Плач богов (СИ) - Владон Евгения - Страница 46

- А тебе было бы приятней видеть меня каким-нибудь услужливым клерком в банке или нотариальной конторе, в отутюженных брюках и с напомаженными волосами? И чтобы на каждый день была смена из накрахмаленных воротничков? И почему тебе так неймётся от желания, чтобы я отсюда уехал? Неужели ты думаешь, что клеймо сына проститутки не будет меня преследовать в другом городе? По-твоему, достаточно только переехать, сменить место жительство или целую страну и меня сразу начнут воспринимать иначе?

- По крайней мере у тебя отпадёт нужда обходить меня десятой дорогой.

- Так ты думаешь, я стараюсь не пересекаться с тобой на людях, только потому, что стыжусь тебя? Или это всего лишь один из очередных поводов в попытке выпроводить меня из Гранд-Льюиса? Зачем ты на самом деле сюда пришла?

Как бы это ни парадоксально звучало, но он так и не научился понимать эту женщину – собственную мать, желавшую ему только лучшего, но не здесь, не в пределах данного города и желательно не в Эспенриге. Поэтому его и раздражали все её нечастые приходы в его дом с неудачными попытками уговорить его уехать отсюда. Ведь по сути все эти разговоры так ничем и заканчивались, каждый оставался при своём, замыкаясь в собственном облюбованном отчуждении до следующих стычек, усиливающих нервное раздражение от подобных встреч всё сильнее и глубже.

Казалось, он и без того знал ответы на свои заезженные вопросы, и прищуривать глаза в подчёркнутом подозрении было определённо излишним. Адэлия Вэддер не пустит его дальше за воздвигнутую меж ними преграду обоюдной непримиримости и жёстких претензий друг к другу. Сквозь её идеальную маску не пробьётся ни один проницательнейший взгляд на этой планете. Она не подпустит к себе никого, даже родного сына, потому что так намного удобней и комфортней и, конечно же, безопасней.

- А ты будто не знаешь? Гранд-Льюис маленький городок и сплетни в нём разносятся быстрее, чем крики чаек над побережьем. Или мне напомнить тебе, что вчера произошло в порту?

Надо сказать, в те секунды он впервые оторопел, и не потому, что ему нечем было ответить на этот на удивление неожиданный вопрос, а потому что не знал о каком именно происшествии шла речь. В памяти почему-то сразу же всплыл образ перепуганной до смерти юной блондинки с огромными, как у святых мучениц на иконах, глазищами в тот самый момент, когда та чуть было не налетела на него в портовой бане. За ним последовал ещё один, не менее волнующий и вызывающий даже сейчас неоднозначную реакцию расслабленного тела. То, как она всё-таки налетела на него, там, в заброшенной усадьбе Лейнов, впервые с ним соприкоснувшись и чуть было после этого не отдав местным богам свою трепетную душу.

Но откуда?..

- Как ты на глазах у стольких свидетелей обменивался задушевными любезностями с некой юной особой по имени Софи Клеменс. С той самой безсоромной вертихвосткой, к которой я запретила тебе приближаться на пушечный выстрел ещё в прошлом году!

- Вообще-то она благородная леди из уважаемой в Гранд-Льюисе семьи, назвать её подобным эпитетом такой женщине, как ты, как-то не совсем престало… Как-никак, она не одна из твоих салонных девок.

- И что? Это как-то мешает ей быть шлюхой? Или благородное происхождение снимает с неё данный ярлык при любом раскладе и недопустимом на людях поведении?

- Я что-то не совсем понимаю. Ко мне-то какие претензии? – не смотря на очередную, не самую приятную тему обсуждения, но он всё-таки испытал неожиданное облегчение. Будто его только что оттянули от самого края куда более опасного для него разговора. От тайны, которую был намерен хранить до последнего, во что бы то ни стало, от кого угодно и где угодно. – Это ей ударила в голову блажь ко мне прикопаться. Никто её за язык не тянул.

- Но и ничего не сделал, чтобы замять этот спектакль. Более того, начал ей что-то отвечать, вместо того, чтобы развернуться и молча уйти. С этой избалованной стервы станется. Я тебя предупреждала не её счёт ещё чёрт знает когда, но разве ты меня слушаешься. Скорее начнёшь делать всё мне наперекор, а мне потом разгребать за тобой. Помяни моё слово, когда-нибудь ты точно доиграешься и помочь тебе, окромя себя самого, больше никто не сможет. И почему ты не позволишь мне подыскать для тебя достойную работу. Будто намеренно ошиваешься в том порту, чтоб на кого из приезжих глаз свой шелудивый положить. Мало тебе салонных девок, что сами в твою постель лезут? Нужно доказать всему миру, что способен окрутить какую-нибудь барскую лялю? И что? Окрутил, заполоскал мозги, попортил товар и опустил на свой уровень? По-твоему, она будет тебе благодарна за это всю оставшуюся жизнь?

- Я её ни к чему насильно не принуждал. И, как ты изволила сама недавно выразиться, знатное происхождение не мешает быть шлюхой никому и в принципе. Если человек порченный изнутри, не имеет значения, кто обесценит его тело извне.

Может ему показалось, но после его последних слов лицо Адэлии Вэддер то ли заметно побелело, то ли стало ещё более замкнутым, а величественная осанка едва не зазвенела идеально натянутой струной.

- Знаешь, не всяк человек изначально бывает порченным, да и не тебе судить тех, чьей чужой слабостью и невинной наивностью пользуются в личную угоду подобные тебе. Человек начинает гнить не просто так. И уж тебе ли этого не знать.

- Поверь мне на слово, маменька, - он тоже не по-доброму вперился из-под тёмных бровей недобрым взглядом в горделивый лик непреклонной матери, ибо после её слов его самого обдало жаром вскипевшей в жилах тьмы. – В этом случае с моей стороны было проделано наименьшее из возможного. Портить там было изначально нечего, и не мои руки направляли эту красавицу по выбранному ею пути. И, чтобы ты на данный счёт успокоилась, между ней и мной уже всё закончено.

- Поэтому ты и побежал к ней вчера вечером в Лейнхолл? Мол, закончить незавершённое в порту?

- Да, мама! – он даже сделал в её сторону парочку неспешных наступательных шагов, не сводя с её безупречного лица прожигающего насквозь взора. – Чтобы поставить последнюю меж нами точку. Указать ей её истинное место и положение. Хотя, надо признаться, меньше всего я ожидал, что ты будешь за мной следить.

- После того, что между вами произошло в порту? – о, нет, она и не собиралась тушеваться, как и признавать своих ошибок. Напротив. Она никогда не ошибается, всегда и всё делая только во благо. – Лучше признайся, что ты с нетерпением ожидал того момента, когда же она позовёт тебя, щёлкнув перед носом ухоженными пальчиками командным жестом. Побежал в след за ней, даже не задумываясь, что тебя там ждёт.

- Ты как-то совсем меня ни во что ни ставишь. – он даже не сдержал «изумлённого» смешка, разочарованно покачав головой и не менее иронично сощурившись. – И с чего ты взяла, что это я за ней бегаю? Я ведь и пошёл туда лишь с одной целью, сказать, что между нами всё кончено. Сколько ещё раз мне нужно это повторить, чтобы ты наконец-то это услышала? Ты ведь хотела именно этого, насколько я понял из твоего прихода сюда?

- Надеюсь, что это так. И уж прости свою мать за то, что она настолько тебе не доверяет. Думаю, ты и без лишних пояснений понимаешь почему?

- Ты права. В этом нет твоей вины, особенно в том, что все близкие тебе люди не способны тебе доверять. – увы, но эти слова не являлись щедрым жестом к обоюдному примирению, скорее ещё одним колким камешком в чужой огород.

- Не суди, да не судим будешь? Так, кажется? – её ответная улыбка не сумела скрыть до конца старательно сдержанной горечи, но выстояла она данную словесную перепалку с непоколебимым достоинством.

Надо сказать, силе духа и воли ей было не занимать. Обычно такие, как она, довольно редко доживают до подобного возраста, сохраняя былую красоту и моральные силы в завидном избытке. Но в том-то и дело, таких единицы, и без чужой весомой помощи не сумели бы продержаться на плаву даже несколько минут. И, как любил говаривать отец, покровители не выбирают слабых, пусть со стороны и выглядит с точностью наоборот. Человек всегда тянется к силе, при чём по большей части именно скрытной. Да и не могут не тянутся, ведь она сама к себе притягивает своей потенциальной мощью.