Соловей и кукушка (СИ) - Разумовская Анастасия - Страница 14

Он стал показывать мне корабли, называя их имена. И я сразу простила надменному идальго всю его надменность и высокомерие.

Море то скрывалось из глаз, то вновь появлялось, и с каждым витком серпантина разноцветный город приближался к нам, выгибаясь черепичными крышами. Мы въехали в него примерно час спустя, и тотчас оказались на тенистом бульваре, очень ровном, словно разглаженная ткань.

Я свесилась вниз.

— Асфальт, — пояснил Диаманто, улыбаясь.

Отец что-то говорил о новых дорожных покрытиях… Да-да, что-то там… смола… А, битум…

— Знаю, — я с трудом оторвала взгляд от чёрной ленты. — Дёготь и щебень, ничего особенного.

Капитан хмыкнул в усы и остановил автомобиль перед старинным зданием, действительно похожим на театр. Сверху оно, должно быть, было похоже на круг, надетый на крест.

Заглушив автомобиль, сеньор следователь вышел, обошёл железное чудище, открыл мне дверцу и подал руку. И тут я вспомнила, что я вообще-то на него обижена. Поэтому, проигнорировав руку, спрыгнула сама, снова поправила шляпку и направилась к белым колоннам, поддерживающим портик над главным входом.

— Мои соболезнования принцу Криштиану, — пробормотал Диаманто и двинулся за мной.

Вот же нахал!

Глава 7

Я становлюсь ассистенткой

При входе нас встретил старик с надменным выражением лица. По-видимому, он всю жизнь искривлял губы, брезгливо оттягивая уголки губ вниз, так как на подбородке появились характерные морщины. Я так засмотрелась на этот жёванный, как у шарпея, участок кожи, что из диалога старика и дона де Лианора уловила только ответ моего сопровождающего.

— Да. Женщина. Возможно, девица — это мне неизвестно. Да, я знаю. Но, милейший, вам всё равно придётся пропустить нас.

Он вручил надменному служителю храма анатомии пальто и котелок и обернулся ко мне.

— Донья Ирэна, желательно вам опереться на мою руку и приготовить нюхательные соли.

— А что, вам может стать нехорошо? — невинно захлопала ресницами я. — Но я вас не удержу…

Капитан как-то странно фыркнул и предложил мне локоток. Я взяла его под руку и гордо прошествовала мимо старика с интересными морщинами и взглядом таким же тухлым, как у Его величества. Хорошо хоть буклей не было. Хотя вот эти выставленные вперёд, как в начале прошлого века, височки, меня, конечно, позабавили. Вкупе с залысиной.

Как и на картинках в моей книге, сам зал, где совершались операции или учебные вскрытия, представлял из себя амфитеатр, со столом по центру и рядами для зрителей. Мест на пятьдесят, не больше. Огромные окна были распахнуты настежь. Деревянные резные панели стен, деревянные вытертые скамейки. Ну и распятие, конечно. Я не знаю, приятно ли Иисусу постоянно наблюдать вскрытие человеческих тел, но, профессорам виднее, конечно. Народа практически не было: девять стариков в белых халатах. Один из них навис над трупом со скальпелем в руках. Его седая бородка угрожающе топорщилась клинышком вперёд. Ни студентов, ни любознательных граждан.

Все присутствующие тотчас обернулись к нам, и старичок с клинышком нервно потрогал пенсне.

— Женщинам вход…

— Это моя ассистентка, — любезно представил меня дон Диаманто. — Прошу любить и жаловать — сеньорита Ирэна де Атэйдэ.

— О, — оживился дедок. — Как здоровье дона Эстэбана, сеньорита? Или сеньора?

И он лукаво взглянул на капитана.

— Благодарю, всё так же, — учтиво ответила я.

Я не люблю, когда окружающие при взгляде на меня сразу вспоминают моего великого отца. Раньше очень гордилась им и тем, что все вокруг помнят его имя, но потом поняла, что для людей, чтобы я ни сделала, ни свершила, я всегда останусь дочерью дона Эстэбана де Атэйдэ. Однако, надо признаться, сейчас репутация отца помогла. Дедки расслабились, я прошла, села на скамью в первом ряду, достала из ридикюля блокнот и карандаш и стала торопливо зарисовывать. Лицо покойницы было прикрыто чистой тканью, ноги тоже, вскрыты были как раз живот и грудная клетка.

Дон Диаманто задумчиво глянул на меня, прошёл к столу и, поигрывая тросточкой, начал задавать профессору вопросы о времени смерти и причинах. Я не вслушивалась особенно. Конечно, я изучила анатомический атлас вдоль и в поперёк, но одно дело рисовать с чьих-то рисунков, а другое — с натуры… Я так увлеклась, что вздрогнула, когда капитан наклонился надо мной и произнёс:

— Если вы завершили основное, то, пожалуй, нам стоит возвращаться. Не думаю, что ваша матушка обрадуется, если я привезу вас за полночь.

Это было правдой. Пришлось складывать всё снова в ридикюль. Впрочем, отмечу, что профессора уже откровенно дремали и, по-видимому, все ожидали лишь меня.

— Почему никого из молодых докторов и ассистентов не было? — поинтересовалась я, когда дон Диаманто помог мне усесться в автомобиль.

На этот раз капитану пришлось самостоятельно прокрутить ручку (не знаю, как она правильно называется), а уже после садиться за руль.

— Микробы, — пояснил он, снимая перчатки и бросая их на пол.

Затем вытащил новые, аккуратно надел, обернулся ко мне и, заметив моё недоумение, усмехнулся в усы.

— Современная наука открыла неких микроскопически мелких паразитов, если можно их так назвать. Не стану загружать вашу прелестную головку ненужными вам знаниями, но скажу так: современная медицина против театрализованных действий над телом покойника в присутствии большого скопления людей. Молодые учёные утверждают, что это способствует заражению как участников, так и тех, с кем эти участники будут потом иметь дело. Поэтому анатомический театр стал убежищем одних лишь мастодонтов.

— И вас, — заметила я кротко.

— И меня, — согласился он.

И мы поехали обратно.

— Гора, на которой стоит загородный дворец короля, называется Солнечной, — вдруг принялся рассказывать Лианор. — Отрог цепи Сьерра-дель-Соль.

Я не отвечала, любуясь видом на Персиковый залив, в который садилось солнце, окрашивая всё вокруг теми отсветами, которые могут быть только на закате.

— Позволите взглянуть? — спросил он.

Я молча протянула блокнот. Капитан взял его левой рукой, продолжая правой удерживать руль и, косясь на дорогу, стал рассматривать наброски.

— Неплохо, — заметил удивлённо, а я хмыкнула. — Даже жаль, что ненадолго. Выйдете замуж, родите вашему принцу человек десять детей и будете рисовать одни романтичные пейзажики в чьи-то альбомы.

Я попыталась вырвать свой блокнот, но дон Диаманто поднял руку. И тут страницы перелистнулись, и его взгляд упал на мчащихся на лошадях разбойников. Капитан прищурился.

— Женские грёзы и фантазии, — бросила я, вскочила на ноги, выхватила драгоценную тетрадку, но пошатнулась…

Капитан успел схватить меня раньше, чем я вывалилась на дорогу. Машина вильнула, дверца с моей стороны хлопнула, а я упала прямо на наглеца.

— С ума сошла? — зашипел он, заглушая мотор. — Жить надоело? Если что, мне — нет.

Я отпрянула на своё сиденье, гордо отвернувшись. А сердце стучало как бешенное. От него пахло вот этим его горьковатым ароматом, а ещё какой-то… ленивой силой и немного сигарой. И его рука, случайно коснувшаяся моей груди под тонкой тканью… «Ну вот, — мелькнула шальная мысль, — теперь есть мужчина, который знает, что я не люблю корсеты…».

— Мы с вами не переходили на «ты», — прошипела я.

— Извините, — холодно буркнул дон Диаманто, вышел, хлопнув дверцей. Снова прокрутил мотор, вернулся и повторил ритуал с перчатками.

Я сидела и отчаянно моргала глазами, пытаясь остановить слёзы. Ну за что мне это? Когда я хлюпнула пару раз носом, он вздохнул и протянул мне чистейший платок.

— Простите меня, — сказал примиряюще. — Профессиональная привычка не выпускать из рук улики.

Я высморкалась.

— Я всё ещё подозреваемая?

— Обрадую вас: скорее жертва, — хмыкнул Лианор. — Кто учил вас рисовать?

— Писать.

Капитан снова хмыкнул. Покосился на меня. На нас мчались горные сосны, скальные дубы и ясени. Я отвернулась и уставилась на море. Нет, конечно, карандашом не пишут, а именно рисуют, но так хотелось подчеркнуть ему, что он всего лишь тупой полицейский и ничего более.