Роковой рубин - Смит Дебора - Страница 43

— Переведите дыхание, мистер Гантер, — перебила его Шарлотта. — У вас даже лицо покраснело.

Он подался вперед и замахал унизанной кольцами рукой, словно разгоряченный аукционист.

— Поймите, ее вещи продаются в лучших магазинах Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. То есть даже кинозвезды покупают ее украшения.

— И Мадонна? — завороженно спросила Шарлотта. Мадонна была ее единственный идол, не имеющий отношения к кухне.

— Ш-шш, — сказала мама, отчаявшись успокоить этих двух слишком решительных девиц.

— Мария хочет сделать хорошее портфолио для своего агента в Европе, и ей нужна модель, чтобы демонстрировать ее браслеты и кольца. Вот я ей и сказал, что знаю девушку, у которой несравненные руки.

— И больше ничего не надо делать? — недоверчиво спросила Сэмми. — Я просто надену эти украшения, фотограф сделает снимки моих рук, и я получу за это сотню долларов?

— Сотню долларов в час, — уточнил мистер Гантер. — Я узнавал. Именно столько получают профессиональные модели, и видит бог, твои руки ничуть не хуже, чем у них. Мы с Марией сошлись в цене. Она и глазом не моргнула, когда я сказал ей, сколько ты стоишь.

Сэмми никак не могла опомниться.

— Значит, вы говорите серьезно. Существуют люди, которые получают большие деньги только за то, что показывают свои руки?

— Ну, если ты вспомнишь, на скольких рекламах мы видим только руки, которые что-нибудь держат, ты поймешь, почему так происходит. — Он с надеждой посмотрел на Сэмми. — Мария пригласила фотографа на следующую неделю. Она работает в собственном доме. Ты согласна, Сэмми?

— А я хотела в день ее рождения закрыть магазин, чтобы устроить ей выходной, — печально сказала мама.

— Мама, мне не нужен выходной. Мне нужна эта работа. Кроме того, она же не отнимет много времени.

— Вот это дело! — просиял мистер Гантер.

А Сэмми стала вдумчиво рассматривать свои руки. Что ж, она действительно паук, и ее научат сучить золотые нити.

Обычно в январе в горах дует пронизывающий ветер, но в этот день погода стояла теплая. Фотограф предпочел снимать при дневном свете, на улице, и установил оборудование на просторном запущенном заднем дворе дома Марии Идущей-по-Тропе.

Мария жила в огромном викторианском особняке, полном картин индейских художников, ритуальных масок, прелестных старинных вещичек из Англии и тряпичных кукол, принадлежащих ее многочисленным внукам. Сама Мария, высокая, худощавая женщина с плоским лицом, живыми черными глазами и длинными, наполовину седыми волосами, вышла к ним в джинсах, мокасинах и длинном просторном черном свитере.

Мистер Гантер представил ей Сэмми, и первое, что она сделала, — придирчиво изучила руки девушки, словно это был отдельный предмет. Руки она нашла совершенными, но слишком бледными, и мистер Гантер был немедленно послан на другой конец города к какой-то негритянке, торгующей косметикой для темнокожих. Он вернулся с тюбиком темно-шоколадного тона, пудрой того же цвета и косметической кистью, после чего ушел в дом смотреть телевизор с мужем Марии.

Сэмми сидела на раскладном стуле, положив на колени руки с зажатым в них тюбиком, и щурилась от яркого света ламп фотографа. Не обращая на нее никакого внимания, миссис Мария и фотограф суетились вокруг, обсуждая, как лучше натянуть голубую ткань, которая должна была служить фоном, и в каком порядке представлять прелестные украшения из серебра и бирюзы, разложенные пока на карточном столике.

Сегодня ей исполнилось восемнадцать лет. Она стала взрослой. Ее самоощущение наконец совпало с определением взрослости, принятым обществом. Теперь она сама отвечает за свои решения, она свободна, как птичка, — но разве она не лжет сама себе? Где эта свобода? Может быть, за эту работу и хорошо платят, но ей было как-то не по себе. Она не привыкла думать о своих руках как о предмете, ценность которого определяется лишь тем, как он выглядит.

С того места, где она сидела, ей был виден кусок шоссе, обсаженного кустами остролиста; к дому приближалась машина. «Наверное, теперь привезли какой-нибудь особенный ярко-розовый лак для меня», — мрачно подумала она и вытерла вспотевшие ладони о свои свободного покроя черные брюки.

Ни Мария, ни фотограф совершенно не интересовались, умеет ли она что-нибудь делать, о чем думает, не хочет ли пить. Очевидно, она должна была сидеть здесь, как манекен, и хранить ледяное спокойствие.

Хлопнула дверца машины, и через минуту во дворе появился Джейк.

Мгновенный укол тревоги — оттого, что все ее чувства, которыми она так долго пренебрегала, вдруг проснулись, и вот уже внутри у нее звучит мощный первобытный ликующий вопль благодарности. «Это подстроил мистер Гантер, — подумала она. — Вот он, подарок ко дню рождения. Подарок, которого я так долго ждала. И которого не могу принять».

Джейк был очень хорош. Это красота большого, сильного мужчины, который считает парикмахерскую стрижку излишней роскошью и пренебрегает одеколоном, ограничиваясь просто мылом. Его густые черные волосы с красноватым отливом, блестящие в лучах яркого солнца, ниспадали на помятый воротник рубашки. Странно, но длинные волосы очень шли ему, контрастируя с серьезными, резкими чертами лица и несколько смягчая их. Пропорции его тела тоже были воплощенная мужественность — широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги.

Решительным шагом он приближался к ней. И она все поняла. Джейк ведь обещал прийти за ней, когда она вырастет.

Она хотела отвернуться, но не могла отвести от него глаз. Рядом с ним шествовал огромный страшный бладхаунд с неправдоподобно длинным розовым языком, свисающим почти до земли. Саманта, бессознательно вертя в руках тюбик, нечаянно открутила пробку; пробка упала, Саманта нагнулась за ней, бросив испуганный взгляд на Марию. Но та беззаботно помахала Джейку рукой.

— Как поживает мама, Джейк? Продаются ли ее акварели?

— Спасибо, хорошо. Как раз недавно ушли несколько штук.

«Вот я и получила свой подарок, — подумала Сэмми. — Мистер Гантер знал, что здесь мы будем в безопасности. Но, увы, это ничего не меняет».

Нахмурившись и не поднимая головы, она стала наносить темный тон на кожу своих безупречно прекрасных, как утверждают знатоки, рук, но каждый нерв ее существа трепетал от тихого шелеста шагов Джейка.

— Это животное всегда пускает слюни? Не следует ли взять его на поводок? — спросил фотограф весьма недовольно.

— Рискните, — низким певучим голосом ответил Джейк. От звука этого голоса по телу Сэмми прокатилась теплая волна. — Тесты на бешенство не дали положительного результата. Пока.

И вот Джейк уже рядом с ней. Чувствуя на себе его взгляд, она продолжала старательно трудиться над своими руками. Его взгляд словно бы вбирал ее в себя, и голова у нее закружилась.

— Ты боишься со мной заговорить? — спросил он. — Не боишься швырнуть дорогой подарок в лицо своей тете, но боишься признать, что я рядом?

Зажав в руке тюбик, она подняла глаза, и тотчас их взгляды замкнулись друг на друге, и между ними возникла крепкая невидимая связь. Как будто сломали стену, и, не успев и глазом моргнуть, она оказалась на его территории.

— Делать вид, что тебя не существует, легче, чем осознавать, что с этим делать. — Ее кулачок импульсивно сжался, и тюбик выстрелил порцией крема, которая, описав правильную дугу, приземлилась на щеку Джейка. Он вздрогнул от удивления и осторожно снял крем с кожи толстым, грубым указательным пальцем. Кожа у него на руках была такая, что крем впитался не сразу, и Джейк внимательно наблюдал за этим процесом, словно видел и чувствовал что-то совсем другое.

Саманта вдруг поймала себя на том, что тоже, как загипнотизированная, смотрит на его пальцы. Именно такие руки и нужно снимать. Если сделать ему самый простой маникюр — потому что казалось, что он обрубал ногти чуть ли не топором, — то его руки заставят женщин буквально терять головы. В них таился сексуальный заряд невиданной силы. Сэмми представила себе эти руки, ласкающие кружевные чашечки бюстгальтера, на рекламной странице дамского журнала. Воздействие этого зрелища на читательниц должно быть ошеломляющим. Каждой немедленно понадобится именно такой бюстгальтер. Вот это была бы реклама! Рука Джейка на фоне ее бюстгальтера… Чьего бюстгальтера?! О господи.