"Фантастика 2023-146". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 20

– Так чего ж ты молчал! – с оттенком укоризны произнес Орловский.

Сам он как раз подумывал, где бы найти временное пристанище. Судя по количеству людей на вокзале, гостиницы могли быть переполнены, да и поиск свободной комнаты в незнакомом городе требовал времени.

– Ты ж, Егорий Юрьевич, не спрашивал, – резонно заметил Курицын, с наслаждением прихлебывая чай.

– Ладно. Тогда поедим и пойдем.

– Только не знаю я, где эта улица, – честно предупредил Иван Захарович.

– Язык до Киева доведет, а уж до какой-то там улицы… – отмахнулся Орловский.

Час был ранний. В отличие от вокзала, сам город был безлюден. Лишь поднявшийся ветер перегонял бумажки и прочий мусор. Изредка попадался одинокий прохожий, как правило, смотрел оценивающе, словно ожидал от каждого встречного чего-то нехорошего.

Некоторые заранее сворачивали, скрывались в первой попавшейся подворотне, те же, кто не успевал, с явно видимым облегчением отвечали на вопросы и сразу торопились уйти подальше.

– Какие-то они запуганные, – заметил Курицын после очередной встречи. – А еще говорят – есть власть.

Орловский тоже обратил на это внимание. Как и на отсутствие дворников.

Последние бесследно исчезли в первые дни революции, словно были одним из проявлений прежнего режима.

Или подлинная всеобщая свобода несовместима с уборкой улиц?

Орловский не удивился бы, узнав, что так оно и есть. Какое может быть раскрепощение, когда человеку даже не разрешают мусорить там, где ему хочется? Это же произвол, ограничение прав личности, если не хуже!

Некоторые пошли дальше и решили для себя, что еще одним пережитком мрачного прошлого является всеобщий труд. Действительно, зачем добывать что-то в поте лица, когда гораздо проще взять силой все, что приглянется? Если же кто-то не позволяет, то его вполне можно и убить. На то и свобода, граждане!

Законы-то исчезли вместе с породившим их обществом.

Не зря горожане так шарахаются от двух вооруженных солдат. Это тоже симптом.

Хотя, поправил себя Орловский, если кто-то объявил себя правительством, то должен понимать, что даже у самого примитивного племени существуют законы, а в крайнем случае они заменяются определенными традициями. В противном случае все заканчивается элементарным развалом.

Пришлось успокоить себя мыслью, что власть еще находится в периоде становления, поэтому порядок наведен не до конца. Шутка ли, успокоить взбаламученное человеческое общество, успевшее вкусить свободы в ее первоначальном незамутненном виде!

Потихоньку вышли за пределы старых крепостных стен, дошли до предместья и там с какой-то по счету попытки вышли на нужную улицу, которую было бы правильнее назвать переулком.

За высоченным, скрывающим дом забором немедленно раздался злобный лай, как водится, сразу подхваченный всеми окрестными псами. В этой какофонии стук в ворота был практически неслышен, однако по ту сторону кто-то прикрикнул на захлебывающуюся бранью собаку, а затем недобро поинтересовался:

– Кто там балует? Смотри у меня!

– Степан Петрович! Это ты?

Курицын был несколько обескуражен приемом, и никакой уверенности в его вопросе не прозвучало.

– Ну, я. А ты-то кто? – все так же недобро спросил хозяин, и вдруг тон его изменился: – Иван Захарович! Неужели?!

Громыхнул засов, скрипнула калитка, и перед путниками возник крепкий мужчина лет тридцати пяти. Одет он был в холщовые штаны, косоворотку навыпуск и наброшенную поверх безрукавку.

– Иван Захарович! – Хозяин отбросил в сторону топор и с видимой радостью обнял бывшего сослуживца. – Ты уж извини за встречу, но не ждал. Видит Бог, не ждал, – пробормотал он затем, чуть отодвинувшись. – Да вы проходите в дом. Я мигом скажу бабе, чтобы стол собрала.

Он посторонился, а затем бодро заковылял рядом. Орловский сразу заметил, что правая нога хозяина не сгибается в колене.

– Ранен? – коротко осведомился он.

– Под Варшавой, – кивнул Степан Петрович. – Если бы Захарыч не вытащил, хана бы была. Он же меня под пулями с версту на себе волок! Вон, даже ногу врачи оставили. Правда, не гнется, ну да не беда. Главное, живой. А вы-то как добрались? Тут слухи ходят, что в округе от банд совсем житья не стало. Сосед один на денек к родне в деревню поехал, и вот уже две недели, как о нем ни слуху ни духу. Как сгинул.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Банд много, – согласился Орловский. – Только что делает ваше правительство?

Степан Петрович посмотрел на него с некоторым изумлением и словно ребенку ответил:

– Как – что? Правит.

Ответ был настолько исчерпывающим, что Орловский решил пока не уточнять, в чем именно заключается это правление.

Дальше была долгожданная баня. Орловский и Курицын парились долго, с наслаждением и лишь потом, усталые и освеженные, уселись за стол.

Величайший полководец мира не зря учил, что после бани можно продать последние портки, но чарку выпить надо. А когда же прием чарки на Руси не сопровождался разговором?

Для начала Курицын рассказал о трудностях нынешней дороги, поневоле подробнее остановившись на схватке в Рудне. Хозяин качал головой, посматривал на Орловского с откровенным уважением, искренне поругивал расплодившихся в последнее время разбойников, которые нападают на всех людей без разбора.

– А у вас как? Пока тихо? – спросил Орловский.

– Какое там! – Степан Петрович махнул рукой. – Днем еще куда ни шло, но по ночам такое творится, что не приведи Господь! Не зря кто-то почитай большую часть собак порешил. Теперь другие этим пользуются. Через три дома от нашего всю семью подчистую вырезали вместе с детьми. И так странно: все трупы без крови, будто слили ее в бочонок и унесли. Даже слов не подберешь. А главное, добро почти не тронули. Убили, но за что, если толком не пограбили? За-ради убийства?

– Почему бы и нет? Видал бы ты, что повсюду творится! Я не понимаю другого: практически везде царствует анархия. Кто сильнее, тот и прав. Но у вас же есть власть. Почему она не принимает никаких мер против преступности?

– Почему не принимает? Чуть ли не через день в городе проходят митинги с призывами к спокойной жизни и осуждением насилия. Причем выступают на них не кто-нибудь, а первые граждане правительства.

– Не помогает? – Орловский не смог сдержать иронии.

Он уже успел узнать, что члены правительства называют себя первыми гражданами республики. Есть первый гражданин образования, первый гражданин торговли, первый гражданин иностранных дел. Самих иностранных дел, понятно, нет, так как связи рухнули, и даже неизвестно, есть ли другие страны или нет, но вдруг кто-нибудь да объявится?

Новоявленная республика была изначально объявлена самой демократической в мире. Поэтому все решения вступали в силу лишь после единогласного и единодушного голосования.

Беда была в том, что и в правительстве, и в народе всегда находилась группа несогласных с очередным предложением. Приходилось каждый раз искать какой-нибудь компромисс, однако и он точно так же устраивал не всех. Поэтому ничего конкретного до сих пор принято не было.

Исключением являлось только само учреждение республики, но в деревнях, даже самых ближних, никто признавать ее до сих пор не спешил.

Что же касается юстиции, то само ее существование в свободной стране было поставлено под вопрос. Свобода не может быть ограничена никаким законом, с этим были согласны все. Прежняя полиция была физически уничтожена еще во время великой бескровной революции, созданная же взамен милиция была занята исключительно ловлей контрреволюционеров и людей, не признающих новую народную власть, а наведение порядка на улицах было возложено на самих горожан.

Армия была оставлена для защиты завоеваний революции и была представлена двумя запасными полками и школой прапорщиков. Как и государство, армия является самой свободной из всех, что когда-либо существовали в истории. Все приказы в ней становятся обязательными после единогласного утверждения всеми солдатами, и даже командные должности являются выборными.