Первый Романов (СИ) - Володин Григорий - Страница 45

Конечно, я одариваю ее хитрой улыбкой и держу интригу до последнего.

— Сейчас, увидишь. Наблюдай, золотце.

И выхожу через дверь на арену. Постовой с вопросом в глазах оборачивается к Трубецкому, тот шевелит двумя пальцами в воздухе — мол, пускай. Следом за мной с мрачной миной заходит Наиб.

— Ты у меня сейчас огребешь, сучонок! — он моментально окутывается языками пламени.

Хм, доспех-то слабоват. Максимум тянет на Мастера. Значит, Наиб не такой самородок, как Мурат. Печально. Я-то надеялся развлечься.

Странно, что мы обходимся без судьи и декларирования правил. Пускай это и личная дуэль, но какие-то понятия и традиции должны быть. Ай, ладно. Мне чисто всё равно. А на случай будущих вопросов тут есть камеры, они зафиксируют нашу сечу.

Наиб бросается стандартными огнешарами без изысков. Увернуться — раз плюнуть. От последнего горячего клубка я ухожу перекатом, затем пробегаю мимо кучи песка, по пути моя ладонь зачерпывает немного.

Оказываюсь уже на другом конце арены. Наибу со своего места до меня не добросить шарики, приходится ему топать ножками. А пока он шагает в раскорячку, я напитываю биокинетикой тысячи песчинок. Частицы накаляются и тяжелеют. Крепко сжимаю пальцы изо всех сил, и — вуаля! — песок спрессовывается в желтый камушек.

Смачный «снежок» получился. Рука едва удерживает. Посылаю мощный импульс в конечность, чуть ослабив остальное тело. Да, так тоже можно. Особенно, когда требуется поднять охрененную тяжесть.

Отвожу правую руку для замаха вверх и назад. Запястье прямое, пальцы чуть расслаблены, то есть держат, но не сильно, как будто стараюсь не выпустить из ладони живого воробушка. Поворот корпуса влево и тем же движением, что ребятня бросает снежки, посылаю кругляш в цель. Как раз и Наиб подошел. Опять свой огнешар вяжет, смертник.

Сверхтяжелый камень прилетает гастролеру точнехонько в лоб. И никудышный доспех не спасает. Голову раскалывает на костяные щепки, фонтанирует кровища, брызжут во все стороны мозги. Ах. Красивая картина.

Я возвращаюсь к Трубецком с Катей. Девушка уселась на скамейку в технической зоне, и оттуда уставилась круглыми глазками, как совенок. Глава же стоит невозмутимым столбом.

— Мда, Михаил, удивил, — задумчиво роняет Трубецкой. — Так и быть я уделю тебе пятнадцать минут. Всё же ты помог Меньшиковой советом, да сам не уронил честь Сочи. Пожалуй, мы отправим запись с твоим боем в Екатеринодар. Пускай тамошние посмотрят, что бывает с теми, кто злит наших дворян.

— Злился? С вашего позволения, Виктор Емельянович, я совсем не злился, — пожимаю плечами. — Просто одна обезьяна дорвалась до меня и я швырнул в нее камень, только и всего.

— Вот как, значит, — хмыкает Трубецкой. — Ну хорошо, пойдем пообщаемся.

Я на прощание киваю Кате, она в ответ машет рукой.

Мы с главой добираемся до последнего этажа. Коридор здесь отделан дорого: мраморный пол с глубоким отражением света от ламп, стены с произведениями искусства и дизайнерскими элементами. Кабинет же главы по шику и блеску вообще подобен царскому.

«Вот куда идут мои налоги» — мелькает у меня мещанская мысль. Тресни Навь! Необычно оказаться на месте своих подданных. А я всё думал, что за зверь такой этот хомячья жадность, хех. Когда деньги не считаешь, о таком и не думаешь.

С разрешения главы мы усаживаемся в высоких креслах в уголке для отдыха.

— Михаил, разреши спросить, что у тебя за Дар? Очень уж он необычен, — Трубецкой не скрывает свой собственный интерес от нашей встречи.

— Я называю его Взрывным Даром, — вру не моргая.

— И в чем он заключается?

Ага. Так я тебе подставил свою спину, старый пострел. Ищи дураков в другом месте.

— В детонировании или укреплении предметов. — Ничего нового я ему не сказал. Сам он всё видел или слышал. Но на всякий случай уточним. — Небольших предметов.

— Хм, судя по описанию, твой Дар очень ограниченный в боевом качестве, — задумывается глава. — Но ты добиваешься с ними действительно ощутимых результатов. Только что проломил камнем стихийный доспех Мастера. А до этого вообще побеждал Грандмастеров.

— Как говорят в народ, «Не силою дерутся, а умением», Виктор Емельянович, — с улыбкой отвечаю. — Да и мои противники меня сильно недооценивали, а зря.

— Это уж точно, — соглашается Трубецкой. — Так что ты хотел, Михаил?

— Я прошу вашей рекомендации в Центр обучения ратников, — перехожу к делу. — На позицию князя-защитника.

— Высоко метишь, — усмехается глава. — Зачем тебе становиться князем, Михаил?

Простой вопрос. Конечно, чтобы приблизиться к Совету. Ну а затем подмять под себя всех вас, зажравшихся мещан по ошибке называющих себя аристократами.

— Я люблю свой город и хочу сражаться за своих земляков, — гордо произношу. Отлично, Медведь. Да в тебе умер великий актер. Теперь добавь стеснения в голос и робко опусти взгляд. — Для меня нет выше чести, кроме как сражаться бок о бок со столь великими воинами как Екатерина Семеновна.

В глазах Трубецкого мелькает насмешка.

— Меньшикова? Да, она поразительная воительница. И красавица, каких поискать, — хитро смотрит.

Не знаю, удается ли мне нагнать краски на щёки, но видят боги, я стараюсь.

— Честно скажу. Нравишься ты мне, Михаил, — вздыхает глава, откинувшись на спинку. — У тебя чистые помыслы, амбициозные цели, острый ум, да и вкус хороший, — снова позволяет себе усмешку. — И помочь бы тебе хотел. Ведь у тебя всё есть для князя-защитника. Сила, храбрость, доброе сердце. — Ну-ну, хватит бросать мне пыль в глаза и скажи уже своё «но». — Но есть нюансы. — Наконец. — Город не может позволить себе содержание неограниченного числа князей. Это дорогие, элитные бойцы. За их подготовку ручается сам ЦОР. — ЦОР — это, видимо, Центр. — Места ограничены, и претендентов на них хватает. Сильных претендентов из знатных родов, — делает он акцент.

— Кажется, одного я одолел, — припоминаю дуэль с Баранчиковым.

— Да, это хороший довод в твою пользу, — соглашается Трубецкий.

— Серьезно? Тогда я могу одолеть еще нескольких, — замечаю скучающим тоном. — Ну или всех. А, может, мне сразиться с действующим князем?

Так заинтересованно Трубецкой еще никогда на меня не смотрел.

— Очень самоуверенное предложение, Михаил.

Развожу руками.

— За свои слова я готов ответить.

Ну что, старый чертяга? Заинтересовал тебя? Или так и будем доить козла?

— Заманчиво, Михаил, — кивает Трубецкой. — И я так тебе скажу: победные дуэли с претендентами сыграют тебе только в большую пользу. Обязательно этим займись. Но, к сожалению, только дуэлей будет недостаточно.

Леший тебя дери! Что еще удумал?

— Разве Сочи не нужны сильные воины? — приподнимаю бровь.

— Нужны-то нужны, — поджимает губы Трубецкой. — Но здесь также играет роль и политика. Как я уже сказал, знатные рода претендуют на позицию князя-защитника. Пренебречь их мнениями довольно проблематично. Нужны веские доводы.

— Сильнее, чем победы над претендентами?

— Это важный довод. Но здесь всегда можно придраться. Мол, что твой противник был подшофе или банально дрался заболевшим. Поэтому я предлагаю тебе совершить военный подвиг. Убей врага всего Сочи — Даура Фирата. Когда ты принесешь его голову, ни у кого из дворян не останется сомнений в твой достойности.

Тресни Навь! Ах, ты, болотник гребаный! Думаешь, подкинул мне навозную лепешку⁈ А зря! Будет тебе Даур, мне всё равно надо им заняться. У нас с ним личные счеты, да и нельзя оставлять живым такого врага. А ты мне только дал повод уделить ему время именно сейчас.

Я делаю хмурое лицо:

— Конечно, Виктор Емельянович, это достойное дело. Фираты ответят по заслугам.

— Тогда мы договорились, — довольно улыбается Трубецкой. — Как только ты принесешь головы этого убыха, я выбью тебе протекцию от Совета. С ней ты сможешь отправиться в ЦОР.

Попрощавшись с главой, я ухожу и теперь задумчиво шагаю по коридору. Даур, Даур, Даур…. Где же ты прячешься, старый горец? Ведь наверняка, спрятался куда-нибудь. Придется порыскать по возвышенностям Убыхии, поискать твою нору.