Плач богов (СИ) - Владон Евгения - Страница 7

Это было царство чёрного золота, именуемого в простонародье кофе, какао и чаем, где господствовала во истину щедрейшая родительница – мать-земля экзотических фруктов, овощей и прочих злаковых культур, не способных произрастать где-либо ещё. Царство непроходимых джунглей и болот, кишащее опасными насекомыми и далеко не безобидными рептилиями. Здесь невозможно было спать (и не только по ночам) без маскитных сеток и раскуренных по жилым помещениям благовоний. Постоянная жара даже зимой, высокая влажность воздуха и нещадный климат, который не всякий смертный способен выдержать без тяжёлых последствий для своего здоровья. Но именно здесь самые дальновидные и предприимчивые рвачи сколачивали свои многомиллионные состояния за считанное время. И именно отсюда во все уголки Эспенрига (а иногда и за его пределы) растекались товарные пути по импорту ароматных напитков, душистых специй, тростникового сахара и редких растительных масел. И как раз здесь обосновались самые праздные жители страны, которые ценили каждую пройденную минуту неустойчивого в этих краях времени, с точностью до последней секунды распределяя его на работу и соответствующий отдых. А уж что-что, а отдыхать тут умели на славу.

Эвелин так и не сумела сдержать улыбку детского восхищения, повернув голову немного вправо и наконец-то увидев выступающий в океан невысокий хребет скалистого мыса Брунгор, по которому, подобно матовому жемчугу, «рассыпались» белокаменные строения Гранд-Льюиса.

- Хвала всевышнему, почти доплыли!

Улыбка тут же сошла на нет, а настроение упало ниже просто некуда, когда чуть поодаль от левого плеча Эвы раздался нарочито уставший голос раздражающе знакомого полудетского альта. Полуязвительный тон, приправленный капризными нотками взрослого ребёнка, который привык добиваться желаемого только с помощью истерик или ещё каких нелицеприятных уловок.

Девушка нехотя обернулась на его звучание и в паре футах о себя, в длинной цепочке пассажиров первого класса, облепивших перила палубы уставшими, но довольными зрителями, увидела трёх юных особ женского пола. Ещё совсем молодые, но вполне оформившиеся, как раз созревшие для брачной жизни погодки, при чём сложно определить, кто из них самая старшая, а кто младшая. Разве что взгляд у всех троих и копируемое друг у друга выражение лиц выдавали далеко не развитый с их женственными фигурками интеллект.

Но кого интересует последнее, если ты разодета по самой последней моде только в лучшие шелка-кружева, а также туфли и шляпки, выписанные по последним каталогам из самого Парижа? И, что самое немаловажное, ни у кого из троих фасон платья не повторял чужого, включая цвет подобранных тканей и драпирующихся сборок на пышных шлейфах. Жемчужный атлас безупречных корсажей и прямых спереди юбок идеально контрастировал с полупрозрачной органзой тончайшего ажура на воланах рукавов и на холёных ладошках в виде митенок; на завитых в игривые локоны волосах трёх разных оттенков меди (от пепельно-рыжего, до тёмно-красного каштана) красовались тюлевые шляпки с искусственными бутонами роз и шиповника, скорее являясь дополнительным элементом высоких причёсок, нежели выполняя защитную функцию от ветра и солнца. От нещадных лучей дневного светила всех троих защищали абсолютно новые кружевные зонтики, единственные (кроме изящных кисетов-сумочек на цепочках шатленов) весомые в их пальцах предметы, которые тоже надо было уметь держать с неповторимой грацией настоящих леди знатного происхождения.

Три фарфоровые куколки с почти невинным выражением белокожих лиц, с заметной юношеской припухлостью на чуть розовых щёчках и якобы не надутых тёмных губах. Хрупкие, нежные и очаровательные создания, при виде коих вспыхивало лишь одно желание – лелеять, холить и оберегать данные экземпляры, как зеницу ока. И конечно же вслушиваться, затаив дыхание, в каждое произнесённое ими слово, просьбу и каприз.

-…Я больше в жизни не сяду на этот пароход! Только поездом!.. – продолжала одна из двух самых высоких сестёр – кареглазая красавица с самым тёмным оттенком волос. В этот раз её и без того немаленькие губки были надуты в показательной форме открытого недовольства. Монгольские скулы и острый подбородок в сочетании с аккуратным кукольным носиком и захватывающими цыганскими глазищами (включая идеальный разлёт тёмных, почти чёрных бровей и густых угольных ресниц) ещё сильнее выделялись на молочной коже стопроцентной северянки.

София Маргарет Клеменс обладала во истину ошеломительной красотой, которую так удачно подчёркивали пастельные оттенки зелёного, тёмного изумрудного или огненно-красного. К тому же, она и сама прекрасно знала, насколько была красива и незабываема, поэтому и старалась не упускать ни одного удачного момента в достижении поставленных целей, используя для этого только лучшие качества своей эффектной натуры (при чём лучшие к понятию добродетельные не имели прямого отношения никоим образом).

- И как полагается, за всё про всё надо благодарить только нашу маменьку. Её «бесценные» советы, что лучше и как выгодней, в конечном счёте и как всегда приводят к тому, что теперь имеем!

- В следующий раз попробуй уговорить отца, чтобы заказывал билеты на поезд. – Валери Джеронима Клеменс – средняя из сестёр, на удивление отличалась от остальных более низким ростом, более светлыми голубыми почти кристально-бирюзовыми глазами и более щупленькой фигуркой угловатого подростка. Но всё же последнее нисколько не мешало ей вести себя с показательным достоинством истинной леди, а, когда надо, являть миру далеко не кроткий норов не менее избалованной особы.

Наверное, этот свет ещё не видывал настолько непохожих между собой родных сестёр, как дочерей Джулии и Джерома Клеменс, одинаково непредсказуемых в своём поведении и редко когда уступающих в спорах своим оппонентам. Сколько Эвелин себя помнила в этой семье, столько она их и знала, как трёх вечно соперничающих и стоящих друг за друга стеной высокомерных стерв. А баловали их всех равноценно одинаково, словно каждая из них являлась единственным ребёнком своих родителей, столь же бесценным и исключительным, подобно какой-нибудь кронпринцессе, за которую было обещано не меньше полмира в личное пользование.

Если для Эвы контактировать напрямую с двумя старшими сёстрами было себе дороже, то с самой младшей подобных проблем почему-то не возникало. Клариссия Кэролайн Клеменс – последняя третья кузина с более-менее покладистым характером, но с не меньшими амбициями, чем у остальных. К тому же Клэр очень легко подпадала под прессинг чужого влияния. Не смотря на свои неполные шестнадцать лет, она была самой высокой среди своих родных сестёр, с густой гривой огненно-рыжих ещё и вьющихся кудрей, как раз того исключительного цвета, из-за которого практически по всему телу на коже природа рассыпает почти ничем не выводимыми пятнами золотистых веснушек. Ещё одна полноправная претендентка на звание будущей искусительницы и смертельно опасной сирены, чей проницательный взгляд огромных каре-зелёных глаз запросто мог вскипятить кровь какому-нибудь неосторожному соискателю острых впечатлений. Если бы её при этом не задавливали своим властолюбивым авторитетом старшие сёстры…

Грубо говоря и при любом раскладе, Эвелин всегда и постоянно испытывала себя на их фоне эдаким гадким утёнком. Мало того, где-то к собственным шестнадцати годам, она с ужасом обнаружила, что является обладательницей не котирующегося среди представительниц слабого пола высокого роста. Слава богу, до шести футов она не дотягивала, но, тем не менее, факт оставался фактом. Всё-таки лучше быть маленькой и очаровательной, как большинство девушек её возраста, с маленькими кистями рук и кукольными ступнями, чтобы казаться ещё более неприметной или, в крайнем случае, равной по внешним данным с остальными.

Например, ей не нравился свой цвет волос, который временами чудился ей каким-то бесцветным и совершенно неприметным, непонятного оттенка, то ли тёмного пепельно-русого, то ли потускневшего орехового дерева. И ей совсем не нравились собственные глаза, кажущиеся одновременно огромными, будто с иконы какой-нибудь многострадальной святой, так ещё и самого обыкновенного серого цвета. Не лазурно-синие, не аквамариново-голубые, а до нелепости обычные, ничем не примечательные серые!