Главред: назад в СССР 2 (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 14

И бой объявим пустоте!

Зрители в зале замерли, сидя чинно, будто бы на концерте органной музыки, и это резко контрастировало с происходящим на сцене. А там музыканты вошли во вкус, начав двигаться уже как настоящие рокеры.

Шагает по планете время,

Непостижимое уму!

Как завещал великий Ленин,

Мы лампочкой разгоним тьму!

Леутин ушел в гитарный запил, словно бросая вызов самому Джеймсу Хетфилду[2], и тут зрительный зал прорвало. Молодежь вскочила со своих кресел и принялась аплодировать, кто-то засвистел, другие закричали «ура», потом и вовсе толпа принялась скандировать «молодцы». Более взрослые гости продолжали сидеть, но тоже яростно аплодировали. И это было по-настоящему круто — я чувствовал свою причастность к успеху, на что имел полное право. А потом…

— С Днем комсомола, товарищи! — крикнул в микрофон Сашка Леутин. — А наш ансамбль благодарит за поддержку газету «Андроповские известия» и главного редактора Евгения Семеновича Кашеварова.

Все-таки учудили…

Зал грохнул оглушительными аплодисментами, переходящими в вой штурмовой авиации, а я, потонув в этом шуме, погружался в глаза Аглаи Ямпольской, которая смотрела на меня совсем другим взглядом. Я настолько утонул в ее образе, что не сразу услышал, как на сцене что-то произошло. Визгливо резанул по ушам микрофон, раздалась возня.

— Прошу работников милиции пройти на сцену и прекратить это безобразие! — гремел над залом голос разъяренного Хватова. И ведь терпел сначала, но после моей фамилии не удержался. Ну, раздражаю я человека так, что он аж кушать, то есть сидеть не может. — Райкому КПСС еще предстоит разобраться, кто стоит за этой невиданной провокацией! Прошу извинить за это досадное недоразумение, дорогие товарищи!

Раздался свист, потом возмущенные крики. Хватов от неожиданности вытаращил глаза, но быстро взял себя в руки.

— Верните музыкантов! — крикнул какой-то парень.

Милиционеры, среди которых я узнал одного из тех, кто приезжал на вызов в баню, нерешительно стояли на сцене. Они понимали, что группа Сашки Леутина не сделала ничего предосудительного, но орущий партийный деятель Хватов требовал наказать виновных. Он уже разразился речью о происхождении директора дома культуры Сеславинского, разнес меня, не преминув добавить, что я низложенный американский агент, прошелся по Краюхину, и тут…

— Верните Ка-ше-варова! Верните Ка-ше-ва-рова! — принялись скандировать комсомольцы в зале.

К ним присоединились музыканты «Боя с пустотой», мои журналисты, какие-то совершенно незнакомые мне люди в зале. К микрофону пролез было Алексей Котенок, но его быстро оттерли, и он возмущенно начал размахивать руками.

На сцену вышел Краюхин, который все-таки был здесь по-настоящему главным, и обратился к возмущенному залу:

— Дорогие товарищи! Я прошу вас успокоиться и прекратить беспорядки!

— Верните Ка-ше-ва-рова! — грохнул в ответ зал.

Анатолий Петрович попытался снова уговорить людей выпустить пар и разойтись, но его не слушали. Хватов вырвал у него из рук микрофон и рявкнул что-то про контрреволюцию и антисоветскую агитацию. Но его вытолкали со сцены музыканты, чем и воспользовались милиционеры. Не думаю, что им так уж хотелось арестовывать Леутина сотоварищи, но не отреагировать на неуважение к представителю власти они точно не могли. «Бой с пустотой» аккуратно скрутили и вывели из зала. А я понял, что пришла пора вмешаться, пока происходящее не трансформировалось в мятеж.

Ямпольская схватила меня за руку, когда я встал, и попросила быть осторожней. Я кивнул, выбрался в проход и быстро добежал до сцены. Взял микрофон из рук оторопевшего Краюхина и обратился к людям.

— Товарищи! — сказал я. — Меня зовут Евгений Кашеваров. Я хочу поблагодарить вас за поддержку и одновременно с этим попросить успокоиться. Мы с вами — советские люди. И давайте вести себя соответственно.

— Мы рассмотрим кандидатуру товарища Кашеварова в срочном порядке, — Анатолий Петрович перехватил у меня микрофон. — Обещаю, что возьму инцидент на особый контроль. Личный контроль!

— Краюхин, и ты туда же⁈ — раздался возмущенный голос Хватова.

— Я за справедливость, Богдан Серафимович, — улыбнулся Краюхин. — А она говорит голосом народа…

Зрительный зал потонул в грохоте аплодисментов и одобрительных выкриков. Никогда я еще не был в центре такого внимания.

А жизнь-то все интереснее и интереснее!

[1] Евгений имеет в виду песню «И вновь продолжается бой» (также известна как «И Ленин такой молодой»), 1974 год. Музыка: Александра Пахмутова. Слова: Николай Добронравов. Исполнял в том числе Иосиф Кобзон.

[2] Вокалист и ритм-гитарист американской метал-группы Metallica.

Глава 9

Уверен, что этот День комсомола наш город запомнит надолго! Возмущенный Хватов, гневно тряся кулаком, выбежал из зала и скрылся. Меня окружили совершенно незнакомые люди, хлопали по плечам, пожимали руки. Потом через толпу пробрался Алексей Котенок и начал горячо мне втолковывать, что я молодец, разнес этих разжиревших бонз, что в стране должна воцариться настоящая демократия, но я вежливо отстранился. Котенка оттерли.

— Евгений Семенович, это что-то невероятное! — я узнал голос Сеславинского и повернулся к нему.

Директор дома культуры смешно всплескивал руками и не находил слов. Рядом с ним стоял молодой мужчина с прической под Градского и даже чем-то в целом похожий на легендарного музыканта. Он улыбался и протягивал ладонь для рукопожатия, я ответил.

— Это наш перспективный молодой режиссер, — сказал Сеславинский. — Филипп Артемович Владимирский. Руководитель театральной студии. Это его ученицы ставили сценку.

Меня словно молнией пронзило. Владимирский — это тот самый постановщик, с которым я познакомился в прошлой жизни. Только сейчас ему еще не было и сорока, он был молодым и талантливым парнем, подающим надежды. И такому знакомству можно было просто порадоваться.

— Очень приятно, Филипп Артемович, — улыбнулся я. — Признаться, ни разу не был на ваших спектаклях, но очень хотелось бы.

— А вы приходите в дом культуры в следующую субботу, уже в ноябре, — ответил тот. — Мы ставим Островского, «На всякого мудреца довольно простоты». Вход бесплатный, мы же кружок. Но для журналистов выделим лучшие места.

— А можно еще и для врачей? — прищурившись, попросил я, подавая руку Ямпольской, которая как раз тоже добралась до сцены. — Аглая Тарасовна, вы ведь любите театр?

— Я вообще очень люблю искусство, — ответила девушка.

— Товарищи, извините, что вмешиваюсь, — вежливо, но решительно прервал наш разговор Краюхин. — Позвольте мне Евгения Семеновича на пару слов.

— Верните Кашеварова! — тут же крикнул кто-то, но его вежливо попросили не шуметь. И мне чертовски было приятно не только то, что меня поддерживают, но и то, что из уважения ко мне люди не переходят границы дозволенного.

— Конечно, Анатолий Петрович, но только недолго, не хочу оставлять без внимания свою спутницу, — я показал на Ямпольскую. — И еще один момент… Марта Рудольфовна!

Мирбах была поблизости, но из природной скромности, не свойственной людям нашей профессии, не вмешивалась. И только услышав меня, она сделала несколько шагов. Сеславинский в этот момент обратился к зрителям, попросив их покинуть сцену.

— Концерт завершен, уважаемые товарищи! — говорил он. — Приходите к нам в ноябре на смотр художественной самодеятельности!

Комсомольцы, рабочие, служащие тут же послушались и принялись расходиться, возбужденно при этом переговариваясь. А я неожиданно осознал, что все это время люди на первом ряду сидели не шелохнувшись. Те самые первые лица города вроде главврачей и руководителей экстренных служб. И это, на мой взгляд, внушало уважение — никто не ушел, воспользовавшись шумихой, хотя дело действительно в определенный момент запахло жареным. А тут они вдруг принялись степенно вставать, но к выходу не пошли.