Утерянная брошь - Монт Алекс - Страница 29

– Верно, в десятом, Миша, – с готовностью отозвалась мадам Стасюлевич и была тотчас представлена судебному следователю. – Господин Ржевуцкий отличный рассказчик и быстро нашел общий язык с нашим постоянным автором и частым гостем адвокатом Спасовичем. Оба поляки… ну, вы понимаете, темы для разговоров находить не пришлось, жаль только…

– Жаль только, что обстоятельства вашего к нам визита, господин Чаров, весьма огорчительные. Ужасная гибель господина Журавского глубоко опечалила нас, – подхватился вслед за женой издатель, и его глаза часто заморгали.

– Он состоял в ваших авторах? – не мог скрыть своего удивления Сергей.

– О, нет! У него имелись иные таланты. Он умел дружить и не раз доказывал это, – искренне сожалел о понесенной утрате издатель. – Однако какое отношение может иметь господин Ржевуцкий к его смерти? – наконец до него дошел смысл вопросов судебного следователя.

– Ровным счетом никакого, господин Стасюлевич, но в связи с этим делом вынужден проверять недавно прибывших в столицу поляков, таково распоряжение начальства, – с сокрушенным лицом бодро соврал Чаров.

Глава 19. Семейные проблемы пани Катаржины

– Тебе известно, что Константина убили? – спросил пан Станислав, едва появившись в передней.

– По городу ползут какие-то слухи об убийстве в гостинице, но что это Константин, откуда ж мне знать? – попыталась всхлипнуть Катаржина, и ее глаза наполнились слезами.

– Меня допрашивали в полиции, и полицейский офицер интересовался, что я делал в день убийства Кости.

– Тебя? Допрашивали? – опустилась на диван Катаржина, и в непросохших глазах женщины отразился неподдельный испуг.

– Как далеко зашли у тебя дела с Казиком? – не отвечая на вопрос, обдал ее ледяным взглядом пан Станислав.

– Что ты говоришь? Как ты мог подумать такое?! – трагически заломила руки Катаржина. – Я отношусь к нему как мать и даже в мыслях ничего подобного не имела, – ее глаза в одночасье высохли и теперь полыхали праведным гневом. – И при чем здесь полиция?! – шурша кринолином, она металась по комнате.

– Зачем ты втянула мальчика в нашу борьбу? – вопрос мужа спас Ржевуцкую. Еще чуть-чуть, и она бы выдала себя.

– Мальчик уже не ребенок, Стась, – овладев собой, с явным облегчением произнесла Катаржина. – И вправе принимать собственные решения. Я уж толковала об этом. Это во-первых. А во-вторых, он дружен с инженером Кройцем, кой занимается поисками новой, в разы разрушительнее обыкновенного пороха, взрывчатки. Достаточно одной бутыли или банки из-под керосина, и с царем будет покончено.

– Стало быть, этот Кройц посвящен в нашу тайну? – на сей раз испугался пан Станислав.

– Ни в коей мере, Стась. Инженер служит в конторе строителя железных дорог Полякова, и тот поручил ему разработать безопасную для строительных надобностей взрывчатку. Кройц давно экспериментирует с нитроглицерином, а Казик подвизался у него на правах добровольного помощника и стал вхож в лабораторию инженера, куда, между прочим, остальным смертным дорога заказана, – с победным видом сообщила женщина.

– Но ты ничего мне об этом не рассказывала.

– Ты уехал в Москву, а Казику поручили написать реферат о взрывчатых веществах, он и вспомнил о бывшем ученике своего отца Кройце, – теперь уже Катаржина с нескрываемым осуждением посмотрела на мужа.

– Но как Казик изготовит бомбу?

– Подробностей не знаю, главное – запал, а саму бомбу, как он объяснял, изготовить не трудно. Казимир присутствовал при экспериментах Кройца на его даче, где устроена лаборатория, и видел технологический процесс своими глазами. Они вместе с инженером подготовили небольшую бомбу и взорвали ею заброшенный сарай на отдаленном пустыре. Казик рассказывал, от сарая ничего не осталось, взрыв разнес его в щепы.

– Отчего вчера ничего не сказала? – с трудом переваривал услышанное сбитый с толку Ржевуцкий.

– Ты же домой не спешил и пришел не ко мне, к тоскующей жене, а изволил откушать гуся у Зоси!

– Сестра чуть ли не силком затащила меня, неловко было отказываться, да и гусь как раз подоспел. Был с пылу с жару, – одно напоминание о съеденной птице вызвало сильное слюноотделение у пана Станислава, он задвигал языком, его кончик коснулся язвы на нёбе, и ему показалось, что она увеличилась в размерах. «Надо попросить Зосю узнать у Казимира, читает ли у них лекции Пирогов», – вспомнил о совете доктора Захарьина он.

– Могли бы и меня на гусика пригласить! – притворилась обиженной Катаржина, с невольным ужасом вспоминая, как спешно выталкивала голого Казика на черную лестницу.

– Зося была чем-то озабочена и желала по-родственному поговорить. Сестра боится за сына и умоляла меня ни во что его не втягивать. Хотя лично она, в противоположность моему зятю профессору Лиховцеву, втайне разделяет наши взгляды.

– Неужто и разделяет! – в деланой аффектации воскликнула Катаржина.

– Так или инако, Зося просила за Казика, и я ей обещал, – безапелляционным тоном изрек пан Станислав.

– Как посмотрю, не спросясь мнения Казимира, за него уже все решили, – изобразила искреннее негодование Ржевуцкая. – Строим планы на корчмаря без корчмаря!

– Вопрос закрыт и обсуждению не подлежит, Китти, – впервые обратился к жене по имени он. – Тем более, в Сыскной полиции о чем-то догадываются, во всяком случае, тот, кто со мной беседовал, спросил между делом о Казимире. Дескать, не замечал ли я нечто странного в его поведении.

– Ну, а ты?

– Объяснил, что ничего предосудительного в жизни моего племянника нет и быть не может. Молодой человек превосходно учится и поглощен наукой, однако не это главное.

– Говоришь загадками, Стась.

– За Казиком следят. Их офицер проговорился. Не о самой слежке, естественно, но он спросил меня о футляре, кой я привез из Москвы. А это значит…

– Что за домом следят, – побледнела Катаржина.

– Я дал слово Зосе и попрошу тебя, Китти, оставить племянника его семье и учебе. Опыты Кройца весьма любопытны и, хочется верить, не менее многообещающи, однако у меня припасена штука получше инженеровой бомбы, – с этими словами пан Станислав скрылся в кабинете и вернулся с подарком купца Кокорева.

– Какая прелесть! – взяв в руки винтовку, она прильнула к трубе телескопического прицела и, наведя его на улицу, проводила следовавшего по тротуару прохожего, а потом пассажиров ехавшей в сторону Большого проспекта пролетки. – Плечо затекает, да и руки немеют. Держать не сподручно, тяжела больно!

– Не для нежных женских ручек оное ружьецо предназначено. Это тебе не револьвер, Китти, хотя и он представлялся кой-кому тяжелым, – усмехнулся Ржевуцкий, вспоминая, как жена прятала ремингтон в бурдалю и маскировала его цветами. – Порядка девяти с половиной фунтов сама винтовка, плюс труба телескопического прицела. Фунтов на десять или близко к тому выйдет. На кабанью охоту собирался, вот купец мне ружье и подарил. Наверное, сейчас жалеет, а тогда весел и пьян был, море по колено.

– Предполагаешь этим ружьем до нашей цели достать?

– Коли полиция не воспрепятствует, – сурово глянул он на супругу.

– Да-да, полиция… – машинально повторила Катаржина. – Ты так и недорассказал мне, – чувство страха вернулось к ней, и, положив винтовку в футляр, она уселась на стул, готовая отразить атаку.

– Сыскная полиция связывает нас обоих с убийством Кости, – поднял глаза на жену Ржевуцкий.

– Но какие у них доказательства?

– Если бы оные имелись, нас бы давно арестовали, – продолжал пристально смотреть на жену пан Станислав.

– Ты что-то мне не договариваешь, Стась.

– У них имеется твой графический портрет, Китти, – начал издалека Ржевуцкий.

– Мой портрет?!

– В полиции, помимо фотографа, имеется художник, который зарисовывает портреты со слов очевидцев, – вспомнив о собственном снимке, досадливо поморщился он. – Швейцар «Знаменской» гостиницы видел тебя в компании с Константином в день его гибели. А коли сюда прибавить обстоятельства обнаружения его тела, обнаженного и лежавшего застреленным поперек кровати… – не стал продолжать он.