Оракул петербургский. Книга 1 - Федоров Алексей Григорьевич - Страница 30

Так уж повелось, что славяне не умели управлять своей родиной самостоятельно и сообща. Они предпочитали жизнь обособленную, замкнутую условными границами семьи, рода, поселения. К верховной власти они испытывали антипатию. Может потому повелителями славян сравнительно легко стали иноплеменники. Историки, с легкой руки летописца-фантазера Нестора, долго поддерживали версию о добровольном приглашении на княжение в земли русские скандинавов – Рюриковичей. Но эта занятная сказка не выдерживает критики – ни исторической, ни социологической, ни психологической.

Нестор здесь, безусловно, переусердствовал, обогнав по навыкам исполнения журналистского подряда всех современных продажных борзописцев. Он был придворным летописцем, личным историком самовластного и сурового господина. Мотивы его исторических откровений ясны: изобретательность и мастерство торговца исторической информацией, вещим словом высекались огнем и мечем, плетью и дыбой. Практически полностью отметены сегодня красивые исторические анекдоты о благородстве и мудрости первых властителей русской землей и народами.

Скорее все было проще простого: Рюриковичи – три небогатых шведских брата собрали банды головорезов и отправились грабить ближайшие селение славян. Дальше – больше: оперившись, стали покорять более обширные территории и образовывать из них собственные вотчины. Так сложилось управление Киевской Русью, влияние на соседние племена и народы – хазар, булгар, печенегов. Рабская сущность современных россиян была заложена уже в те времена, а в дальнейшем она лишь прочнее вбивалась в сознание и плоть подвластных народов, воспитывая у них дух лакейства, холуйства, продажности.

Воинская удача всегда не постоянна – ею определялась чехарда правителей страны, завоевателей русского трона. История становления русского государства ведает тайнами неожиданных и удивительных до смешного поворотов в престолонаследии.

Гогенцоллеры – выходцы из Германии прочнее всех оседлали российский трон. Кровь практически всех Романовых не была чистой славянской генетической смесью. Это был сложный биологический напиток, в котором совместилось дурное и славное, посредственное и значительное, но бесспорно, что эта генетическая линия освящена все же волей Божьей.

С определения четкого династического порядка началось постепенное интегрирование России в семью европейских государств. Национальная сущность россиян ассоциировалась в умах европейских правителей с "породой" главного властелина – царя. Здесь определяющими были, конечно, родственные связи монархов.

1917 год явился не только этапом крушения перспективной генетической линии, но и нарушением интеграционных процессов европейского и мирового масштаба. Опрокинув установившуюся конструкцию государственности Росси, большевики перевели развитие страны на рельсы, ведущие в никуда – цивилизованный мир уже воспринимал славян, как отдаленный этнос, носителя абсолютно чуждых традиций. Ллойд Джордж Дэвид (1863-1945) премьер-министр Великобритании откровенно мучился вопросом: "Как можно пожимать руку, скажем, Сталину, являвшемуся в его представлении явным бандитом, уголовником в прошлом и настоящем"?

Россия – особая страна. Любая освободительная война в ней переплетается с гражданской, а интересы государственные с мирской суетой, патриотизм порой служит лишь фасадом чьей-то своекорыстной политики, удовлетворяющей индивидуальные амбиции. Воля Божья и здесь приходит на помощь. Поучительны и доказательны в этом смысле для России являются смутные времена. В такие периоды российский этнос становится способным на героические поступки, выдвигая из свой среды спасителей отечества.

В период одного из лихолетий ими стали патриарх Гермоген, разославший на Рождество 1610 года знаменитые грамоты с призывом к русскому народу подняться против короля польского Сигизмунда; затем выполнили святую миссию Минин и Пожарский (1611-1612 годы). Жизнь будущего царя Михаила Федоровича спас посланный самим проведением крестьянин села Домнина, известный теперь каждому русскому человеку – это легендарный Иван Сусанин. Именно он завел польский отряд в лесные дебри, чем может быть и определил судьбу всего государства.

21 февраля 1613 года на российский трон соборной волею был возведен Михаил Федорович Романов. Как всегда в России, даже в столь ответственной акции нашлось место для примитивной интриги. Выбор монарха определялся во многом конъюнктурой, – новому царю было всего семнадцать лет, был он слаб душой и телом, находился под влиянием матери, – прибрать власть к рукам надеялась многочисленная родня. Происходил тот род от Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. Сын последнего, боярин Никита Романов, был женат на бывшей супруге Ивана Грозного и от нового брака был у них сын – Федор Никитич (патриарх Филарет). Филарет и его супруга, инокиня Марфа Ивановна, являлись родителями нового царя.

Известно "Бог шельму метит". Мелкие интриганы, страстно желавшие повелевать новым царем, просчитались: летом 1619 года из польского плена вернулся Филарет – ему одному был присвоен титул "великого государя". Человек крутой, решительный и суровый, он имел, к счастью, государственный ум: все устроители своей тайной политики получили по заслугам. Страной стала управлять твердая рука и умная голова.

После "умиротворительного" (так называли тот период историки) царствования Михаила Федоровича Романова, наступила эра правления его сына – Алексея. То был период "возмездия". Россия, едва не погибнув из-за происков Польши, Франции, Бургундии, Австрии, Швеции и еще многих других доброхотов, начинала крепнуть, открывать в себе здоровые силы, подниматься с колен, распрямляясь и демонстрировать всему миру мощь своей природной стати. Годы правления царя Алексея Михайловича знаменательны потому, что, во-первых, окончательно разобрались с происками Польши и расплатились с ней по совести; во-вторых, присоединили Малороссиию, якобы по "воле трудящихся"; в-третьих, предприняли первую серьезную попытку церковной реформы.

Большинство историков, забывая о заслугах прошлых царей, с восторгом вспоминают эпоху Петра I, называя его Великим. Может и были преобразования этого монарха грандиозными, но они были действиями человека, не имевшего пуповинной связи с исконно славянским началом. Он не понимал, не желал понимать и считаться с чаяниями своих подданных. И тому есть простые объяснения. Его отец – царь Алексей Михайлович взошел на престол в возрасте 16 лет и успел за свою жизнь жениться дважды. Последней его супругой была Наталья Кирилловна Нарышкина – дочь мелкопоместного дворянина Кирилла Полуэктовича Нарышкина, происходящего от крымского татарина Мордка Курбат, служившего у Ивана Третьего.

"Нарышко" – прозвище от корня "нар", что означает сильный самец, мужественный, храбрый. Если принимать за корень слово "нур", то толкование прозвища тоже выглядит многообещающе – луч, свет. Аффекс "ый" имеет ласкательное значение. "Нурыш" таким образом – это светик.

Наталья в качестве воспитанницы жила в доме друга царя, его верного товарища – Артамона Сергеевича Матвеева. У него в доме царь Алексей Михайлович и увидел красивую и скромную девушку, присох к ней взглядом и душой, – вскорости женился. Бракосочетание свершилось 22 января 1671 года. Родился от того счастливого брака 30 мая 1672 года сын Петр – будущий Великий государь.

Некий курьез заключается в том, что при дальнейшем переплетении ветвей царских отпрысков, создался генетический коктейль забавного качества. Вспомним для примера: в более поздние времена на российской придворной арене появилась Мария Антоновна (1779-1854) дочь польского князя Святополк-Четвертинского. Она вышла замуж за Дмитрия Львовича Нарышкина, но не остановилась на том: неотразимая польская красавица сильно ранила сердце монарха Александра I "Спасителя". Венценосный очень быстро стал ее любовником, а точнее – организовался гражданский брак. Но даже в нем Нарышкина умудрялась порой забывать о верности царю. Объединились, казалось бы лютые враги – носители польского и российско-татарско-немецкого генофондов. Нарышкина родила царю Александру I сына – Эммануила. Царский отпрыск в будущем стал владельцем огромного поместья в Тамбовской губернии. Его запомнили, как главного мецената, благодаря пожертвованиям которого содержалась вся система начального, среднего и высшего образования в огромной губернии.