Маэстро - Венгерова Наталья - Страница 15

Вьюга шумела и за окнами квартиры синьорины Стреппони, придавая торжественности мягкой романтичной мелодии, которую Джузеппина играла за роялем. В комнату вошел Мерелли. Какое-то время он любовался своей прекрасной подругой, а затем, прихватив один из стульев у чайного столика, направился к ней. Сев рядом и обменявшись с Джузеппиной лукавыми взглядами, Мерелли начал аккомпанировать ей. Несколько мгновений, и их руки настроились друг на друга. Они отдались импровизации, искренне наслаждаясь потоком совместного творчества. Вторя вьюге, фортепианные переливы кружили по комнате, приводя мелодию к апогею, который разбился в финале о серию больших мажорных септаккордов.

Джузеппина встала, опершись на плечо Мерелли.

– Немного вина? – спросила она.

– Было бы прекрасно.

Она направилась к барному столику. Мерелли провожал ее ласковым взглядом.

– Что скажешь о новом либретто Солеры? – осведомился он.

– Дерзко, оригинально и… провокационно.

Мерелли понимающе улыбнулся, наблюдая как она разливает вино в два хрустальных бокала.

– Маэстро Николаи это либретто отверг… – начал было он, но Джузеппина перебила:

– Маэстро Николаи знает, как справиться только с примитивными любовными драмами.

– А с чем еще нужно справляться в опере? – усмехнулся Мерелли.

Джузеппина вернулась к роялю, села на табурет рядом с Мерелли и передала ему бокал.

– Покажи это либретто Верди. Возможно, это та искра, в которой он столь отчаянно нуждается.

– Ха! – хохотнул импресарио и сделал глоток вина, – В прошлый раз твой маэстро дорого мне обошелся.

Она с кокетливым осуждением покачала головой.

– Я никого ни в чем не обвиняю, – проговорил Мерелли, – С тремя гробами за два года любой из нас рухнул бы в небытие…

– Если я права, и он возьмется за дело, держу пари, ты не будешь разочарован, – медленно проговорила она, и, заметив отблеск сомнения на его лице, добавила, – Ты знаешь, чутье редко меня подводит.

Он это знал. И надо сказать, эту черту великий импресарио весьма ценил в своей любовнице. Мерелли был обязан Джузеппине не одним успешным решением в своей карьере. Так что, доверие было вызвано больше опытом, нежели романтическими чувствами. Но все же он не сдавался.

– Верди заявил, что больше никогда не притронется к нотным листам, ты же знаешь об этом?

– И потому он почти каждую ночь, как призрак, бродит по улицам вокруг Ла Скала? – парировала она.

Мерелли вопросительно взглянул на нее. Джузеппина рассмеялась:

– Об этом болтают даже билетерши!

Спустя несколько дней Бартоломео Мерелли пришлось засидеться в театре допоздна. Уставший и весьма раздраженный он вышел из здания, мечтая лишь о том, как рухнет в теплую, мягкую постель. Однако, уже садясь в карету, он увидел Верди, который стоял на противоположной стороне переулка.

Запрокинув голову, маэстро стеклянными глазами вглядывался в окна Ла Скала и что-то бормотал себе под нос. Вид у Джузеппе был все такой же удручающий, как и при встрече с Барецци. Правда, теперь с бродяжьим обликом чудаковато диссонировал красивый теплый камзол.

Несколько секунд размышлений, и Мерелли принял решение, в котором на тот момент он вовсе не был уверен. Сделав кучеру знак подождать, он направился к Джузеппе.

– Маэстро Верди, добрый вечер! – воскликнул Мерелли, подойдя ближе.

– Синьор Мерелли… – Верди был явно застигнут врасплох.

Мерелли как будто не видел жутковатого обличия Верди, не говоря уже о том, чтобы показать какое-либо удивление от их встречи. Великий импресарио надел на себя маску обыденной приветливости.

– Вы совсем замерзли, мой друг. Сегодня утром мне подарили несколько отличных бутылочек Ros Solis. Должно быть самое то! Вы просто обязаны попробовать.

С этими словами Мерелли взял под руку совершенно не готового к такому повороту событий Джузеппе и практически поволок его в театр.

И вот Мерелли уже сидел за своим столом и курил трубку, а Джузеппе неловко ерзал в одном из двух больших кресел перед ним. Напротив каждого из мужчин стояла изящная рюмка с ликером.

– Я требую, чтобы вы попробовали, маэстро, – кивнул Мерелли на ликер, – Мгновенно согревает и плоть, и дух!

Джузеппе сделал глоток.

– Очень недурно, и правда, спасибо.

Верди был похож на школьника в кабинете директора, ждущего, когда его отпустят. Бесспорно, видящий это Мерелли, казалось, был совершенно слеп к напряжению, царившему в комнате. Импресарио сделал несколько затяжек и как бы между делом проговорил:

– Ваш друг Солера принес на мой суд свое новое либретто, – Верди помрачнел и позволил себе закатить глаза. Как будто не заметив этого, Мерелли продолжил, – Отличный сюжет, динамично написано. Тем не менее, меня преследует ощущение, что там что-то неладно. Я был бы вам очень признателен, если бы вы соблаговолили взглянуть и развеять мои сомнения.

Мерелли бросил перед Верди стопку бумаги. На титульном листе красовалась размашистая надпись: «Навуходоносор». Джузеппе совсем посмурнел.

– Я больше не сочиняю. Ни оперу, ни музыку в целом, – жестко произнес он.

Призрак улыбки тронул губы Мерелли.

– Жаль, – доброжелательным тоном ответил импресарио, – Однако я не говорю о том, чтобы вы сочиняли оперу или музыку в целом. Я просто по-дружески прошу вас взглянуть на либретто. Я достаточно ценю ваше мнение, чтобы полагаться на него.

Ответить было нечего. Несмотря на терзающих его демонов, Джузеппе все же испытывал глубокое уважение к великому импресарио, а просьба была обставлена таким образом, что отказ расценивался бы как оскорбление.

Вернувшись домой, Джузеппе ворвался в комнату свирепым и промерзшим до костей. Он сердито бросил на стол папку бумаг, что отдал ему Мерелли. С глухим стуком приземлившись на заляпанную свечным воском и остатками скудных трапез столешницу, либретто раскрылось. Джузеппе зажег свечу, включил метроном. Погруженный в мрачные мысли, он бросил взгляд на либретто. Его глаза поймали единственную строку на раскрывшейся странице:

«Лети, мысль, на крыльях золотых…»

Стоило Джузеппе увидеть эти слова, и в такт с метрономом зазвучали беспокойные трезвучия виолончелей. Глаза Верди были прикованы к странице. Неужели он, и правда, это слышит? Неужели музыка вернулась? Неужели она опять зовет его? Виолончели вышли на маршевую мелодию, и та направилась в крещендо. Медленным движением, чтобы не вспугнуть певших струнных, Джузеппе взял в руки либретто и начал читать. Одна страница, другая, третья… Вступил оркестр и наполнил комнату воинственными призывами. Джузеппе почувствовал, как в груди разливается давно забытое и такое родное тепло.

Он прочел все страницы не отрываясь и закрыл папку с либретто. Финальные аккорды выкрикнули дерзкий клич и растворились в тишине, которую снова нарушал лишь стук метронома. Верди вернул либретто обратно на стол. Прочитанные строки шумели у него в голове, вплетаясь лианами в только что отзвучавшие аккорды. Он начал было постукивать себя по лбу, но вдруг остановился. Нет, надежда на творчество обернется лишь новым ударом. Он проклят, как и те, кто будет рядом. Джузеппе больше этого не допустит. С него хватит боли. Раздраженный, он выключил метроном и полностью одетый заполз под одеяло в постель, с твердым намерением уснуть.

Поерзав немного, опасаясь возможной бессонницы, он на удивление быстро провалился в глубокий сон. Ему снилось, что он опять молод и полон предвкушений. Рядом с ним – юная, прекрасная, еще не поблекшая от тягот и горя Маргарита. Сон унес его в тот далекий день, когда они проводили отпуск в Милане, и он впервые повел жену в Ла Скала. Тогда они смотрели балет.

Джузеппе с упоением наблюдал, как он и Маргарита, счастливые и влюбленные, держась за руки, покидают театр вместе с другими зрителями, минуя афишу: «8 сентября 1838 года, "Навуходоносор", балет Антонио Кортези». Часть сознания Верди мимолетно удивилась тому, насколько детально в его памяти запечатлелись и эта афиша, и картина вечерней людной площади под тусклыми желтыми пятнами керосиновых фонарей, и звуки, что парили над их головами.