Утерянная брошь - Монт Алекс - Страница 20

– Это академик Якоби. Придумал гальванопластику, телеграф и еще много чего. Он-то и создал те электрические мины, кои предотвратили нападение на Кронштадт и спасли Петербург от союзного флота. Когда их четыре парохода подорвались, англо-французы убрались восвояси.

– Он живой?

– Жив-здоров. Золотую медаль на Всемирной выставке в Париже ему, кстати, присудили, а Кройц с ним дружбу водит.

– С морскими минами погодим, а вот нитроглицерин дело стоящее, – огнем вспыхнули глаза Ржевуцкой. – А каков он на вид?

– Маслянистая бесцветная жидкость, довольно тяжелая и сладкая на вкус. Кройц, когда помогал Нобелю с его опытами, рассказал об одном любопытном случае, кой узнал от Петрушевского. Дача отца Нобеля, между прочим, владельца здешнего завода по фабрикации мин, располагается по соседству с дачей академика Зинина. Так вот, наш академик, пребывая в особенно человеколюбивом расположении духа, поскольку обыкновенно он сущий дьявол и мизантроп, поведал его сынку Альфреду, с которым в то время работал Кройц, о грандиозном снижении риска детонации нитроглицерина, коли им пропитать порошкообразную субстанцию типа карбоната магния.

– Карбоната магния? – заинтересованно переспросила Катаржина.

– Белый легкий порошок, превосходно впитывающий нитроглицерин. Так вот, в один прекрасный день Нобель просит Кройца привезти кизельгура. Так именуется инфузорная или диатомовая земля. Осадочная горная порода в виде рыхлых или слабо сцементированных кремнистых отложений. По своим свойствам та же субстанция, о коей толковал на даче Зинин отцу Нобеля. А дальше – самое занятное! Когда Кройц привез требуемый кизельгур Альфреду Нобелю, тот немедля отпустил его и заперся в лаборатории.

– А когда тот убрался, пропитал оный кизельгур нитроглицерином, – договорила Ржевуцкая.

– Совершенно верно, – расплылся в улыбке Лиховцев. – Поколдовав с неделю – именно на такой срок он под разными предлогами не допускал к себе Кройца, – Нобель получил на выходе идеальную, абсолютно инертную и безопасную при транспортировке субстанцию. Опосля чего спешно уехал из России, – лицо студента раскраснелось, он так широко размахивал руками, что опрокинул бокал и расплескал на ковер токайское. Впрочем, на полячку данное происшествие не произвело никакого впечатления.

– Не удивлюсь, что этот ловкач Нобель вскорости запатентует полученное вещество где-нибудь за границей30.

– М-да… возможно, – с вожделением глядя на женщину, протянул Казимир и, допив остатки из бокала, придвинулся к Катаржине.

– Представляешь, какие сумасшедшие деньги получит этот швед, коли запатентует свое открытие и наладит фабрикацию взрывчатки! – заметила практичная полячка, ощущая пульсирующий жар тела Лиховцева.

– Как мне однажды сказал Кройц, передавая слова академика Зинина: «Этот Альфред Нобель украл у нас изобретение века!»

– Выходит, напрасно мой принц рисковал да на Охтинский пороховой завод ездил, коли Кройц взрывчаткой, что у него на даче, поделится, а уж бомбу ты и сам смастеришь, – неожиданно поменяла тему Ржевуцкая и притянула к груди голову молодого человека.

Покончив с текущими делами в суде, Чаров засобирался домой, когда получил принесенную посыльным записку от дядюшки, извещавшего о своем приезде из заграницы и приглашавшего на чай любимого племянника. Обсудив европейскую политику и поделившись впечатлениями о Всемирной выставке, Валуев перешел к делам домашним.

– У меня сегодня был Поляков, – как бы невзначай бросил он. – Ходатайствует о выкупе на себя Николаевской железной дороги. Желает основать паевое общество и зовет в него меня в случае одобрения его предложения в Комитете железных дорог.

– Ну, а вы, дядюшка? – осторожно поинтересовался Сергей.

– Ничего не обещал, однако настоятельно порекомендовал ознакомить с его идеей елико можно более широкий круг заинтересованных лиц. Впрочем, дело это весьма хлопотное и долгое. К тому же Главное общество российских железных дорог будет ему конкурентом. А с обществом бодаться рогов не хватит, – констатировал очевидное министр.

– Я знаком с Поляковым и должен его аттестовать с наилучшей стороны, хотя без прибытку себя оный господин не оставит.

– Все они одним миром мазаны, но мне он глянулся, видать, как и графу Шувалову. Тот просил внимательнейшим образом изучить соображения Полякова по выкупу у казны дороги.

– Каково же предложение общества? Оно выглядит привлекательнее?

– Не сказал бы, но за ним стоят братья Бэринги, лондонские банкиры, устраивающие нам займы в Европе, а также ряд влиятельных финансовых тузов. Как по мне, так лучше доверить подобное дело одному, нежели десятку, Серж.

– Пожалуй, вы правы, дядюшка, – поддержал сентенцию министра Чаров.

– К тому же Поляков обязуется проложить второй путь от Москвы до Нижнего Новгорода, чего до сих пор не удосужилось сделать общество, строившее эту дорогу. Смета Полякова раза в два меньше, нежели действительные расходы на постройку оной однопутки. И что любопытно. При строительстве ветки до Ростова, ежели ему это дело доверят и он получит концессию, Поляков намеревается испробовать последние технические новшества, кои допрежь не применялись.

– И какие же? – заинтересованно вскинулся Сергей.

– При рытье тоннелей и срытию массивов твердой, да и всякой иной, породы новую взрывчатку необычайной силы будет использовать, что весьма удешевит строительство, ибо оное вещество само по себе недорогое, плюс его в разы меньше требуется, нежели пороху. Поляков утверждает, что ежели новый завод, сродни Охтинскому пороховому, возвести, то вскорости сам Охтинский закрывать за ненадобностью придется.

– Однако… – в удивлении протянул Чаров и тотчас вспомнил доклад Шныря о поездке на этот завод Лиховцева.

– На предмет ликвидации Охтинского порохового Поляков, понятно, бахвалился, однако на фабрикацию подобной взрывчатки надобно высочайшее соизволение испросить. Подозреваю, речь идет о той самой субстанции, кою фабриковал в Петергофе полковник Петрушевский. Там еще взрыв колоссальный силы с пожаром и гибелью рабочих приключился, и государь, науськанный недоброжелателями полковника, запретил его опыты.

Испив лучшие сорта отборного индийского чая, кой привез из Лондона Валуев, Сергей вспомнил о вечере в Новознаменке и спросил о Лавровской.

– Несвицкий мне друг, а мамаша его невесты, баронесса Лундберг, влюблена в ее голос. Вот кабы уговорить госпожу Лавровскую приехать в усадьбу Мятлевых и спеть хотя бы половинку арии из Орфея… – кидал умоляющие взгляды на дядюшку Чаров.

– Завтра я зван в Михайловский дворец, попробую заикнуться на оный предмет у великой княгини. Елена Павловна влияние на Лавровскую имеет, а лиру покойного поэта Мятлева чтит. Может, она уговорит свою подопечную, и та его романсы исполнит. Поверну дело так, что вечер ваш благотворительный, – благодушно отнесся к просьбе племянника Валуев.

Рассудив, что еще не поздно, он подумал навестить Полякова и расспросить его, о чем тот толковал с дядюшкой. Извозчики, давно проведавшие, кто квартирует в доме, постоянно дежурили у парадного подъезда, поэтому за считанные минуты он был доставлен на Мойку, 40, где располагался знаменитый Демутов трактир и резиденция железнодорожного магната.

– Стало быть, господин Чаров, его высокопревосходительство, дядюшка ваш, полагает мои притязания на Николаевскую дорогу обоснованными.

– В полной мере, месье Поляков. Тем паче вы обещали протянуть второй путь от Москвы до Нижнего. Однако министр предостерегает на предмет серьезности намерений и большого общественного веса вашего наипервейшего конкурента – Главного общества железных дорог. Впрочем, не мне вас учить, вы об его учредителях лучше моего осведомлены.

– Так-то оно так, но за их окончательное предложение, за итоговую сумму выкупа и его условий поручиться не смогу, – с обеспокоенной миной признался концессионер.