Шхуна, которая не желала плавать (СИ) - Моуэт Фарли - Страница 75

Устремляясь на северо-восток, ураган VIII не терял времени. При тридцати двух узлах его предполагаемый путь должен был пересечься с курсом «Джозефины», и это произойдет на рассвете 25-го.

Трудности Коули не уменьшились следующей радиограммой Фетерстона:

Это решило все. Помрачнев, Коули дал приказ задраить люки, готовиться к шторму, не меняя курса.

Когда мрачная завеса шторма полностью затмила видимость, вряд ли кто-то из палубной команды «Лиллиан», до рези и боли в глазах всматривавшейся в горизонт, видел что-то, кроме бесконечных волн. Впрочем, более всего они боялись увидеть низкие палубные надстройки «Зварте Зее». Но ни контуры соперника, ни даже клубы дыма какого-нибудь торгового судна, которое могло помочь в поисках, не попали в поле их зрения.

Спарки, как влюбленный юноша, прилип к своему радио, слушая перекличку судов, разбросанных по Атлантике, вылавливая заветные слова. В 18.00 из репродуктора над его головой раздались звуки международного кода. Радист тут же протянул руку за пачкой бланков радиограмм.

Кроу тут же нанес местоположение судна на карту — 155 миль к юго-востоку от точки, указанной «Джейн».

«Лиллиан», которая двигалась по сложной схеме, находилась приблизительно в 90 милях от новой точки встречи брошенного судна. Теперь она резко повернула на прямой курс, как гончая, ноздри которой уловили свежий запах зверя.

В машинном отделении Хиггинс совершал маленькое чудо, умудрившись провести частичный ремонт при работающих двигателях. В ответ на новости с мостика он запустил оба двигателя на максимальные обороты и затаил дыхание…

«Зварте Зее», возможно, и не слышал первого обращения «Албисолы», но наверняка должен был через три часа услышать уточнение курса. И к полуночи он тоже должен был мчаться к вожделенной точке на волнах океана, выжимая всю скорость, на которую были способны его двигатели.

Спустилась ночь, облачная и тревожная. «Лиллиан», тяжело покачивающуюся в мешанине волн, заливало со всех сторон. Вода скатывалась с носа и кормы, достигала рулевой будки и мостика. Но этого никто не замечал. На обоих крыльях мостика одетые в промасленную кожу фигуры напряженно всматривались в ночную тьму.

«Лиллиан» всю ночь с трудом шла вперед, пробираясь сквозь штормовой ветер и разыгрывающиеся волны. На рассвете она оказалась в таких тяжелых погодных условиях, что вынуждена была сбавить скорость. Тем не менее к 11.00 утра 25 сентября она достигла места, обозначенного «Албисолой». Впрочем, об этом месте не было никаких точных указаний, вернее, было неясно, в каком направлении двинулся «Лейчестер». Известно было только, что ветер за это время сместился к западу. Судя по ветру, «Лейчестер» должен был всю ночь дрейфовать в основном к востоку или северо-востоку. Но его дрейф определял не столько ветер, сколько океанское течение, а течение в этом месте направлялось почти точно на юг. Кроу выбрал новую сетку поисковых маршрутов и снова направился на юго-восток.

Трудно сказать, что случилось с «Зварте Зее» в этот день. Но поскольку было известно, что капитан намеревался вести поиск к северо-востоку от места, где судно видела «Джейн», то можно было все же предположить, что произошло.

Поскольку на судне был радар, оно могло плыть прямо на северо-восток от места, указанного с «Джейн». У него не было нужды идти зигзагами, как это обычно делается при визуальных поисках. Когда капитан «Зварте Зее» услышал оповещение морякам, где говорилось о встрече брошенного корабля «Албисолой», они, видимо, находились в 200 милях севернее новых координат «Лейчестера» — в той части Западного океана, где течение обычно имеет направление на восток. Вкупе с сильным юго-западным ветром это направление течения почти наверняка могло побудить капитана проложить встречный курс, чтобы приблизиться к «Лейчестеру» через двенадцать часов и в точке на шестьдесят или семьдесят миль северо-восточнее обозначенной «Албисолой».

В любом случае команда «Лиллиан», настороженно ожидавшая встречи с «Зварте Зее», в часы напряженных вахт не замечала голландского буксира. Впрочем, не увидели они и «Лейчестера». Один из команды спасателей заметил:

— Искать корабль на десяти тысячах квадратных миль Атлантики — все равно что искать иголку в стогу сена. Кое-кто из ребят даже забирался на верхушку мачты, чтобы иметь побольше обзор. При видимости, которая была в тот день, мы не могли видеть с мостика дальше пяти или шести миль. Один из матросов чуть не сорвался в океан, когда судно почти легло на борт во время качки. Господи, то ли мы такие неудачники, то ли «Лейчестер» — очередной «Летучий Голландец». С начала поисков нам не раз уже приходила в голову мысль: вот теперь корабль действительно пошел ко дну. Но каждый раз, как только это приходило нам в голову, он где-нибудь возникал. Рос сказал: корабль не хочет, чтобы его нашли, что ему нравится его одиночество и он хочет остаться в таком положении. В этот день на корабле возникали только всякие черные мысли…

В 14.00 один из впередсмотрящих внезапно заметил предмет по левому борту. «Лиллиан» устремилась в ту сторону, но это оказалась только куча корабельного мусора — расщепленные доски и ржавая железная бочка.

Когда на море опять опустились сумерки, лишив команду «Лиллиан» возможности видеть на время долгих ночных вахт, убеждение, что «Лейчестер» уже потонул или что «Зварте Зее» нашел его и тащит на буксире к берегу, овладело всеми. Казалось невероятным, чтобы крупный голландский корабль с радаром не смог найти судно, если оно еще находится на плаву. С другой стороны, странно, что радио «Зварте Зее» не послало ни одной радиограммы. Если бы он нашел беглеца и подал заявку на премию, то заявил бы об этом на весь мир.

Двадцать пятое сентября оказалось неудачным днем для команды «Лиллиан». А вот для людей с «Джозефины» — напротив. В ночь с 24-го на 25-е «Джозефина» держала выбранный капитаном курс, идя на полной скорости и не замедляя хода из-за урагана.

Коули предполагал, что ураган пересечет его курс задолго до того, как наберет полную силу. Так что они спокойно минуют его эпицентр. Быстро спускалась ночь, потемнело как в могиле. Мощно ревел все усиливающийся ветер, и капитан терял уверенность. К десяти часам «Джози» стало захлестывать водой с носа и кормы. Судно шло по курсу — навстречу опасности. Сколько они смогут выдержать?

Здравый смысл подсказал Коули, что надо сбавить скорость до трех четвертей от максимальной, но курс он продолжал выдерживать.

Спасатели редко пользуются превосходными степенями, когда оценивают шторм на море, — если их вообще удается убедить обсуждать эту тему. Но многие из моряков на «Джозефине» сохранили воспоминания об этой ночи. Кто-то из команды даже прибег к романтическому приукрашиванию событий, — правда, со своеобразным юмором.

— Это было не судно — это был чертов аэроплан, который не мог оторваться от земли. Я никогда не видел ничего похожего за двадцать семь лет плавания на море. Я заглянул к радисту. Тот метался, пытаясь поймать свой сундук, летающий по каюте. Каждую секунду и он, и сундук меняли свое место, и сундук почти догнал его. Я встал на койку, уперся в нее ногами и заклинил локти между краем кровати и переборкой. Смеясь сдуру над радистом, я вдруг почувствовал слабость. Это был обыкновенный страх. Страх, который рождает панику. Боже мой, как раскачивало корабль! И как он нырял! Когда судно сходило с гребня, оно опускало нос прямо под следующую волну. Я не пошел смотреть на это с палубы. Мне не нравилось то место, где я был, но я знал, что мне не понравится и любое место наверху.