии, что я жив, а не мертв… чтобы обезопасить себя от покушений на мою жизнь или на жизнь Юнис Бранки. Судья, как бы это поточнее сформулировать?

– Разрази меня гром, если я знаю. Какая разница, мисс Смит? Такие вопросы вы можете обсудить со своим адвокатом. Но вернемся к нашим баранам. Вы вспомнили что-нибудь, о чем Джейк Саломон не мог вам сообщить?

– Это трудно. Джейк очень долго занимался моими делами. Хм… Судья, вы позволите пожать вам руку?

– Что?

– Нам лучше сделать это под столом или там, где нас никто кроме мистера Трайна не увидит.

С озадаченным видом судья согласился. Затем он сказал:

– Черт возьми! Извините меня, мисс Смит, обменяйтесь-ка рукопожатием с Алеком.

Джоанна сделала это, став спиной к остальным, чтобы те ничего не видели. Мистер Трайн, удивившись, прошептал что-то ей, она ответила ему тоже шепотом.

(– Босс, что это значит?

– Это по-гречески. Позже объясню, дорогая… хотя девушкам этого не следует знать.)

Мак-Кемпбелл спросил:

– Вас не мог этому научить мистер Саломон?

– Спросите его. Джейк был Варваром, а не Греком

– Конечно, я был Варваром, – ответил Саломон. – У меня не было мужества стать выставочным Евреем в собрании, которое не хотело изменить свой устав.

– Похоже, мисс Смит является членом тайного братства, в котором состоим мы с судьей. Она наш брат… вернее, сестра. Что ж, судья, членство в нашем братстве Иоганна Смита и мистера Саломона легко установить по документам. В то же время я нахожу это доказательство вполне убедительным.

– Я хочу кое-что добавить, – сказала Джоанна. – Брат Алек, конечно, вы должны навести справки обо мне и о мистере Саломоне. Но ищите меня в архивах братства под именем Шмидт, а не Смит, поскольку в 1941-ом я изменил свою фамилию. Но вы оба знаете о нашем братском фонде помощи?

– Да.

– Конечно, мисс Смит.

– Когда меня посвящали в члены братства, фонда еще не было. Я был тогда на первом курсе. Фонд был открыт во время второй мировой, а несколько лет спустя я помог увеличить его и был одним из его доверенных казначеев с пятьдесят шестого до конца восьмидесятых, когда я перестал заниматься общественной деятельностью. Судья, весной семьдесят восьмого вы брали из фонда тысячу пятьсот долларов.

– Да, брал. Но я возместил эту сумму и, в конце концов, пожертвовал в фонд такую же сумму в соответствии с нашими правилами.

– Рада это слышать. Я имею в виду последнее: сумму-то вы возместили еще при мне. Я был прижимистым казначеем, судья, и никогда не давал ссуду, не будучи уверенным, что она действительно необходима, а не просто облегчит жизнь ленивому студенту. Мне рассказать обстоятельства, которые побудили меня дать вам ссуду?

Судья заморгал.

– Пожалуй, не надо. По крайней мере, не сейчас. Алек знает эти обстоятельства.

– Да, – подтвердил Алек. – Сам бы одолжил ему денег, если бы они у меня были.

(– В чем здесь дело, босс?

– Случай «ревматической лихорадки», дорогая.

– Деньги на аборт?

– Нет-нет, он женился на той девушке… а я тут как тут, раскапываю его тайну.

– Сука!

– Нет, Юнис… мои внучки не знают, о чем я говорю; Джейк тоже не знает.)

– Я не вижу оснований для обсуждения этого вопроса, – продолжала мисс Смит,

– если, конечно, судья не захочет обсудить его с глазу на глаз. Кстати, если захотите, судья, я расскажу вам кое-что очень смешное о родословной моих любящих внучек. Даже самая лучшая семья не без урода, а семья Шмидтов никогда не была образцовой. Мы – неотесанная деревенщина, и я, и мои потомки. Единственное, что выделяет нас из толпы – большая куча денег.

– Мы сделаем это позже, мисс Смит. Сейчас я готов вынести временное решение. Адвокаты готовы?

– Я готов, судья.

– Мне нечего добавить, ваша честь. Мак-Кемпбелл соединил два указательных пальца.

– Удостоверение личности не может зависеть от отпечатков пальцев, строения сетчатки глаза или от подобных традиционных свидетельств. Джон Доу мог остаться без рук и без ног и лишиться глаз, покалечиться и повредить себя так, что даже его дантист не смог бы его распознать – и все-таки он остался бы Джоном Доу, и его номер в Социальной безопасности не изменился бы. С вами, мисс Смит, случилось нечто похожее, если предположить, что вы действительно Иоганн Себастьян Бах Смит… хотя я рад отметить, что на вас нет никаких шрамов.