Вита. Книга 1 (СИ) - Черпинская Надежда - Страница 27

Она растирает озябшие пальцы – нужна энергия, её жизненная сила. Именно на это живое тепло откликаются духи. «Искорка Творца» – так Эрих это назвал.

– Дух Елизаветы приди к нам! – чётко и спокойно воззвала Ева, и голос её разнёсся по безмолвным коридорам гулким эхом. – Дух Елизаветы приди! Дух Елизаветы приди…

Она повторяла это множество раз, не обращая внимания на пристальные взгляды, на едва уловимый шепоток Алекса: «Неужели не откликнется…»

Время и мир вокруг потеряли для Евы всякое значение. Она и холода уже не замечала.

Свечи дрожали, голос звенел. Пальцы рук занемели, словно в них больше не осталось даже капли крови. В голове слегка поплыло, и воздух вздрогнул.

– Лиза, ты здесь? Ты пришла? – заинтересованно прислушалась к новым ощущениям Вита.

Блюдце, прихваченное из столовки, нервно вздрогнуло и поползло, позвякивая, по бетонному полу.

Замерло на секунду.

Ева чуть выше подняла руки, чтобы у ошарашенных мужчин не осталось и тени сомнений – двигает посуду не Чернова.

А потом, резко развернувшись специальной меткой, блюдце буквально вонзилось в ответ «Да».

И тотчас с губ Евы, эхом её мыслей, слетело короткое:

– Я здесь.

Она чувствовала её присутствие. Присутствие мёртвой девочки. Чувствовала нутром. Как будто кто-то касался тонкими паучьими лапками мозга и шептал прямо в ухо, но изнутри.

Раньше это пугало. Ещё в те времена, когда неожиданно для них троих – получилось, когда духи стали откликаться на зов Евы. Сейчас Чернова не чувствовала страха, скорее волнение. Понимала, что от неё зависит слишком многое. От того, найдёт ли она верные слова, от того, поверит ли Лиза, что они пришли помочь.

Всё это было похоже на сложный и важный экзамен, который нельзя провалить.

Странно всё-таки устроена жизнь: ведь Ева совершенно не хотела быть принятой в Дружину Эриха. Она всё ещё надеялась, что всё это временно, всё разрешится как-то, разрешится само собой, и она вернётся в нормальную жизнь. Но сейчас она собиралась сделать всё, чтобы доказать надменному блондину – он не ошибся с выбором.

Зачем доказывать что-то тому, у кого и так нет сомнений? Зачем стремиться туда, куда совсем не хочется?

Пожалуй, доказывала Ева скорее себе, чем шефу. В этом и есть главная странность жизни. Как часто мы сражаемся за то, от чего по-хорошему стоит бежать без оглядки…

– Елизавета, ты будешь говорить со мной? – голос Евы был спокойным, чётким.

Дух должен чувствовать её уверенность и силу. Блюдце дрогнуло под пальцами, поползло медленно, потом быстрее, заметалось по буквам.

– Я готова… – Ева озвучивала слова раньше, чем они складывались из букв, ведь она слышала это как собственные мысли. – Говорить. Но мне больно… Говорить больно. Сломано. Всё сломано.

– Лиза, мне очень жаль тебя! – искренне откликнулась Ева. – Жаль, что ты умерла.

– Смерть лучше. Моя жизнь… ужасно… – Ева с трудом договорила, она чувствовала боль несчастной девочки в каждом слове. – Лучше смерть, чем так! Все бросили. Никто не помог.

– Мы хотим помочь, – заверила Ева. – Чем мы можем тебе помочь?

– Наказать…

– Лиза, – Эрих подошёл ближе, опустился рядом с Евой, глядя на начертанные мелом буквы, – это ты наказываешь? Скажи, почему ты убиваешь девушек?

Блюдце завибрировало, зазвенело на бетонном полу.

– Убирайся! Не буду говорить с тобой! Ненавижу вас! Ненавижу таких как ты! Ненавижу!

Ева выразительно посмотрела на окаменевшего Эриха.

– Давай, я сама, – шепнула Ева, – лучше не лезь!

Эрих вскинул руки, сдаваясь, безропотно отошёл подальше и замер не дыша.

– Он ушёл, Лиза, ушёл. Никаких мужчин. Хорошо? А мне ты скажешь? Почему? Зачем ты убиваешь?

Блюдце заметалось, выводя хаотичный набор букв, потом чуть-чуть замедлилось.

– Не убиваю, нет. Не я. Не хочу. Жить должны…

– Здесь нашли уже несколько мёртвых девочек. После тебя. Они очень похожи на тебя, Лиза. Ты знаешь, кто их убил?

– Жертвы. Как я. Их тоже…

– Чьи жертвы, Лиза?

Чернова замолчала на минуту, пытаясь понять логику ответов. И тут припомнила жуткую историю Алекса о том, как Аня оказалась в команде Эриха.

– Постой… Я, кажется, поняла. Жертвы насилия? Поэтому они – «как ты»?

– Сломаны. Как я. Ненавижу. Все мужики… Ненавижу.

Эрих и Лёха переглянулись, Белов покачал головой.

– Лиза, я понимаю. Тебя обидели. Это было очень жестоко. Я постараюсь помочь.

– Зло должно вернуться. Кто посеял. Покой. Хочу покой. Наказать.

У Евы от напряжения затекло всё тело. Она пыталась сложить из этих обрывков фраз мозаику общей картины, но пока слишком много пробелов оставалось.

– Это справедливо, Лиза, это справедливо, – согласно кивнула Чернова. – Надо наказать. Но ведь девочек убили не насильники. Кто их убивает?

– Она.

– Я тебя не понимаю. Она? Кто она?

– Мать.

– Чья мать?

– Моя.

Ева вскинула растерянный взгляд на Эриха. Тот кивнул, подбадривая, сделал безмолвный жест рукой – дескать, продолжай, продолжай.

– Лиза, как твоя мать могла убить их?

– Ведьма. Сила есть. Проклятие. Проклятие убивает.

Блюдце заметалось по кругу, словно искало выход, завибрировало нервно.

– Меня прокляла. А я не хотела! Он заставил. Ударил. Голова. Я… Обморок. Не могла сопротивляться. Ненавидит меня. Прокляла. В лицо. Кричала мне. Я плакала, а она кричала.

Ева задохнулась от отчаяния и боли, которые накатили на неё. Невыносимо вдруг стало даже дышать, так хотелось встать и пойти к краю… Один шаг. И больше никакой боли…

– Как с этим жить? – горько выдохнула Вита, словно искала совета у тех, кто собрался здесь сейчас. – С ума свело. Проклятие. Я не понимала, что творю. Все бросили. Все! Даже Димка. Не простил. Я любила. Он не простил. Все бросили. Презирали, смотрели так… Больно. Очень больно.

Блюдце вырвалось из пальцев Евы и, шарахнув в стену, разлетелось на сотню белых осколков.

Но Ева слышала дух по-прежнему и отрешённо произносила всё, что пыталась рассказать бедная Лиза:

– Нет выхода. Только это осталось. Не хочу, но не могу сопротивляться, – она поднялась на ноги и словно под гипнозом медленно двинулась к лестнице, ведущей на открытую площадку недостроенного балкона.

В тишине лишь её голос и шаги.

– Я здесь. Ночь. Почему я здесь? Не помню, как оказалась. Страшно. Внизу темно и страшно. Я не хочу прыгать, я жить хочу. Мне жаль её, мою малышку. Она ведь и моя, не только его. Она тоже хочет жить. Она мне шепчет изнутри: «Мамочка, не надо!». Но голос в голове, её голос, он сильнее. Он просто убивает. «Чтоб ты сдохла! Позорище моё! Всю жизнь, всю жизнь… я всё ради тебя… А ты дрянь отблагодарила меня так! Лучше бы я аборт сделала, в роддоме тебя оставила! Дрянь, чтобы ты провалилась! Дрянь неблагодарная, будь ты проклята за все мои слёзы! Чтоб тебе покоя не знать и рыдать, как мне! Говорила мне мать, откажись от неё, не губи свою жизнь! Сучка малолетняя, нашла перед кем ноги раздвигать – он тебе в отцы годился! Глаза бы мои тебя не видели, проклятая дрянь! Исчезни из жизни моей! Исчезни!» Я плачу, мне очень больно, мне так горько. Почему она меня ненавидит? Я же не хотела. Я пыталась бороться. Её голос звенит в голове, звенит. Не могу больше это слышать. Она как будто толкает в спину. Я хочу остановиться и не могу.

Ева замерла на пороге балкона, остекленевшими глазами глядя в беспросветную ночь.

Эрих, Алекс и Инари всё это время сопровождали её словно безмолвные тени. Боялись остановить или задать вопрос, но были рядом.

Ева шагнула на балкон, подняла глаза к небу.

– Прости меня, Господи! Я исчезну из её жизни, исчезну, как она и хотела… Не хочу так жить! Не могу так жить! Больше не могу…

Вита метнулась вперёд стремительно и легко, как юркая, маленькая, чёрная ласточка. И поняла, что сделала, лишь когда правая нога уже в пустоту соскользнула…

Сильные мужские руки отдёрнули назад, впились так, что не вырваться, хоть она и забилась всем телом, ускользая из ненавистных объятий.