Фритьоф Нансен: Миссия в России - Бондаренко Татьяна - Страница 27

В Поволжье, как упоминалось ранее, последствия голода ощущались до 1925 г., и даже меры советского правительства не смогли сразу же выправить ситуацию. Выше говорилось, что большая часть времени существования показательной станции в селе Росташи приходилась на полуголодные годы, экономические и заготовительные кризисы, поэтому у местных крестьян не было средств на покупку иностранных тракторов. Нансен не смог просчитать это, а перспективы развития страны и успехи экономики, о которых рассказывали ему в январе 1923 г. руководители советского государства, на деле оказались еще очень хрупкими. Низкие продажи тракторов, прибыль от которых, по идее ученого, должна была идти на развитие станции, привели к нехватке оборотных средств. Советские власти указывали, что станция могла достигнуть своей показательной цели только при тщательном анализе и учете естественно-природных и экономических условий района — Саратовской губернии, чего не было сделано. Действительно, Нансен заранее не учел этих факторов, а те сведения, которые он получил в Москве в январе 1923 г., характеризовали состояние экономики в целом, но не конкретного региона. Они были слишком общими и, возможно, приукрашенными. Седергрену же пришлось знакомиться с реальными условиями местности уже по факту. В результате хозяйство не окупало себя, а погодные катаклизмы наносили дополнительный урон: в 1924 г. засуха загубила урожай яровых станции, в 1925 г. от вымочки погибла почти вся рожь, не взошла кукуруза. На украинской станции эти факторы тоже заранее не учитывались. В результате проблемы оказались схожими: тракторы «Фиат» простаивали из-за отсутствия топлива, а реализовывать их было так же трудно, как и в Саратовской губернии, наблюдался недород. Таким образом, первая причина убытков — несостоятельность плана Нансена, не учитывающего экономических и климатических особенностей региона.

Второй причиной убытков станции были сложности, вызванные действиями советской стороны. Проволочки с доставкой техники, отказ в обещанной скидке, попытка взимать с концессии налоги, несвоевременные проверки — все это затрудняло работу станции, отрывало управляющего от непосредственных занятий сельским хозяйством и приводило к увеличению расходов.

Третья причина — действительно некомпетентное руководство со стороны Седергрена. При нехватке оборотных средств Седергрен все же расширил территорию станции, хотя средств на их обработку и содержание не было. К тому же он решил перейти к десятипольной системе севооборота, которая была удобнее для станции, но при этом требовала времени. Для хорошего урожая на части полей требовалось оставить на четыре года траву, а уже затем засевать новыми культурами. К тому же управляющему станцией не удалось в полной мере наладить рабочие контакты с местным населением. Крестьяне воспринимали его как веселого барина, который пил вино, ходил на охоту, фотографировал местные пейзажи и раздавал деньги направо и налево [80]. Он сам признавал, что ему не всегда легко ладить с рабочими, в особенности с трактористами [1].

В-четвертых, сказался личностный конфликт между управляющим станцией и местными властями. Согласно источникам, они при каждом удобном случае жаловалась на него в Наркомат земледелия, предлагая освободить Седергрена от должности и обвиняя в некомпетентности. Тот жаловался на губернских чинов ников в Москву и иностранным журналистам. При этом на Украине у начальника станции и местных властей взаимных претензий не было — по крайне мере, документы не сохранили свидетельств об этом.

В-пятых, показательная и образовательная задача, поставленная перед станцией, не была реализована в полной мере: крестьяне окрестных деревень не видели в работе станции прямой и быстрой отдачи для своих подсобных хозяйств. Узнав, как пахать на тракторе, они все равно не могли его приобрести и продолжали обрабатывать свои наделы примитивными методами. А работники станции, как указывалось выше, вовсе не имели таковых. Это были наемные рабочие, трудившиеся за зарплату, и даже получив у иностранцев передовой аграрный опыт, они не могли применить его для себя, на личных участках. Поэтому они не усердствовали, работая на станции, — отсюда и «тяга к митингам и простоям».

В-шестых, причиной неудач станции были слишком сжатые сроки. Пяти лет, отведенных концессионерам, было слишком мало, чтобы наладить работу и начать получать прибыль. «Необходимо продлить концессию на тридцать лет вместо пяти, тогда я покажу культуру», — говорил Седергрен55.

Погодные условия, на наш взгляд, не были решающей причиной убытков. Согласно описанию Б. X. Медведева сухие ветра и небольшое количество осадков влияли на ситуацию, однако еще во времена М. Н. Раевского четкая структура управления и современные технические приемы помогали справиться с этим. Отсутствие той самой четкой схемы руководства и анализа местных условий, отягощенное нарушением советской стороной условий договора и личностным конфликтом, — главные причины убытков станции.

Учитывая описанный ранее опыт хозяйства Ф. Круппа «Маныч» в Северо-Кавказском крае и сравнивая его с показателями станции Нансена в Росташи, можно утверждать, что сельскохозяйственные концессии в Советской России, вне зависимости от того, в каких районах они находились и какие цели преследовали, сталкивались с двумя типичными проблемами — погода и несоответствие иностранной техники условиям местности. И не только ученый Нансен, но и бизнесмены вроде Круппа не могли просчитать этого заранее, что в определенной степени снимает с Нансена ответственность за просчеты в организации хозяйств.

14 мая 1927 г. Саратовский губернский исполком одобрил подготовленный правительственной инспекцией проект ликвидации станции в селе Росташи: с этого момента она официально прекратила свое существование. Все ее хозяйство вместе с долгом почти в 48,5 тыс. руб. отошло Саратовскому губсельтресту. В протоколе заседания отмечалось, что средства, внесенные Нансеном, из-за нерационального ведения хозяйства прожиты, а станция не выполнила своего назначения как показательное сельхозпредприятие56 (см. также [62, 27 мая 1927 г.]). Погасить эту задолженность самостоятельно местные власти не могли, и советское правительство выделило особые средства. В феврале того же года решением Главконцесскома станция в Саратовской губернии была передана Наркомату земледелия РСФСР. Окончательная передача саратовской станции произошла 1 августа 1927 г. Нансену в очередной раз была вынесена благодарность: «Считая все расчеты окончательно законченными, мы пользуемся случаем еще раз выразить Вам от имени Советского правительства горячую благодарность и признательность за Ваши труды по организации показательных сельскохозяйственных станций, которым по постановлению правительства присвоено Ваше имя», — говорилось в документе за подписью председателя Главконцесскома В. Н. Ксандрова, высланном норвежцу [1].

Но на этом история с долгами станции не закончилась. Оказалось, что станция должна фирме «Мункель» около 23 тыс. руб. за кредит по тракторам. Советское правительство не хотело погашать его, поэтому единственным способом оплатить долг была продажа имущества хозяйства и уплата кредита из этих средств. Но фактически это бы равнялось его полному разорению. Концессионный комитет ходатайствовал об уплате долга перед Советом народных комиссаров, отмечая, что неуплата иностранному кредитору может вызвать нежелательные осложнения при ликвидации станции, тогда как советские власти рассчитывали на «безболезненную» ликвидацию отношений с Нансеном. В конце концов в октябре 1927 г. советское правительство решило погасить долг, а заодно и долг Седергрену, выслав деньги в Женеву.

Соглашение о прекращении договора было отправлено Нансену на подпись через советское полномочное представительство в Норвегии 24 ноября 1927 г. Уплата долгов «Мункелю» растянулась до января 1928 г. — это было сделано через советское представительство в Швеции. Компания хотела получить еще и проценты по кредиту, указывая советскому торговому представителю в Швеции, что это «долг чести», но в выплате процентов советское правительство отказало.