Новая Инквизиция V (СИ) - Злобин Михаил - Страница 13

Из моего рта еще не вырвалось ни единого звука, а Марина уже поняла, каков будет ответ. Она увидела, как плещется решимость в темных омутах моих глаз. Возможно, только сейчас девушка впервые почуяла насколько я преисполнен желанием продолжать свою борьбу. Год. Два. Десять. Или вечность. Поэтому, судорожно всхлипнув, моя возлюбленная поставила локоть на кухонный стол и прикрыла рукой лицо.

— Прости меня, — с сожалением произнес я, — но мне самому неведомо, когда все закончится. И моя совесть не позволит тешить тебя пустыми иллюзиями. Единственное, в чем я могу заверить, так это в том, что всеми силами буду стараться приблизить день нашей победы. Только мне почему-то кажется, что такое обещание тебя не устроит.

— Ты прав, Юра, не устроит… — дрожащим от напряжения голосом отозвалась девушка. — Меня не перестают терзать слова, которые ты сказал перед отправкой в командировку. Ты действительно готов умереть ради… своей цели?

— Да, Мариш, готов. Как и любой из нас.

— И даже зная, что оставишь меня одну? А как же Ольга Сергеевна? Тебе маму совсем не жаль? Я помню, как она убивалась в первый раз…

— «Каждому отмерена своя доля боли и страдания, и никто не может избежать своего креста», — негромко процитировал я, сохраняя спокойствие и твердость духа.

— Все понятно с тобой, Юр… — печально подытожила собеседница и отвернулась.

Она не очень любила мою новоприобретенную привычку изъясняться строчками из священных писаний. От замечаний воздерживалась, но постоянно морщилась, когда слышала богооткровенные истины из моих уст.

— Видимо, я твою жизнь ценю больше, чем ты сам, — произнесла Марина, выдержав некоторую паузу. — Но вторых твоих похорон я не перенесу. Не знаю, каким тебе виделось наше будущее, но я так больше не могу. Мы должны… нам надо…

Девушка прервалась, будучи не в силах сказать, что нашим отношениям пришел конец. Но этого и не требовалось озвучивать. Я все прекрасно видел и сам. Еще даже до того, как начался сей разговор. Поэтому мне не осталось ничего иного, кроме как молча встать из-за стола и медленно побрести к выходу.

Маришка провожала меня взглядом, стремительно грустнеющим под натиском подступающих слез. Она втайне надеялась, что я изменю свое мнение. Я словно воочию видел, как едва заметно шевелятся ее пухлые губы, беззвучно произнося мне в спину: «Останься… останься со мной». И Юрий Жарский, каким я был раньше, несомненно бы сломался. Поддался на ее немую мольбу и уступил магии женского плача. Тот прошлый я хотел любить и быть любимым. Но нынешний Факел не мог себе такого позволить. Бросить службу и заняться исключительно личным счастьем — значило предать всё, во что верю. Подвести всех, кто доверился мне и последовал за мной. Оставить наедине с надвигающейся опасностью миллионы людей, чьи жизни зависят от моих действий.

И вместе с тем, я знал, от чего отказываюсь. Скорее всего, никто и никогда уже не полюбит меня так, как полюбила Марина. Но это не значит, что я могу эгоистично ставить свои чувства превыше всего остального. Нет! Я обязан быть тверд. Идти вперед, несмотря ни на какие потери. Я должен доказать, что не дрогну перед ниспосланными испытаниями. Должен жертвовать, потому что без жертв не бывает победы. Должен помнить, что Он сотворил меня не для любви. Он сотворил меня, чтобы нести слово и волю Его…

— Прощай, Марина, — посмотрел я напоследок на девушку. — Я никогда не забуду тебя.

— П… прощай. Юра… — кое-как выдавила из себя она. — Мне правда очень жаль. Жаль, что я не сумела смириться с твоей профессией и привыкнуть к тому, что вечно рискуешь жизнью. Я… я просто боюсь привязываться к тебе еще сильнее. Ведь если с тобой что-то случиться, я этого не переживу. Надеюсь, ты поймешь меня и не будешь держать зла. Но ты знай, Юра, на самом деле мне…

Дослушивать я не стал. Щелчок замка. Поворот ручки. И вот я уже стою на лестничной клетке. Надеюсь, мой невежливый уход посреди диалога не будет воспринят как демонстрация неуважения или демарш обиды. Маришка умная девочка. Она наверняка поймет, почему я так поступил. Потому что задержись я еще хоть на секунду, у меня не хватило бы сил сделать решающий шаг. Но я все-таки преодолел себя. И теперь мою спину подпирала запертая дверь, навсегда отрезавшая меня от избранницы, с которой я мог бы прожить тихие и спокойные годы. Я снова одинок, а впереди ждут одни сплошные испытания. Но ничего. Я уверен, что преодолею их. Ведь свет Создателя по-прежнему со мной…

Глава 7

Первый осенний день в этом году облагодетельствовал Москву моментальной переменой погоды. Заключительная декада августа выдалась под стать остальному лету. Жаркая, солнечная, безоблачная. А тут вдруг в небесной канцелярии словно переключили рубильник. И на смену иссушающему пеклу резко пришли низкие облака, моросящий дождь и прохладный ветер.

Город очень устал от непрекращающейся духоты последних недель. И первые рухнувшие на асфальт капли буквально зашипели. Словно угодили на раскаленную сковороду. Умытый мегаполис, ранее впавший в меланхоличный дурман и оцепенение, ныне встряхнулся. Из своих убежищ повылезали и люди, и звери. Тротуары заполнились пешеходами. Парки и скверы оживились от хора тысяч птичьих голосков. А вездесущие кошки выползали из прохладных подвалов целыми стайками. Все радовались прошедшему дождю, и никто не переживал, что он зарядит вновь.

Однако при моем приближении весь этот праздник жизни неизменно умолкал и трусливо прятался. С людских лиц стирались улыбки. Прохожие неосознанно ускоряли шаг, чтобы как можно быстрее отдалиться от странного незнакомца с Константиновым крестом на шевроне кителя. Пичуги замолкали и стремились перелететь на соседние деревья. Карманные собачки, бегающие на длинных поводках возле хозяев, сходили с ума и испуганно жались к их ногам, боясь даже скулить.

В густом потоке горожан моя фигура сильно выделялась. Вокруг меня образовывались пустоты, в которые никто не решался сунуться. В том числе и назойливые промоутеры, раздающие рекламные флаеры и буклеты.

Да, моя сила очень возросла. Один лишь инфестат из Ершова носил в себе столько некроэфира, сколько не было у всего нашего братства вместе взятого. Да что говорить, если рядом с ним Широков, некогда поразивший меня, Умара и Кабриолета объемом своих резервов тьмы, казался ничтожной песчинкой на горном склоне.

Но вместе с этим, как ни удивительно, я не ощущал усиления давления на свой разум. Я был собран и сосредоточен. Никаких чужеродных мыслей и позывов не рождалось в моей голове. И мне казалось это вполне хорошим вариантом развития событий.

Ноги вскоре привели меня к одному из входов центрального офиса ФСБН. Я, как и всегда, намеренно не пошел через парадную лестницу, а свернул к курилке. Там мне встретилась кучка нервных офицеров, напряженно что-то обсуждавших. При моем появлении служащие поспешно притихли и опустили лица, не решаясь неприкрыто меня разглядывать.

Любо дорого смотреть, какие все-таки разительные перемены произошли с фээсбээновцами. От их былого пренебрежения и показной нелюбви к сотрудникам Главного управления боевой инквизиции не осталось и следа. И год, и два назад на этом самом месте я регулярно слышал пущенные вдогонку насмешки и уничижительные комментарии. Особо ретивые цедили мне в спину, нечто вроде: «Очередная „Губка“ пожаловала» и брезгливо морщили носы. Но теперь в сторону работников ГУБИ опасались даже лишний раз смотреть. А уж лидера полноценного инквизиторского бунта, который не скрывал своего лица, вообще предусмотрительно обходили десятой дорогой. Примерно такая же реакция на меня была и у дежурного в здании. Тот и на мое удостоверение глядел с опаской, будто на ядовитую змею.

Разобравшись с формальностями, я отправился к лифтам. А спустя еще несколько минут, я уже стоял напротив двери нашего комбата. Пару раз стукнув костяшками пальцев по косяку, я вошел в кабинет начальства.

— Приветствую, Анатолий Петрович, — по-свойски обратился я.