Эркюль Пуаро - Кристи Агата - Страница 18

«В Англии, – думал Пуаро, – люди демонстрируют свои цветочные бордюры, розы и ирисы необычайной длины, выбирая для этого день, когда светит солнце, буковые деревья покрыты листвой, а под ними синеют колокольчики. Красивое зрелище, но мне показывали, пожалуй, его слишком часто. Я предпочел бы...» Ему представилась поездка по Девону, извилистая дорога с насыпями по обеим сторонам, покрытыми ковром примулы. Скромные бледно-желтые цветы, источающие весенний аромат. И при этом никаких экзотических кустарников. Примула, дикие цикламены, осенние крокусы...

Пуаро подумал о людях, ныне живущих в «Куорри-Хаус». Он знал имена пожилого полковника в отставке и его жены, но не сомневался, что Спенс мог бы рассказать ему о них более подробно. Пуаро чувствовал, что, кому бы ни принадлежало это место теперь, эти люди не могли любить его так, как любила покойная миссис Ллевеллин-Смит. Он встал и зашагал дальше. Дорожка была необычайно ровной, словно специально предназначенной для прогулок пожилой леди; казалось бы, обычные сельские скамейки позволяли расположить спину и ноги под в высшей степени удобным углом. «Хотел бы я повидать этого Майкла Гарфилда, – подумал Пуаро. – Он знает свое дело – составил превосходный план, нашел опытных людей для его осуществления и наверняка представил все так, чтобы его работодательнице казалось, будто все спланировано ею самой. Но полагаю, что это в основном его заслуга. Да, мне хотелось бы с ним повидаться. Если он все еще живет в коттедже или бунгало, которое для него построили...»

Мысли Пуаро внезапно оборвались. Он уставился на противоположную сторону лощины, которую огибала дорожка. Кустарник с красно-золотыми листьями обрамлял нечто, в первый момент показавшееся ему всего лишь причудливой игрой светотени.

«Что я вижу? – думал Пуаро. – Не результат ли это колдовства? В таком месте это вполне возможно. Передо мной человеческое существо или?..» Его мысли вернулись к давним приключениям, именуемым им «Подвигами Геракла». Место, где он находился, не было обычным английским парком. В нем ощущалась атмосфера магии, волшебства и своеобразной робкой красоты. Если поставить здесь пьесу, то в ней бы фигурировали нимфы, фавны, древнегреческие красавцы – и страх. Да, в «Погруженном саду» присутствовал страх. Что рассказывала сестра Спенса? Что-то об убийстве, происшедшем в каменоломне много лет назад? Кровь запятнала камни, но впоследствии об этом забыли. Майкл Гарфилд создал здесь чудесный сад, и пожилая женщина, которой оставалось недолго жить, заплатила за него кучу денег...

Теперь Пуаро видел, что на другой стороне оврага, в обрамлении красно-золотых листьев, стоит молодой человек необычайной красоты. В наши дни молодых людей не характеризуют подобным образом – о них говорят, что они сексуальны или безумно привлекательны, хотя при этом у них могут быть морщинистые физиономии и жирные волосы. Если молодого человека называют красивым, то это произносят извиняющимся тоном, словно подмечая качество, которое давно стало достоянием прошлого. Сексуальным девушкам не нужен Орфей с его кифарой – им подавай поп-певца с хриплым голосом, алчными глазами и копной нечесаных волос.

Пуаро встал и двинулся по дорожке. Когда он оказался на другой стороне впадины, молодой человек вышел из-за деревьев ему навстречу. Молодость казалась наиболее характерной его чертой, однако теперь Пуаро видел, что он далеко не юнец. Ему было хорошо за тридцать – возможно, почти сорок. На его губах играла едва заметная улыбка, выражавшая не столько радушие, сколько узнавание стоящего перед ним. Он был высок, строен и темноглаз, его безупречные черты выглядели созданными античным скульптором, а черные волосы походили на блестящий шлем. У Пуаро мелькнула мысль, не репетирует ли молодой человек какую-то живую картину. «Если так, – подумал он, глядя на свои галоши, – то мне следует сходить к костюмерше за более подобающим случаю нарядом».

– Возможно, я нарушил частное владение, – заговорил Пуаро. – В таком случае приношу извинения. Я чужой в этих местах – приехал только вчера.

– Не думаю, что это можно назвать нарушением. – Голос был спокойным и вежливым, но полностью лишенным интереса, словно мысли его обладателя витали где-то далеко. – Место не совсем открыто для посещения, но люди ходят здесь вполне свободно. Старый полковник Вестон и его жена не возражают. Конечно, в случае нанесения ущерба они бы стали протестовать, но такое весьма маловероятно.

– Никаких признаков вандализма, – промолвил Пуаро, оглядываясь вокруг. – Нигде ни мусора, ни даже мусорной корзины. Место кажется абсолютно безлюдным – даже странно. Казалось бы, здесь райский уголок для влюбленных.

– Влюбленные сюда не ходят, – отозвался молодой человек. – По какой-то причине это место считается несчастливым.

– Полагаю, вы архитектор? Или я ошибаюсь?

– Меня зовут Майкл Гарфилд.

– Так я и думал! – воскликнул Пуаро. Он обвел рукой вокруг себя. – Вы создали это?

– Да, – ответил Майкл Гарфилд.

– Поразительно! – продолжал Пуаро. – Испытываешь необычное ощущение, когда такая красота возникает... ну, говоря откровенно, среди весьма унылого английского пейзажа. Должно быть, вы довольны своим творением.

– Разве кто-нибудь бывает полностью доволен?

– Очевидно, вы создали все это для покойной миссис Ллевеллин-Смит? А теперь место принадлежит полковнику и миссис Вестон?

– Да. Они приобрели его по дешевке. Миссис Ллевеллин-Смит завещала мне дом, но его нелегко содержать – уж очень он большой и нескладный.

– И вы продали его?

– Я продал дом.

– Но не «Погруженный сад»?

– И сад тоже. Он ведь практически вмонтирован в дом.

– Но почему? – допытывался Пуаро. – Это интересно. Вы не возражаете против моего любопытства?

– Ваши вопросы не совсем обычны, – заметил Майкл Гарфилд.

– Меня интересуют не столько факты, сколько причины. Почему «А» поступил так-то, а «Б» – так-то? Почему «В» ведет себя не так, как «А» и «Б»?

– Вам следовало бы побеседовать с ученым, – сказал Майкл. – Теперь говорят, что все дело в генах или хромосомах.

– Вы только что сказали, что не вполне удовлетворены, так как никто не бывает удовлетворен полностью. А ваша работодательница, патронесса, или как вы ее называете, – она была довольна вашей работой?

– Абсолютно, – ответил Гарфилд. – Об этом я позаботился. Впрочем, ее было нетрудно удовлетворить.

– Странно, – заметил Эркюль Пуаро. – Кажется, ей было лет шестьдесят пять. В таком возрасте люди редко бывают довольны.

– Я заверил ее, что осуществил все ее идеи и указания.

– И это в самом деле так?

– Вы спрашиваете серьезно?

– По правде говоря, нет, – признался Пуаро.

– Чтобы добиться успеха в жизни, – продолжал Майкл Гарфилд, – нужно упорно следовать намеченной карьере, удовлетворять свои художественные склонности, но в то же время быть хорошим торговцем. Нужно уметь продавать свой товар, иначе приходится осуществлять чужие идеи таким образом, который не согласуется с вашими собственными. Я стараюсь воплощать свои идеи и продавать их клиентам в качестве непосредственного осуществления их планов и проектов. Этому не так трудно научиться – не сложнее, чем продавать детям коричневые яйца вместо белых. Нужно только убедить их, что они самые лучшие – что курицы предпочитают именно их. Вам ни за что их не продать, если вы будете говорить: «Какая разница – белые или коричневые? Яйца есть яйца – важно только, свежей они кладки или нет».

– Вы необычный молодой человек, – задумчиво произнес Пуаро. – Весьма самонадеянный.

– Возможно.

– Однако то, что вы здесь создали, по-настоящему прекрасно. Вы вдохнули жизнь и красоту в грубые камни, добываемые ради прозаических, промышленных целей; к тому же вам хватило воображения найти для этого средства. Примите поздравления старого человека, приближающегося к завершению своей деятельности.

– Однако в данный момент вы продолжаете ее.

– Значит, вам известно, кто я? – Пуаро был доволен – ему нравились люди, знающие, кто он такой. Он опасался, что в нынешнее время многие этого не знают.