Плач богов (СИ) - Владон Евгения - Страница 75

Всё то время, что пришлось ступать по незнакомой поверхности далеко не идеально ровной земли, Эвелин продолжала изводить себя вопросами, какого чёрта она это делает, а, главное, что именно она здесь делает? Просто идёт следом за Полин, боясь отпустить руку подруги хотя бы на несколько мгновений? Никаких иных объяснений в голове более не возникало? Или же её так сильно манили звуки незнакомой мелодии из резких, будто агрессивных стаккато, льющихся из двух скрипок одновременно под аккомпанемент более мягкого бандонеона*?

Выбиваемый кастаньетами и тамтамами местного происхождения ритм тоже мало на что походил, по крайней мере Эва впервые слышала столь непохожую на иные музыкальные стили технику исполнения. Что-то среднее между цыганскими мотивами и более утонченными, можно сказать, сложными переборами. Но довольно-таки пробирающими, буквально бьющими по нервам обжигающим током скрытой в них энергетики.

В любом случае, эта музыка определённо не для пассивного слушателя. Слишком энергичная и столь же надрывная, как и её ноты. И чем ближе к ней подходишь, тем глубже она проникает в твою кровь, растворяясь в венах, подобно щедрым дозам сильнейшего дурмана, тут же ударяя в голову, но вовсе не расслабляя, а зажигая спавший до этого потенциал прирождённой танцовщицы. Казалось, что ты уже и двигалась в такт этой зажигательной мелодии, невольно подстраиваясь под её провокационные звуки, а потом и вовсе подпадая под чары представшей перед глазами завораживающей картины.

Нет, это был далеко не бальный зал и не танцевальная эстрада, как в каком-нибудь парке под открытым небом, а всего лишь большой двор, освещённый несколькими фонарями и дополнительными керосиновыми лампами. И его просто использовали для танцев. При чём танцующих пар было не так уж и много, и большая их часть предпочитала придерживаться крайних границ периметра отведённой для них площадки, в то время как центральную «нишу» занимало сразу несколько человек, исполнявших некую групповую сценку совершенно незнакомых для Эвелин танцевальных па. И, судя по внушительному количеству зрителей, подпиравших стены домов этого одноярусного «амфитеатра», их интерес как раз и был сконцентрирован на красивейшей женщине в центре танцевальной «сцены» и накручивающих вокруг неё сольными номерами то ли сразу нескольких кавалеров, то ли соперников своеобразной дуэли, борющихся друг с другом за право на партнёрство с этой жгучей южанкой.

Даже полусумраки неярко освещённого двора не сумели скрасть ладную фигуру и лепное лицо ошеломительной красавицы смешанных кровей. Наоборот, ещё чётче и контрастней обрисовывали глубокими тенями и цветовыми рефлексами точёные формы женского тела: обнажённые руки, рельефные плечи и декольте, длинную шею и статно поднятую голову с высокой причёской. Незамысловатый лиф танцевального платья плотно облегал небольшую грудь и тонкую талию, будто под корсажем не было никакого корсета, и переходил в струящиеся складки длинной юбки без особых излишеств, тем не менее куда сильнее подчёркивающих природную грацию и изящество своей хозяйки, чем если бы та была разодета в дорогие шелка и килограммы драгоценных украшений. Она сама по себе являлась бесценной жемчужиной данного представления, некоронованной королевой, снизошедшей до своих подданных и облачённой лишь в свою природную красоту.

Её танец тоже напоминал ленные движения неспешной в своём выборе созерцательницы, в то время как мужская «половина» будто была готова расшибиться перед ней о землю на смерть, выписывая вокруг своей богини головокружительными движениями обезумевших от страсти несчастных смертных. Танцоры к ней приближались, почти в притык, даже создавалось ощущение, что кто-то из них вот-вот да сгребёт её в свои жаркие объятия и совершит прямо на глазах изумлённой публики какое-нибудь безрассудное действие. Но все их попытки заканчивались лишь иллюзорными прикосновениями к совершенной фигуре непреклонной красавицы, скольжением мужских ладоней и пальцев поверх её неприступного тела всего в дюйме от реального касания. И от этого все их движения с прямолинейными жестами казались ещё более завораживающими и шокирующими. Ведь, по сути, их никто не останавливал при выборе мнимого соприкосновения к груди или иной части тела женщины, поскольку они не были настоящими, но от этого не менее откровенными и даже через чур интимными.

Наверное, прошла целая вечность, прежде чем Эвелин пришла в себя и очнулась (пусть и не окончательно) из нежданного транса, вспомнив, где она вообще находится. Хотя сложнее было заставить себя отвернуться, нежели осознать куда она попала, а, главное, по чьей прихоти и для чего. Ведь голова от увиденного и пережитого кружиться меньше не перестала, как и сердце отбивать свой собственный гулкий ритм, слишком громкий и учащённый, почти надрывный. Что уже говорить о кипящей в жилах крови или расплавленного под кожей жара, который лишь усиливался с каждой пройденной секундой при полном погружении в происходящее и коему ничего не стоило дойти до взрывоопасной точки кипения, достаточно лишь ощутить за своей спиной близость всего одного конкретного человека. Неважно, сколько ещё людей стояло рядом и за чью руку она в тот момент цеплялась, подобно маленькой девочке на многолюдной ярмарке. Видимо, с этим Киллианом Хейуордом изначально что-то было не так, раз девушка реагировала на него столь сильным и чрезмерно глубоким волнением, мечтая в те моменты только об одном – оказаться от него как можно подальше, желательно на другом конце света.

Вот именно. Никаких ответов. Только чувства и обострённые эмоции, бьющие в голову вместе с реакцией на увиденное похлеще ямайского рома в безмерном количестве. И не дёрнешься никуда, ни в сторону, ни каким-либо спасительным рывком в неизвестном направлении. Он словно намеренно отрезал единственный известный ей путь к отступлению. Да и куда ей в сущности вообще бежать отсюда, ещё и на ночь глядя? Она же на раз здесь заблудится и то, если ей позволят отсюда уйти.

- Вам уже приходилось ранее наблюдать за нечто схожим? Правда, Леонбург слишком огромен, чтобы точно знать, где и когда устраивают танцевальные вечера представители рабочего класса. Для оного нужно самому быть одним из этих представителей. Хотя, я слышал, что во многих европейских городах он успел обрести немалую популярность, впрочем, как и дурную славу среди почитателей высокоморального образа жизни.

- Он?.. – похоже, это единственное, что сумела выдавить из себя Эвелин ощутимо осипшим голосом.

Если бы она точно не знала, что до сего момента (после того, как покинула салон мадам Уейнрайт) больше ничего не пила и даже не задумывалась о данной возможности, то решила бы, что успела где-то перебрать спиртного, расплачиваясь за это крайне нестабильным состоянием. Хотя и она прекрасно понимала, что двух чашек кофе с небольшим количеством рома далеко недостаточно, чтобы ощущать себя настолько «пьяной». Поэтому и связанный с этим страх вполне обоснован, как и дичайшее желание сбежать от главного виновника своих свихнувшихся чувств.

Может уйти отсюда ей бы как-то и удалось, если бы она сослалась на своё самочувствие и резкую дурноту, да только как бы она сумела это сделать физически? Её же не слушалось собственное тело, будто налившись раскалённым свинцом в ногах, груди и резко отупевшей голове. Удивительно, что она всё ещё стояла и даже понимала о чём ей говорят.

- Да… он. Танец. Его называют аргентинским танго. – понимать понимала, но куда больше осязала. И то что осязала в те остановившиеся секунды – не совсем-то ей и нравилось. Потому что мужской голос звучал уже практически над самым ухом, задевая чужим дыханием (и близостью чужого лица) чувствительную кожу и волосы. И не только! Потому что ощущала слишком сильно, словно оголёнными нервами, как к её спине буквально льнёт жар чужого тела, будто касанием невесомых пёрышек или нежнейшего пуха. Настолько близко, что качнись она совсем немного назад, точно упрётся в мужскую грудь. И тогда уже стоять на ногах не будет никакого смысла.