В поисках солнца (СИ) - Берестова Мария - Страница 8

С такого расстояния рассмотреть Верхний дворец было ощутимо сложно, тем паче не представлялось возможным углядеть в нём те самые окна, за которыми сейчас нервно расхаживал владыка Ньона. Но Дерек, прекрасно изучивший привычки своего господина, безошибочно мог вообразить себе эту картину.

Он крепко сжал зубы, от чего челюсть перекосило, а повреждённая щека стрельнула болью, напоминая о причинах, побудивших его к побегу. Но, несмотря на эту боль, несмотря на терзающую сердце горечь, несмотря на отчаянную усталость, — Дереку исступлённо захотелось чудесным образом переместиться сейчас туда, на своё место, открыть дверь в покои владыки с привычной улыбкой, высказать лёгкую шутку — какая первая придёт на ум! — встретить мрачный взгляд, теплеющий прямо на глазах…

Тут он припомнил, что нарисованная ему в воображении картина была совершенно невозможна. После случившегося между ними конфликта не вышло бы просто сделать вид, что ничего не было. И лёгкие шуточки на ум бы не пришли, и старина-Грэхард, скорее всего, ударился бы в замкнутый тип переживания своего мрачного гнева, ведь извиняться и признавать свои ошибки он не умел.

Со вздохом Дерек скользнул взглядом по Цитадели; невольно зацепился за почти невидную за укреплениями крышу Нижнего.

«Идущий за солнцем! — фыркнул он насмешливо над выбранным Этрэном именем. — Солнце моё остаётся здесь…»

Он поскорее отвернулся. Если думать о Грэхарде было просто мучительно, то вспоминать Эсну — и вовсе нестерпимо.

Офицер, если и удивился проволочке, ничего не сказал, тихо ожидая, когда Дерек насмотрится.

Поймав его взгляд и убедившись, что он готов следовать дальше, с призывающим кивком продолжил путь к трапу на среднюю палубу.

Словно между делом невзначай обмолвился:

— Мы сюда вернёмся весной.

Дерек передёрнул плечом. Он знал, что никогда не вернётся.

II. Испытания. 1. Чем заняться на корабле?

II. Испытания

637-638 года. Море — Аньтье

Мой первый долг — не возвращаться никогда, И ты, мой друг, не возвращайся, уходя. Пойми: всё то, что пел я раньше, — ерунда, Все песни — вздор, и жить лишь рифмами — нельзя! Стезя открыта, вместо плуга — зуб дарёного коня, Дожить до завтрашнего дня трудней, чем стать самим собой.

Зимовье зверей «Снова в космос»

1. Чем заняться на корабле?

Плавание от столицы Ньона до Аньтье должно было занять у анжельского нефа «Дельфин» около двух месяцев. Судно двигалось каботажем, заходя в каждый подходящий порт, а в некоторых ещё и останавливалось на пару дней — Этрэн умудрялся там поторговать.

Для Дерека опыт такого путешествия был первым, хотя по морю ему ходить приходилось. Но в юности он пользовался рыбацкими лодками и яхтами, пираты, разграбившие его посёлок, везли его в Ньон в трюме, а с Грэхардом он был привилегированным обитателем своей собственной каюты на юте. Здесь же он жил со всеми, на средней палубе, в простом корабельном гамаке — надо сказать, что в первый день он смог уснуть в нём только ввиду крайней степени усталости, а вот пару следующих ночей пришлось привыкать к такому нетипичному месту ночлега. Не говоря уж о том, что первые дни его ощутимо укачивало, что тоже не добавляло оптимизма.

Неф Этрэна был достаточно объёмный, трёхпалубный и трёхмачтовый, но большую часть пространства в нём занимали товары. Для такого большого судна команда была скромной — порядка двух десятков моряков, около четырёх десятков наёмников-охранников и десяток помощников в торговых делах. В каютах на юте размещались купцы, офицеры и командование корабля, дальше на средней палубе теснились гамаки охраны и, ближе всего к носу, размещалась сама команда. Дерека отправили именно туда — там были свободные гамаки.

Хотя Этрэн и относился к числу заботливых хозяев, и его корабль был несколько чище, чем это обычно бывает, и кормили на нём несколько лучше, в целом, тяжесть условий морской жизни весьма дезориентировала Дерека. Простое и однообразное питание на фоне дворцовых изысков, невозможность нормально помыться, постоянный угнетающий полумрак, характерный корабельный запах, сон в неудобном положении среди толпы храпящих, сопящих, шлёпающих губами людей… и изматывающая скука.

Дерек не привык к безделью. Ему всегда было, чем заняться, он крутился волчком, бегая по всевозможным поручениям и выполняя сотни мелких задач. У него была привычка, ложась спать, перечислять внутри себя дела на завтра, и, просыпаясь, он тут же планировал свой весьма плотный график.

С одной стороны, он безумно устал от этой постоянной гонки; с другой — он не умел по-другому, и теперь, вырванный из привычной среды, чувствовал себя потерянно и тревожно. Казалось, он постоянно забывает что-то важное, что-то упускает из виду… Чувство преступности безделья не давало ему покоя.

На судне он был пассажиром, и это предполагало полное отсутствие каких-либо обязанностей. И это угнетало его до такой степени, что он начал подсознательно себе эти обязанности придумывать — к тому же, не отвлечённый никаким делом, он снова и снова возвращался мыслями к Грэхарду, и это безмерно его мучило. Ему теперь, когда он уж сбежал, вспоминалось исключительно хорошее, и это хорошее жгло его сердце раскаянием. Он гнал от себя воспоминания, нарочно разрисовывал Грэхарда чёрными красками — но сердце всё равно ныло. Если бы он мог забыться хотя бы за делом!

Не то чтобы чёткий распорядок жизни на судне радовал вариативностью никем не исполняемых обязанностей: конечно же, всё, что должны было выполняться, выполнялось в срок именно теми людьми, которые должны были это делать.

Три вахтенные команды сменяли друг друга каждые четыре часа. Четыре часа на вахте, четыре — хозяйственных работ, четыре — поспать, и снова — на вахту. Для Дерека, который привык спать один раз в сутки, такой распорядок был странным, тем паче, что он-то ни к одной команде не принадлежал и просто наблюдал, как они меняют одна другую.

Больше всего бездельничали наёмники. Во время плаванья их обязанностью была караульная служба на ключевых постах; двое из них всегда торчали на марсах на гроте и фоке — высматривали на горизонте пиратов. Основная их работа велась при заходе в порт, вот там-то для них начинались трудовые будни. А вот на судне они только и делали, что играли в кости да карты и горланили песни. От них Дерек предпочитал держаться подальше.

Собственно команда, напротив, всегда была при деле и в помощи не нуждалась. Дерек пару раз сунулся было к боцману, но тот отнёсся к его желанию чем-то помочь весьма скептически и вежливо объяснил, что господин пассажир может заниматься своими делами, поскольку на корабле все устроено и без него.

Своих дел у Дерека не было.

Совсем.

Поскольку к третьей когорте людей на борту — купцам — подходить было уж слишком боязно. Хотя именно они больше бы соответствовали Дереку по характеру дел, которыми занимались: у них хватало аналитики и бумажной работы, и их досуг был явно более интеллектуальным, что у матросов и наёмников.

Но Дерек совершенно не был способен оценивать себя здраво и трезво. В его собственных глазах он виделся слишком незначительным и глупым лицом, чтобы навязывать своё общество кругу, который представлялось ему как «высший», и в котором, если смотреть объективно, он стоял бы вровень с местной «верхушкой» — дать ему фору могли бы разве что сам Этрэн и пара его товарищей.

В итоге уже на вторую неделю плаванья Дерек вымотался своим бездельем вконец, вследствие чего нашёл на свою голову занятие весьма странное для тридцатилетнего мужчины, который сбежал от сытой и спокойной жизни со словами «устал быть мальчиком на побегушках»: начал носиться по всему кораблю с мелкими поручениями.

Всё началось с того, что наёмник из гамака неподалёку сетовал, что забыл свою колоду карт на бочке в трюме, где нёс караул. Со скуки Дерек вызвался сбегать и принести.