Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ) - Шульман Нелли - Страница 78

– Я не просто так упал. Я видел в зале бывшего эсэсовца. Ева, Вальтер Рауфф сейчас в Марокко.

Длинные пальцы на ногах она красила лаком цвета спелого граната. Изящные ступни в кожаных сандалиях местной работы немного запылились. Она накинула на распущенные волосы вышитый золотом пурпурный платок. Грудь под тонкой рубашкой поднималась, но совсем незаметно:

– Она не носит белья, – беспомощно понял Иосиф, – она запыхалась, пока бежала сюда… – стройная шея девушки поблескивала капельками пота.

Боковой ход его пансиона вел в прокуренное кафе, обставленной старой американской мебелью. Стулья щеголяли следами от потушенных окурков. На столе облупилась светлая пластмасса. Меню на ломаном английском языке засидели мухи.

Опустившись напротив, кузина бесцеремонно забрала у него сигарету:

– Его ударили кастетом, – вместо приветствия сказала Ева, – ты был прав… – Иосиф не смог удержаться:

– Разумеется, я был прав, – наставительно сказал он, – я патологоанатом и почти доктор медицины, а ты едва закончила первый курс… – девушка слегка покраснела. В забегаловке, при свете фонариков фельдшеров скорой помощи, Иосиф понял, что речь идет о вооруженном нападении:

– Но врач с ними не приехал, а студентов я обвел вокруг пальца… – Иосиф объяснялся с медиками на отличном арабском языке, – они поверили, что Джон поскользнулся. Случайность, с кем не бывает… – коридор бара выложили местной узорчатой плиткой.

На вилле его величества Иосиф появляться не хотел, о чем он и сказал Еве, отведя кузину за угол заведения. Джона на носилках грузили в карету:

– Я понимаю, – отозвалась девушка, – не след, чтобы тебя кто-то видел. Медики тебя не запомнят. Не волнуйся, я поговорю с Джоном, когда он придет в себя. Дай телефон твоего пансиона… – кусочек картона, подхваченный Иосифом со стойки портье, перекочевал в вечернюю сумочку Евы.

Сейчас она появилась в баре с большой сумкой тонкой кожи, похожей на мешки кочевников:

– Работа Сабины, – узнал Иосиф, – в Израиле такие вещи носят немногие. Такая сумка стоит месячного бюджета нашего кибуца… – из сумки появился на свет блокнот фиолетовой замши:

– Ему пока нельзя писать, – предупредила девушка, – он диктовал. Но здесь все очень кратко… – почерк Евы пока оставался школьным, крупным. Иосиф писал, как пресловутые врачи из анекдотов:

– Шмуэль похоже пишет, – усмехнулся он, – для газет ему приходится все перепечатывать на машинке… – листая блокнот, Иосиф вспомнил разборчивый, каллиграфический почерк. Во рту появился привкус мяты, он отхлебнул горький кофе:

– Он… он писал очень понятно. Он журил нас за кляксы и плохой почерк. Он выговаривал тете Элизе, считал, что она мало требует на занятиях… – Иосиф сказал себе:

– Проклятая мята здесь растет в каждой дырке, сорняк суют во все блюда. Не думай о нем, он давно мертв… – от кузины пахло аптечными травами:

– Я сварила Джону успокаивающее питье, – сказала она, – лучше растения, чем таблетки. Рецепт индийский, если хочешь… – Иосиф оборвал ее:

– Потом. Джон уверен, что видел именно Рауффа… – нежная щека девушки затвердела. Ева раздула ноздри:

– Он точно его описал, сам посмотри… – Иосиф помнил приметы беглого нациста:

– Сеньор Вольдемар Гутьеррес, – он сдержал ругательство, – Шмуэль гостил у него в Пунта-Аренасе… – Израиль послал в Чили несколько запросов на экстрадицию военного преступника, но ответа не добился:

– Тамошние юристы считают, что срок давности его деяний давно истек, – презрительно заметил Коротышка, – легальным путем мы ничего не достигнем… – Иосиф плюнул косточкой оливки в мусорную корзину:

– Значит, остается путь нелегальный. Тропинку в те края мы давно протоптали… – Коротышка осадил его:

– Не сейчас. Со времен предыдущей операции Аргентина и Чили уделяют больше внимания пограничному контролю… – Иосиф фыркнул:

– Это порт. Рыбацкая шхуна никого в Пунта-Аренасе не удивит. Сошли на берег, вернулись на борт… – он показал недвусмысленный жест, – с добычей, то есть с нашей целью… – операцию ему запретили:

– Каракаль или твой отчим на этот раз не прилетят тебе на помощь, – ядовито сказал Харель, – что касается твоей инициативы, то мы о ней подумаем… – зная, что Моссад погряз в бюрократии, Иосиф думать не собирался. Капитан Кардозо не хотел терять времени. Вернув Еве блокнот, он залпом допил кофе:

– Скорее всего, он успел покинуть Касабланку, но я обещаю, что не упущу его… – кузина щелкнула зажигалкой:

– Он стрелял в мою маму в Бомбее, во время покушения на Ганди… – Иосиф коснулся ее руки:

– Я… – он помолчал, – я сделаю все, чтобы призвать его к суду, Ева. Не тем, так другим путем…

В подкладке его саквояжа сделали искусный тайник, где пряталась разобранная снайперская винтовка и бельгийский вальтер:

– Документы у меня французские, – подумал Иосиф, – язык отменный, выправка военная. Я могу разыграть солдата удачи, дезертира из Иностранного Легиона. Рауфф наверняка отправился на юг. Новые африканские государства нуждаются в армейских инструкторах. Но мне нельзя попадаться ему на глаза, он помнит отца Симона, то есть Шмуэля. Ладно, придумаю, как все лучше обставить…

Ева закусила еще пухлую губу:

– Джону я не скажу, что ты здесь был. Папа всегда замечал, что во многих знаниях многие печали. Дядя Авраам тоже ничего не узнает. Джон отлежится, мы отправимся в Эс-Сувейру… – Иосиф не намеревался никуда отпускать кузину:

– Только до Эс-Сувейры, – сказал себе он, – она улетит с дядей Авраамом в Израиль, ждать меня… – он вскинул на плечо сумку:

– Поднимемся ко мне в номер… – он сотни раз говорил эти слова девушкам:

– Сейчас все по-другому, – понял Иосиф, – кроме нее, мне никто не нужен и никогда не будет нужен. Мы поставим хупу, у нас родятся дети. Я никогда не оставлю мою Еву… – он справился с закружившейся головой. От ее волос пахло солью, она вскинула серо-синие глаза:

– Ты хочешь мне что-то показать… – шепотом спросила Ева, – секретное…

Он распахнул перед девушкой рассохшуюся дверь: «Можно сказать и так».

Комнаты в пансионе снабдили крохотными закутками, с электрическими плитками. Посуду предлагалось мыть в душе, отгороженной пластиковой занавеской нише, с проржавевшей раковиной. Медный кувшинчик для кофе давно потерял блеск. Внутри наросла коричневая бахрома:

– Шмуэль утверждает, что так лучше, – на плитке свистел чайник, – итальянцы никогда не моют машины для кофе… – Иосиф тоже едва удерживался от довольного, счастливого свиста:

– Мне двадцать пять, но я еще никогда такого не чувствовал… – он ополоснул щербатые чашки, – теперь понятно, что все случившееся ранее и гроша ломаного не стоит… – он мимолетно вспомнил Густи:

– Никакого сравнения с проклятой пиявкой. Она кукла, ломака, а Ева настоящая женщина, такая, какая мне и нужна…

Он не хотел подниматься с продавленной кровати, выпускать Еву из своих объятий. Приникнув к почти незаметной груди, он слушал, как бьется ее сердце. Она часто дышала, пряди темных волос разметались по тканой подушке:

– Она не строила из себя недотрогу, как другие девицы, – подумал Иосиф, – когда я ее поцеловал, она не притворялась, что поднялась ко мне за чем-то другим…

Выяснилось, что белье она все же носила. Кружевные трусики валялись на потертом ковре, рядом с испачканным полотенцем, с керамической пепельницей, полной окурков. На ободранной тумбе притулилась почти пустая бутылка местного лимонада:

– Надо забежать на рынок по дороге к особняку, – напомнил себе Иосиф, – накормить Еву жареной бараниной, с гранатовыми зернами, с перечным соусом. Марокканцы в Израиле отлично готовят мясо. Хотя нет, она вегетарианка, то есть пока. Я ее заставлю правильно питаться, мясо нужно для развития ребенка при беременности. Тогда возьму для нее овощной салат и фаршированные помидоры. Или местные пирожки, она любит сладкое…

Он оставил девушку с тарелкой фиников и орехов:

– Прости, любовь моя, больше ничего нет. Я только пару дней назад прилетел сюда… – он целовал оттопыренное ухо, – по пути на виллу мы зайдем куда-нибудь, подкрепим силы… – в серо-синих глазах плавала блаженная дымка. Взяв губами спелый финик, Иосиф наклонился над ней: