Небесный фермер (Farmer in the Sky) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 23

– Вы встретитесь с ней за ужином.

– Но мне нужно увидеть ее немедленно.

– Я не могу отыскать ее в этой толпе. Вам придется подождать.

– Но… Мимо нас, направляясь к спальне, просеменила стайка женщин. Отец окликнул знакомую по палубе:

– Миссис Арчибальд! Женщина обернулась.

– О, да это мистер Лермер! Здравствуйте!

– Миссис Арчибальд! – решительно проговорил отец. – Вы не могли бы разыскать Молли и сказать, что я жду ее здесь?

– Ну конечно, я постараюсь, мистер Лермер.

– Спасибо, миссис Арчибальд. Тысяча благодарностей.

– Не за что. Она ушла, а мы остались ждать, не обращая внимания на суровую стражницу. Через пару минут появилась Молли – одна, без Пегги. Глядя на Джорджа, можно было подумать, что они не виделись по крайней мере месяц.

– Я не знала, что делать, дорогой, – сказала Молли. – Нам велели идти, и я решила, что надо устроить Пегги поудобнее. Я знала, что ты найдешь нас.

– А где Пегги?

– Я ее уложила. Мы вместе вышли в главный холл. Там за столом сидел какой-то человек, а над головой у него висела табличка: «Иммиграционная служба. Информация». К столу тянулась длинная очередь; мы пристроились в хвосте.

– Как Пегги? – спросил отец.

– Боюсь, она простыла.

– Надеюсь, что… – начал отец. – Я надеюсь – а-ап-чхи!

– И ты тоже, – укоризненно проговорила Молли.

– Я не простыл, – возразил отец, вытирая глаза. – Это просто рефлекс. Молли только хмыкнула в ответ. Очередь вилась мимо низкого балкончика. Двое ребят-колонистов моего возраста или чуть старше свесились через перила, разглядывая нас. У одного на щеках торчали пучки волос – парень безуспешно пытался обрасти бородкой.

– Рейф, видал, кого нам нынче прислали? – спросил он у товарища.

– Тоска, – отозвался тот. Первый ткнул пальцем в мою сторону:

– Посмотри-ка на этого – ну типичный артист, в натуре.

– Интересно, натура-то живая или нет? – задумчиво уставился на меня второй.

–А какая разница? – изрек первый. Они оба заржали, а я отвернулся. Терпеть не могу дешевых остряков.

Мистер Сондерс, стоявший в очереди перед нами, жаловался на погоду. Это безобразие, сказал он, подвергать людей таким испытаниям. Он работал с нами на выгрузке багажа, правда, не перетруждаясь. Клерк за столом пожал плечами:

– Дату вашего приезда установил Колониальный комитет, мы тут ни при чем. Не думаете же вы, что мы должны были задержать зиму ради вашего удобства?

– Я еще доложу об этом куда следует!

– Сделайте одолжение. – Клерк протянул ему бланк. – Следующий, пожалуйста.

– Он взглянул на отца. – Чем могу быть полезен, гражданин? Отец спокойно объяснил, что хотел бы жить вместе с семьей. Клерк покачал головой;

– Извините. Следующий, пожалуйста!

– Вы не имеете права разлучать мужа с женой, – не отступал отец. – Мы не рабы, не преступники и не животные. У иммиграционной службы есть определенные обязанности по отношению к нам. Клерк заскучал.

– Такой большой партии колонистов у нас еще не бывало. Мы подготовили для вас лучшие условия, какие смогли. Это город-форпост, а не Астория.

– Все, чего я прошу, это минимальное жилье для семьи, оговоренное в проспектах комитета.

– Гражданин, все эти проспекты писали на Земле. Потерпите, о вас позаботятся!

– Завтра?

– Нет, не завтра. Через несколько дней – или недель.

– Ах недель! – взорвался отец. – Тогда я построю себе иглу note 18 прямо на поле!

– Ваше право. – Клерк протянул отцу листок бумаги. – Если хотите подать жалобу, вот бланк. Отец взял листок. Я взглянул – бланк был адресован Колониальному комитету на Земле!

– Верните мне его в любое время текущей фазы, его микрофильмируют и отошлют с почтой на «Мейфлауэре». Отец посмотрел на бланк, что-то прорычал, скомкал бумагу и зашагал прочь. Молли побежала за ним.

– Джордж! Джордж! Не расстраивайся! Переживем как-нибудь. Отец сконфуженно улыбнулся:

– Конечно, дорогая. Просто меня достала эта их распрекрасная система. Надо же додуматься – отправлять все жалобы в главный офис, за полмиллиарда миль! На следующий день у Джорджа сработал еще один рефлекс и потекли сопли. Пегги стало хуже. Молли беспокоилась за нее, а отец пришел в отчаяние. И отправился куда-то поднимать хай по поводу всего этого безобразия. Честно говоря, я себя чувствовал совсем неплохо. В общей спальне я засыпаю без проблем; боюсь, меня не разбудил бы даже трубный глас, возвещающий о конце света. И кормежка была что надо, все как обещано. Нет, вы только послушайте: на завтрак нам давали оладьи с сиропом и настоящим маслом, колбаски, настоящую ветчину, клубнику со сливками, такими густыми, что я не сразу даже понял, что это сливки, чай, молоко – хоть залейся, томатный сок, свежую медовую дыню, яйца – сколько влезет. Сахар стоял на столе в открытой сахарнице, но на солонке была маленькая табличка: «Экономьте соль». Кофе, правда, не давали. Я этого даже не заметил, пока отец не спросил чашку кофе. Не было и некоторых других продуктов, хотя я тоже не сразу обратил на это внимание. Например, совсем не было фруктов, растущих на деревьях, типа яблок, груш, апельсинов. Но кому они нужны, если вам предлагают клубнику, арбузы и ананасы? Лесных орехов тоже не давали, зато можно было поджарить земляные орешки. Продукты из пшеничной муки считались роскошью, но поначалу их отсутствие даже не ощущалось. На обед можно было заказать на выбор густой суп или мясной бульон, сырное суфле, жареного цыпленка, солонину с капустой, кукурузные лепешки с сиропом, обжаренные в сухарях баклажаны, запеченные с огурцами луковички, печеные фаршированные помидоры, сладкий картофель, картофель фри, салат из эндивия, салат из свежей капусты, морковки и лука со сметаной, ананасы и домашний сыр с латуком. А на десерт – мятное мороженое, ягодный пирог, холодное вино со взбитыми желтками и специями, мороженую малину и три вида пудинга. Но с десертами у меня была некоторая напряженка. Я старался попробовать всего понемножку, и для сладкого, как правило, места в животе не оставалось. Боюсь, я самым натуральным образом обжирался. Не скажу, чтобы стряпня была очень уж изысканной, готовили не лучше, чем в скаутском лагере, но хорошие продукты трудно испортить. Обслуживание тоже напоминало мне лагерь: очередь за порциями, никаких скатертей или салфеток. И тарелки надо было мыть – их не выкидывали и не сжигали, поскольку они завозились с Земли и ценились на вес урана. В первый день дежурный погнал на мытье посуды по пятьдесят человек из начала очереди и из хвоста. На следующий день тактику изменили и взяли заложников из середины. Я попался оба раза. На ужин нам предложили грибной суп, ветчину, жареную индейку, горячий хлеб с маслом, мясное заливное, спаржу, картофельное пюре с соусом из гусиных потрохов, шпинат с яйцами вкрутую и тертый сыром, пудинг, горошек в белом соусе с морковью, тушеные овощи и три вида салатов. А напоследок – крем, пудинг с изюмом и фруктовым пюре, виноград «малага» и «стомсон», и опять клубника в сахарной пудре. И кроме того, в перерывах между кормежкой вы в любой момент могли заглянуть на кухню и попросить чего-нибудь пожевать. Первые три дня я редко выползал на улицу. Мела метель, и, несмотря на то, что мы прилетели в солнечную фазу, сквозь снежную мглу невозможно было увидеть ни Солнце, ни Юпитер. К тому же временами наступало затмение. Мороз трещал – туши свет, а теплой одежки нам так и не выдали. Как-то раз меня послали на интендантском тягаче за припасами в город. Города я почти не видел, но для жителя Сан-Диего ганимедская Леда – это вообще не город, скорее поселок. Зато я повидал гидропонные фермы, целых три штуки. Они были похожи на огромные ангары и назывались по типу климатических условий: «Оаху», «Царская долина» и «Айова». В общем, ничего особенного, самая обычная гидропоника. Я не стал там долго сшиваться, поскольку для роста растений использовался мигающий свет, а от него у меня сразу началась резь в глазах. Но меня заинтересовали тропические фрукты, которые росли в теплице «Оаху»: многих из них я раньше и не видывал. Рядом с растениями были маленькие таблички. У большинства – «МГ», у некоторых – «НЗ». Я спросил одного из садовников, и он объяснил, что «МГ» означает «мутанты Ганимеда», а «НЗ» – нормальные земные». Позже я узнал, что почти все растения на Ганимеде были мутантами, приспособленными к условиям планеты. За фермами виднелось еще несколько больших ангаров с надписью «Техас». В них жили настоящие коровы. Ну до чего же интересные звери! Вы видали когда-нибудь, как корова двигает нижней челюстью? Не вверх-вниз, а из стороны в сторону. И что бы вам ни вешали на уши, не верьте – специального соска для сливок у коров отродясь не бывало! Мне не хотелось уходить, но смердело в «Техасе» почище, чем на космическом корабле. После короткого марш-броска по снегу я очутился в торговом центре, где под одной крышей сгрудились большие и маленькие магазины и где происходит вся городская розничная купля-продажа. Я огляделся вокруг, подумав, что неплохо было бы купить что-нибудь для Пегги – больная, как-никак. И прибалдел. Ну и цены! Если бы те жалкие пятьдесят восемь фунтов барахла, которые нам позволили взять с Земли, мне пришлось покупать на этой толкучке, я выложил бы ни много ни мало – клянусь, не преувеличиваю! – несколько тысяч кредиток. Все импортированные с Земли товары стоили баснословно дорого. Тюбик крема для бритья – двести восемьдесят кредиток. Были там товары и местного производства, в основном ручной работы; тоже дорогие, но с земными не сравнить. Я в темпе слинял оттуда. Судя по всему, единственное, за что на Ганимеде не требуют бешеной платы, так это за еду. Шофер интендантского тягача поинтересовался, где меня носило, пока они грузили припасы. «Надо было мне уехать, потопал бы пешедралом», – проворчал он. Поскольку ничего остроумного мне в голову не пришло, я счел за лучшее промолчать. Вскоре зиму прикрыли. Тепловая ловушка заработала на всю катушку, погода прояснилась и стало совсем хорошо. Наступила новая солнечная фаза, и я впервые увидел ганимедское небо сразу после утренней зари. Из-за парникового эффекта оно выглядело бледно-зеленым, а на нем ярко сиял Юпитер, красновато-рыжий и такой огромный! Огромный и прекрасный – я могу смотреть на него не отрываясь, мне это никогда не надоедает. Помните, какой большой становится Луна в полнолуние перед осенним равноденствием? Так вот, Юпитер выглядит с Ганимеда раз в шестнадцать-семнадцать шире, а площадь диска у него больше раз в двести пятьдесят. Он висит в небе постоянно, не заходит и не восходит – остается только удивляться, как он держится там и не падает. Впервые я его увидел в форме полусферы и подумал, что ничего прекраснее в мире просто быть не может. Но Солнце ползло по небу, и через сутки Юпитер превратился в серп – и стал еще красивее. В середине солнечной фазы наступило затмение. Юпитер засиял в небе красным кольцом, особенно ярким там, где за ним только что прошло Солнце. Но лучше всего он выглядит во время темной фазы. Наверное, мне надо объяснить про фазы. Я и сам ничего о них не знал, пока не попал на Ганимед. Планетка у нас небольшая, и расположена она так близко к Юпитеру, что все время повернута к нему одним боком, как Луна к Земле. Поэтому Юпитер на нашем небосклоне неподвижен. Все остальное движется – Солнце, другие спутники, звезды, – но только не старик Юпитер; он просто висит в небе, и все. Ганимед оборачивается вокруг Юпитера примерно за одну земную неделю, чуть больше, поэтому три с половиной дня у нас светло, а следующие три с половиной – темно. По местному времяисчислению это ровно неделя; двадцать четыре ганимедских часа составляют одну седьмую периода обращения. Получается, что минута на Ганимеде примерно на секунду длиннее земной, но кого это волнует? Разве что ученых – впрочем, у них есть часы, отсчитывающие и то, и другое время. Так что неделя на Ганимеде проходит следующим образом: Солнце восходит в воскресенье в полночь; когда встаешь в понедельник утром, оно стоит невысоко, почти над линией горизонта на востоке. Юпитер в это время выглядит полусферой. Солнце ползет все выше и во вторник вечером оказывается за Юпитером; на Ганимеде становится темно. Затмение длится от часа до трех с половиной максимум. На небе появляются звезды, а Юпитер, благодаря своей густой атмосфере, выглядит как изумительный алый круг. Когда во вторник ложишься спать, уже опять светло. В среду в полдень Солнце заходит и начинается темная фаза. Самое чудесное время! Юпитер предстает во всем великолепии своей расцветки, и все спутники перед тобой как на ладони. Причем они каждый раз группируются по-новому, оказываясь в самых разных местах. Юпитер со спутниками образует нечто вроде Солнечной системы в миниатюре. На Ганимеде вы все равно что в первых рядах партера: на небе постоянно появляется что-нибудь новенькое. Кроме одиннадцати «исторических» спутников, варьирующихся в размерах от Ганимеда до Джей-десять и Никольсон-альфа – скалистого ледяного шарика шириной в пятнадцать миль, – вокруг Юпитера вращается не меньше дюжины астероидов диаметром в несколько миль, достаточно больших, чтобы называться спутниками, и Бог знает сколько более мелких. Иногда эта мелочь показывается в виде дисков, когда подходит к Ганимеду поближе; в основном все они вращаются по сильно эксцентрическим орбитам. В любой момент, когда ни кинешь взор, на небосводе светится несколько точек, более ярких, чем звезды, – таких, какими выглядят с Земли планеты. Ио, Европа и Каллисто постоянно видны в форме дисков. Когда Европа проходит между Юпитером и Ганимедом, размером она приблизительно с Луну, какой мы привыкли видеть ее с Земли, да и на самом деле ее габариты сходны с лунными. В этот период от Ганимеда до нее что-то около четверти миллиона миль. Когда же она уходит вдаль – более чем за миллион миль, – диск соответственно уменьшается вчетверо. Ио движется по небу примерно так же, но выглядит поменьше. Когда Ио с Европой скользят между Ганимедом и Юпитером, можно невооруженным глазом наблюдать, как вдогонку за ними – или впереди, в зависимости от фазы, – движутся их тени. Ио и Европа находятся на внутренней орбите по отношению к Ганимеду и далеко от Юпитера не убегают. Ио держится рядом с хозяином на расстоянии пары его диаметров; Европа позволяет себе удалиться градусов на шестьдесят. Каллисто, наоборот, дальше от Юпитера, чем Ганимед, а потому на нашем небосклоне описывает полный круг. Этот спектакль никогда не надоедает. Да земное небо – просто тоска смертная по сравнению с ганимедским! К шести часам утра в субботу Юпитер достигает полной фазы – ей-Богу, стоит встать пораньше, чтобы полюбоваться на него. Я уже не говорю о том, что зрелища грандиознее себе и представить нельзя, но в это время происходит еще и обратное затмение, то есть можно увидеть, как тень Ганимеда – маленькая черная точка – ползет по лицу Юпитера, Именно тогда до тебя доходит, какой же это исполин, если тень твоей планеты для него все равно что веснушка. Диаметр Юпитера на экваторе девяносто тысяч миль, от полюса до полюса – восемьдесят четыре тысячи, а Ганимеда – чуть больше трех тысяч. Следующие пару дней Юпитер убывает, к воскресной полуночи вновь становится полусферой, восходит Солнце, м начинается новая светлая фаза. Раньше я думал, что на Ганимеде должны быть постоянные сумерки. До Юпитера, как-никак, солнечного света доходит в двадцать семь раз меньше, чем до Земли. По идее, тут должна царить вечная полутьма. Но на самом деле – ничего подобного. Солнечные лучи здесь такие же яркие, как на Земле. Джордж говорит, что это оптический обман, связанный с устройством человеческого глаза. Зрачок просто не воспринимает лишний свет. В пустыне на Земле освещенность может быть порядка десяти тысяч фут-канделл note 19 ; на Ганимеде – только четыреста. Но в действительности для яркого искусственного освещения требуется всего двадцать пять фут-канделл, обычно даже меньше. Если в ваше ведро помещается два галлона воды, то какая разница, черпаете вы из океана или из маленького озера? Солнечный свет на Ганимеде все равно был ярче, чем глаз способен воспринять, а потому не отличался от земного. Хотя я заметил, что загореть здесь практически невозможно.