Вита. Книга 1 (СИ) - Черпинская Надежда - Страница 38

Да и куда должны сворачивать эти проклятые мысли, если от каждого мимолётного взгляда Белова её бросает в дрожь! Зрачки как чёрные дыры – загляни в них, и провалишься в бескрайний космос желания. Да вокруг него уже воздух потрескивает от напряжения, как в грозу.

Расцвёл листвой зелёный май,

День долгожданный тот настал,

С рассвета ждал глупый рыбак,

Но фейри не явилась.

А ровно в полночь – стук в окно…

Донал скорее на крыльцо.

Ах, кто там в колыбели?

Дитя, как солнышко светло,

Медовый волос у него,

И рыжие веснушки.

Забрал подарок тот рыбак,

Подумал, как его назвать…

И мальчугана в честь отца

Решил наречь он Шоном.

Года летели как листва

С дубов в ненастье иногда.

Мальчишка рос, рыбак старел,

Ах, глупый, бедный Донал…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ева изумлённо уставилась на певца, отвлеклась на время от собственных сладострастных желаний.

Это ещё что такое? Песенка неожиданно приобрела для неё новый смысл.

Вдвоем всегда – изгоя два:

Народ боялся рыбака,

Шептался за спиною.

Мальчишка – мастер был чудес:

Один ходил в далекий лес,

И зверя не пугался.

Творил сын фейри волшебство,

И ненавидели его

В деревне и боялись.

И вдруг однажды в поздний час

Нежданный гость в дом постучал.

Открыл дверь Донал,

Обомлел – та фейри на пороге.

Ах, глупый, бедный Донал…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ева теперь, не отрываясь, смотрела на экран переводчика, лишь иногда поднимала на рыжего ирландца ошеломлённый взгляд.

В слезах покаялась она:

«За то, что сына родила

Я от простого рыбака,

Постигло наказание.

И чтоб малютку уберечь

Велела отнести к тебе

Я сына, о, мой Донал!

В разлуке долгие года

Лишь только одного ждала:

Мечтала вновь обнять тебя

И к сыну прикоснуться».

И сын с отцом, её простив,

И в своём домишке приютив,

Счастливые уснули.

Ах, глупый, бедный Донал…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Как будто свет вернулся в мир,

Рыбак тот больше не грустил,

Счастливый улыбался.

И Шон как солнышко сиял,

И мать с любовью привечал –

Ах, наконец, дождался!

Но вот однажды в час дневной,

На лодке в море вновь ушел,

Тот глупый, бедный Донал…

– Лёш, а как зовут отца Шона? – чуть слышно шепнула Вита.

Алекс вместо ответа лишь скорчил гримасу и закатил глаза.

А фейри сына позвала,

Такие молвила слова:

– Ах, Шон, прошу, уйдем со мной,

Ведь здесь тебе не место!

Отец твой смертный обречен,

Не догорит закат ещё,

Как он утонет в море.

Я знала это наперед,

И потому я здесь, с тобой.

Ты должен жизнью жить иной,

Среди смертных –

Нет нам места.

– Ты знала это наперёд,

Ты знала, что отец умрёт?

Ах, глупый, бедный Донал…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Слёзы, которые так и просились на глаза с первых аккордов песни, всё-таки не удержались и покатились по щекам.

Но почему молчала ты?

Ведь ты могла предупредить,

И он бы жив остался.

Шон в гневе матери кричал,

Но фейри, только покачав

Устало головою, ему ответила:

– Сынок, отец твой сам себя обрёк:

Кто с волшебством связался,

Тот век недолгий проживёт,

Или безумие убьёт,

Или сразит несчастье.

Ах, глупый, бедный Донал…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Забудь о нём!

Есть путь иной!

Уйдем, любимый мой, со мной!

Тебе открою новый мир,

Он недоступен смертным.

Но полукровка мать отверг,

Его обуял страшный гнев,

Он проклял эту фейри.

Шон к морю кинулся тотчас,

Но солнца свет уже угас,

И было слишком поздно.

Не возвратился уж назад

Ушедший навсегда рыбак

Ах, глупый, бедный Донал…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ева всхлипнула жалостливо, и это от Лёхи не укрылось. Брови парня удивлённо взлетели, а в руках уже через мгновение появилась пачка салфеток.

Ева благодарно кивнула. Но Белов этим не ограничился, принялся аккуратно стирать с её щек потекшую тушь. Ева замерла, не дыша, от его прикосновений.

А Шон ударил залихватски по струнам, выдав финальный куплет.

А сын его, в суму сложив

Всё, что успел отец нажить,

Ушел прочь на рассвете.

С тех пор он бродит средь людей,

Поёт он песни о себе,

Чтоб каждый знал и всем сказал:

Не верьте лживым фейри!

Чтоб каждый знал и всем сказал:

Не верьте лживым фейри!

Как глупый, бедный Донал…[1]

Песня смолкла, и по пабу прокатился нестройный одобрительный рёв. Посетителей в этот час было немного, но каждый старался выразить восторг во весь голос.

Шон кивнул благодарно, отложил гитару и вернулся за стойку.

– Ну… ещё по одной! – усмехнулся он, открывая бутылку.

– За тебя и твою песню! – охотно подхватила тост Ева. Зажмурилась от крепкого обжигающего напитка, и тотчас выпалила: – Это ведь твоя песня?

– У каждого ирландца есть свои любимые песни… – туманно начал Шон. – Мы вообще любители спеть хорошую…

– Я не об этом, – Ева твёрдо решила получить ответ. – Она твоя?

Он посмотрел в глаза. Усмехнулся коротко и зло.

– Моя.

Ева смущённо опустила ресницы, ошеломлённо покачала головой.

– Никогда не верь фейри, Вита! – уже гораздо веселее добавил Шон. – Все фейри – редкостные дряни! Лживые дряни. Кроме нас с тобой, разумеется!

Ирландец подмигнул игриво, виртуозно разливая ещё по одной.

– Так давай за нас, красотка! Алекс, где твоя?

***

После ещё пары тостов Шона окликнул один из посетителей, и хозяин отошёл ненадолго.

Вита рассеянно скользила по залу уже не совсем трезвым взглядом, заблудившись в собственных мыслях. История фейри-полукровки, изложенная в виде красивой баллады, проникла в душу неожиданно глубоко.

Что на самом деле заставило его мать связаться с человеком, бросить своего ребёнка, а потом явиться за ним, словно ничего и не случилось, да ещё и так жестоко «пустить в расход» своего любовника? Действительно ли волшебный мир жестоко карает нарушителей установленных правил, или это лишь хитрое оправдание для доверчивых смертных?

Эрих тоже ей как-то говорил об этом. Да. И предлагал найти её отца.

Теперь, узнав Его Светлость ближе, Ева не сомневалась, что это были не пустые слова – он действительно может помочь, если она захочет.

Только вот зачем? Выслушать очередную байку о том, что иначе было невозможно. Узнать, что её отец – такая же бездушная тварь, как мать Шона?

«Все фейри – редкостные дряни!» – Чернова была готова заранее согласиться с Шоном.

Пожалуй, и в том, что ей будет полезно пообщаться с ирландцем, Эрих тоже оказался прав. Вита была рада, что у них в запасе ещё несколько дней, и можно неспешно выуживать из Рыжего море полезной и нужной информации.