Путешествие в страну смерти - Хэмбли Барбара - Страница 21

Здешние кафе в самом деле напоминают вам лондонские клубы?

– Черта с два! – Холивелл расправлялся с жареным цыпленком, как хирург. – В члены клуба принимают голосованием. А сюда может зайти кто угодно. – Он бросил взгляд на шумную компанию субалтерн-офицеров в небесно-голубых уланских мундирах. – Вино – ужасное, и я уже думаю, еще один вальс, еще одна оперетта, еще один концерт Моцарта – и я начну подбивать турок на новое вторжение, причем сделаю все, чтобы оно увенчалось успехом. Фаррен бывал раньше в Вене?

– Не берусь утверждать, – сказал Эшер. – Возможно, под чужим именем. Думаю, он должен скрываться сейчас в каком-нибудь старом доме, окруженном легендами, суеверным страхом, сплетнями.

Холивелл кивнул, задумался. Тут же вернулся Обер, и с ним герр Обер. Первый убрал со стола, второй осведомился о десерте, причем с таким видом, словно боялся, что посетители могут в любой момент лишиться чувств от голода. Холивелл дал подробнейшие объяснения, каким должен быть десерт, восхитившие герра Обера, после чего, подождав, когда оба официанта удалятся, снова повернулся к Эшеру.

– Я слышал, японцы проделали нечто подобное в китайской войне, – сказал он. – Устроили штаб-квартиру в пекинском доме с такой же недоброй славой.

Эшер кивнул.

– Я там был, – сказал он. – Да, именно так они и сделали. И поддерживали эту недобрую славу разными трюками в дyxe парижской оперы. Но здесь это сделать сложнее…

– Не сложнее, чем вы думаете. – Тут в дверях возникла небольшая суматоха: сверкая золотым шитьем, вошли два бравых офицерика, каждый под ручку с ярко одетой девицей – прочие субалтерны встретили их приветственным ревом. Эшер видел, как Холивелл зорко скосил в сторону вошедших выпуклый глаз, оценивая обстановку. Не совсем обычная реакция для увлеченного яствами гурмана.

Взгляд его снова вернулся к Эшеру.

– Многие крестьяне – чехи, венгры, румыны и прочие – до сих пор живут представлениями семнадцатого столетия. Для них нет разницы, кто их покарает, если они вторгнутся в большой старый замок; его владелец, барон, или же нечистая сила. А вот горожане – те, конечно же, любопытнее…

– А о каком именно старом, большом замке идет речь? – осведомился Эшер.

Холивелл усмехнулся и изящно отряхнул с бороды сахарную пудру:

– Их три или четыре. Один, что на Хаархоф, определенно слывет дурным местом, есть еще замок семнадцатого столетия на Баккерсгассе – там иногда в окнах видели огни. Городские официанты из венгров божатся, что вампиры обитают в особняке возле развалин старой церкви Святого Роха на Штайндельгассе (он принадлежит побочной ветви семейства Баттиани). Им же принадлежит дом на Форлаутштрассе неподалеку от старой крепостной стены – в том районе за последние десять лет бесследно исчезли несколько человек. Сами владельцы в большинстве предпочитают жить в загородных имениях.

– А нет ли среди них Кароли?

– Кажется, особняк на Баккерсгассе принадлежит пражской ветви семейства. Но не нашей птичке. Кароли – очень большой клан. – Зеленоватые глаза за толстыми линзами оживились, как если бы Холивелл предвидел следующий вопрос собеседника. – Вам нужна помощь?

Эшер заколебался. Вспомнились окровавленные останки лица Крамера, липкая от крови серебряная цепочка, пересекающая чудовищную рану на горле. Продавец в Пале-Рояле клялся, что серебро настоящее. Облапошил простофилю-туриста, всучив ему посеребренную медяшку. Мальчик, наверное, даже не услышал приближения Эрнчестера.

– Многого предложить не могу, – продолжал Холивелл. – Стритхэм – осел, но в этом он был прав. В средствах мы теперь ограничены. Но если вам нужен человек…

За оправленными в золоченые рамы окнами кафе Доницетти по мостовой, кутаясь в воротники, спешили прохожие. Над каналом вновь вздымался туман, размывая очертания величественных зданий, чьи роскошные парадные лестницы уводили в темные чердачные комнатенки, где ютились каменотесы, вышивальщики, официанты – с женами, детьми и дядюшкой Томом Коббли в придачу. Узкие улочки между домами, куда солнце заглядывало лишь в полдень, уже лежали во тьме.

Один из адресов, занесенных сегодня Эшером в блокнот, был назван и Холивеллом: особняк на Штайндельгассе возле развалин старой церкви Святого Роха.

– Нет, – мягко сказал Эшер. – Нет, я полагаю, что справлюсь сам.

Особняк на Штайндельгассе оказался типичным для древних городов заброшенным гнездом местной знати: массивный серый дом в пять этажей, вклинившийся между ветхим многоквартирным зданием и дворцом некоего герцога Монтенуово, сверкавшим по случаю бала, как рождественская елка. Высокие окна мерцали светом газовых рожков, слегка озаряя тесную улочку. Эшер ясно видел хрустальные канделябры и расписанный в стиле барокко потолок. И все же, такое впечатление, что гости, съехавшиеся на бал к Монтенуоро, вряд ли принадлежали к высшему свету.

Особняк Баттиани был погружен во тьму.

«Забавно», – подумал Эшер, помедлив перед аркой входа. Большинство старых аристократов пытаются увеличить свои доходы, сдавая первые этажи пустующих особняков под магазины, а чердаки – под жилье. Кстати, дома на Хаархоф и Баккерсгассе, осмотренные Эшером после беседы с Холивеллом, также стояли темные и заброшенные. Как этот. Терпеливые мраморные атланты на крыльце и обильная лепнина вокруг окон покрыты пылью, однако (с интересом отметил Эшер) на дверных петлях и замках – ни следа ржавчины.

Несомненно, особняк был самым древним строением на этой улице.

Согревая озябшие руки под мышками, Эшер медленно прошелся мимо огромных дверей. Не рассчитывал он оказаться на улице в столь позднее время. Туман и холод разогнали прохожих. Эшер слышал, как вдали пробило одиннадцать. Отметив, что мостовая перед крыльцом не слишком изношена, он обернулся, запоминая расположение этого переулка в общем лабиринте улочек между кафедральным собором и старой Юденплац. Вон за той аркой вполне мог скрываться вход во внутренний двор. Возможно, украшенный колоннами. Сам двор, очевидно, невелик, если, конечно, длина здания соразмерна фасаду.

Эшер двинулся в путь, пытаясь обойти квартал. По мере того как он удалялся от освещенного дворца Монтенуово и жилого квартала, озноб пробирал все сильнее. Старый инстинкт твердил о близкой опасности, но если уж он вернется завтра в Париж, то надлежит хотя бы передать своему преемнику как можно больше сведений.

Эшер свернул в короткий переулок, плеснула под ногами мелкая лужица. Тлела в сгущающемся тумане маленькая жестяная лампа, укрепленная высоко на стене, – единственный здесь источник света. Oн снова обернулся, сознавая, что эта часть города не менее опасна, чем берег Темзы. Даже опаснее, потому что стены были настолько высоки, что скрывали трубы и шпили, по которым можно было бы сориентироваться.

Нигде ни единой живой души. Пора заканчивать и убираться отсюда, – подумал он. .

Оказавшись в следующей узкой улочке, Эшер опознал в глухой кирпичной стене с маленькой дверью черного хода тыл искомого особняка Баттиани.

Сзади – совсем близко – послышался плеск шагов.

Эшер обернулся, припал спиной к стене и был схвачен незнакомцем. Из темноты, тяжело дыша, подбегал второй. Эшер рванулся и нанес тому, что держал его, удар кулаком в челюсть. Мужчина отпрянул, позволив Джеймсу извернуться, но тут в руку вцепился подоспевший сообщник. Свободной пятерней ухватив мерзавца за волосы, Эшер бросил его затылком о стену. Машинально отметил резкий запах табака, пота, грязного белья. Боль пронзила бок, но он еще сумел сделать подсечку, отодрать вцепившиеся в горло пальцы и ударить вновь.

Он почти не видел их в темноте узкой улочки – и рванулся наутек вслепую. Кто-то ухватил его за полу пальто, но не удержал. Он бежал, спотыкаясь, расшибая плечи о стены, упал, оступившись на выбоине мостовой, поднялся снова. Судя по боли в боку, его пырнули ножом.

Эшер метнулся в проулок, который, по его расчетам, должен был вывести на Зейтцергассе, но грязноватый свет из высокого окна справа обозначил перед ним глухую стену. Кинулся назад, за угол, где тени были погуще; превозмогая боль, извлек из ботинка нож и всмотрелся в гулкую темноту, откуда уже надвигался топот преследователей.