Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Белый экран слепил глаза, музыка резко оборвалась. В комнате вспыхнул свет, запахло хорошим табаком доминиканской сигары. Наум Исаакович передал Саше серебряную шкатулку:

– Держи, мой милый. Для тебя пока сигареты. Все-таки Хичкок великий режиссер. Надеюсь, тебе понравилась лента… – «Головокружение» привезли на закрытую дачу Свердловского обкома партии прямо из Москвы. Эйтингон заказал сеанс, помня, что Саше нравятся серьезные фильмы:

– Советское кино он может посмотреть в компании сокурсников, – усмехнулся Наум Исаакович, – но американских лент он еще год не увидит… – Эйтингон был рад встрече с мальчиком:

– Только мне опять приходится разыгрывать комедию, – вздохнул он, – изображать возвращение из дальней командировки. Ладно, сегодня мы побудем вдвоем, а завтра сюда пожалует Саломея и остальные участники операции… – по сообщениям с севера, Команч, на котором в Советский Союз явилась шпионская миссия, пока не нашли. Наум Исаакович долго рассматривал карту окрестностей колонии, где сидел Валленберг:

– В тех местах черт ногу сломит… – он водил карандашом по бумаге, – непроходимая тайга, горные хребты, тысячи мелких рек и озер. Однако подходящих посадочных площадок не так много… – они понятия не имели, где именно его светлость и Ягненок спрячут легкий самолет. В руки Стэнли эти сведения не попали. Полковник Веннерстрем, в Швеции, тем более ничего не знал. Единственное, в чем Эйтингон был уверен, это в том, что гости пересекли воздушную границу СССР. Соответствующие службы в Карелии заранее получили предупреждение, однако они не могли поднимать истребители, для сопровождения Команча:

– Иначе его светлость сразу понял бы, что дело неладно, – напомнил себе Эйтингон, – они, наверняка, имеют при себе рацию для связи с Лондоном. Нельзя рисковать Стэнли, время для его переезда в СССР пока не пришло… – Наум Исаакович надеялся, что самолет отыщут и уничтожат:

– Таким образом, мы отрежем им пути отступления, – сказал он Саше за обедом, намазывая икру на свежий калач, – а дальше в дело вступит подразделение быстрого реагирования, дорогой Скорпион… – услышав новую кличку, студент Гуревич, смешливо, отозвался:

– Это мне больше нравится, чем быть Александром Яковлевичем, товарищ Котов. Но вряд ли я после окончания училища вернусь к настоящей фамилии… – Эйтингон потрепал его по крепкому плечу:

– Что делать, милый, такая у нас стезя. Что касается твоего желания поехать на заставу, то оно похвально, однако вряд ли это получится… – Саша понимал, что его ждет дальнейшая учеба в Москве:

– Среди работников Комитета мало молодежи, свободно говорящей даже на одном языке, а я знаю четыре… – в последний год, следя за успехами кубинских коммунистов, Саша не мог не взяться за испанский язык. Поболтав с ним, товарищ Котов одобрительно заметил:

– Неплохо, весьма неплохо. Молодец, что не забросил занятий, даже здесь… – Саша рассмеялся:

– В суворовском училище все считают, что меня на полгода перевели в Москву. Что касается Политехнического института, то после окончания операции меня уберут из списков, словно я там никогда и не учился… – Эйтингон десять лет назад прочитал грязный пасквиль, как выражался покойный Берия о романе Оруэлла:

– В книге тоже так делали, – вспомнил Наум Исаакович, – кто владеет прошлым, тот владеет будущим. Комсомолец Гуревич не существует, он никогда не существовал. Туристов, студентов, ждет загадочная гибель. Все займутся поисками группы, а мы тихо сделаем свое дело, и привезем его светлость, с Ягненком и Волковым, в Москву… – Валленберга пока оставляли в живых:

– Он может пригодиться, – сказал Эйтингон Шелепину, – такими людьми не разбрасываются. Он не старик, и, кажется, не выжил из ума… – по соображениям безопасности Саломея не посылала отчетов из камеры БУРа, однако выступала на завтрашнем совещании:

– О том, что она привечала Валленберга, она ничего не скажет, – хмыкнул Эйтингон, – понятно, что швед клюнул на ее прелести… – Саша налил им кофе:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Фильм отличный, товарищ Котов, однако «Оскара» ему не дадут. Академия предпочтет веселую, развлекательную ленту… – юноша помолчал:

– Товарищ Котов, я у вас никогда не спрашивал… – Саша помялся, – вы знали моего дедушку… – Свердловск пестрил черно-красными афишами второго фильма дилогии о Горском. Саша каждый день слышал о сходстве с героем революции и гражданской войны:

– Ты только блондин, – говорили его соученицы, – а так вы одно лицо с актером… – Саша видел прижизненные фото деда:

– Артист подобран отлично, – подумал он, – действительно очень похож. И он не снимался в ролях всяких колхозников… – Горского играл молодой актер, выпускник театрального училища. Эйтингон стряхнул пепел в тропическую раковину. Он не собирался лгать мальчику:

– Но о Кукушке ему ничего знать не надо. Впрочем, я скажу правду. Если не считать митингов, я видел Горского два раза в жизни. Я приносил документы в «Метрополь», где он жил, между поездками на фронт, и относил их в Кремль… – он так и сделал, добавив:

– Я тогда был чуть старше тебя, мой милый. Горский для меня… – он показал рукой, – обитал где-то наверху, как Владимир Ильич. Мы смотрели на них, как на недостижимый идеал героев революции… – Саша повертел изящную чашку:

– Хотел бы я попасть в те времена, – горячо сказал юноша, – сейчас не с кем воевать, товарищ Котов. На Кубе победила революция, остались только шпионские миссии, вроде этой… – он поморщился:

– Вы были в Испании, потом сражались с фашизмом… – Эйтингон откинулся на спинку покойного кресла:

– Уверяю тебя, борьба далеко не закончена. Нас ждут сражения в Азии, Африке, Латинской Америке. Не зря ты учишь испанский язык, Эль Алакран… – Саша покраснел:

– В Свердловске хороший студенческий клуб, товарищ Котов. Я не только испанским занимался, но еще и музыкой. То есть, я умел играть на фортепьяно, но здесь были курсы гитары… – Саша указал на дешевый инструмент:

– Я даже разучил песню, к нашей встрече, правда, пока на русском языке, и привез сюда гитару… – Эйтингон смотрел в искренние глаза мальчика:

– Правды он никогда не узнает. Мистер Холланд и мистер Горовиц его родня, однако Саша считает, что его отец происходит из черты оседлости. Отлично, пусть считает и дальше… – Эйтингон ожидал, что в случае успеха операции, ему дадут встретиться с детьми:

– Или хотя бы позвонить девочкам и Павлу. С ребенком Саломеи вышла осечка, но эту операцию мы не провалим. Я не имею права так поступать. Мне дали увидеться с Сашей, это хороший знак… – он кивнул:

– Играй, милый, я с удовольствием послушаю… – у парня оказался приятный баритон. Наум Исаакович узнал песню:

– Молодец, он перевел слова с испанского. Должно быть, наткнулся на брошюру о той войне, в студенческой библиотеке… – звенела гитара, Саша улыбался:

Там, где бурные воды Харамы
Мы докажем рабочую твердь
И подняв наше красное знамя
Победим и страданья и смерть!

Наум Исаакович вспомнил:

– Петр таким был, в тридцать шестом году. У него тоже горели глаза, я надеялся, что он станет мне преемником, надежной заменой. Проклятая власовская тварь, хорошо, что он сдох… – о смерти Воронова в Патагонии ему рассказала Саломея:

– Впрочем, она только краем уха слышала разговоры его светлости о той миссии… – подумал Эйтингон, – ничего, скоро мы встретимся наедине, и узнаем подробности. О Янтарной Комнате мы тоже у него спросим… – он отстучал такт по столу:

– Саша никогда не предаст советскую власть, я уверен. Его не поймают в медовую ловушку, не подсунут очередную Антонину Ивановну… – Саша опустил гитару, Наум Исаакович подмигнул ему:

– В тридцать шестом году мы это пели в Мадриде, – поднявшись, он обнял Сашу, – и споем еще, я уверен.

Черный ГАЗ-12 мягко покачивался на расчищенной от снега дороге.