Пурпурные грозы (СИ) - Мишарина Галина - Страница 74

— Он мне как дядя, — сказал тогда Дэр. — И единственный, с кем Колэй иногда смеется.

Хорошо, что мы нашли время для занятий. Я многое узнала от свёкра, проявившего неожиданную благосклонность. Он рассказал, что цвет — часть чувств, хранимых человеком. И не только тех, что он испытывает в настоящем, но и будущих его свершений.

— У каждого свой собственный оттенок, который может меняться как по нескольку раз в день спонтанно, так и в течение жизни необратимо. Почти у всех грозовых это синие и фиолетовые оттенки — от бледно-голубого до лилового. Бывают, конечно, исключения.

— Откуда вы знаете о цветах ваших людей? — удивилась я.

Колэй впервые за всё время нашего знакомства весело хмыкнул, и мне сразу стало тепло.

— Я тоже вижу цвет, Мэй. С четырнадцати. Обычно именно в этом возрасте открывается дар.

— Ты знал? — повернулась я к Дэру.

— Да. Хотел, чтобы он сам тебе сказал.

Колэй вздохнул.

— Я не стремился обладать цветом, и сейчас не собираюсь будить способности. Я лишь вижу оттенки, но не толкую их переменчивость. А вот ты можешь читать людей благодаря цвету, Мэй. Научиться этому не так сложно, главное, не бросать.

— Не брошу. Подскажите, что означают перемены и как толковать их?

— Хорошо, — сказал он, и мы втроем отправились во двор за учебным материалом. Так я на протяжении нескольких дней наблюдала за людьми и животными, выявляя изменения их цветности и пытаясь найти в этом закономерность.

К Новому году я уже знала, что, когда оттенок светлеет, значит, человек ослаблен или болен, опечален или чувствует боль. Если цвет становился ярким — значит, его обладатель радостен или возбужден. Ровный оттенок говорил о спокойствии и мирном расположении внутренних энергий, а если цвет начинал темнеть — значит, обладатель его злился или думал о чем-то неприятном. Также цвет темнел от удовольствия, и порой было совершенно невозможно определить намерения человека. Поглядишь — стоит, пребывает в своих мыслях, лицо ровное, а кругом — темнота… Вот и думай, что там у него происходит в душе. Совсем как с Марком.

— Но это и не главное, — в предновогоднюю ночь сказал мне Дэр. — Самое важное, что ты можешь лечить цветом и помогать людям взаимодействовать оттенками.

— Чувствами?

— Не совсем.

Он протянул руку, и мы медленно сплели пальцы.

— Просто наблюдай, милая. За тем, что происходит со мной. А когда ощутишь необходимость — попробуй что-то изменить.

Яркий ультрамарин Дэра поначалу не менялся. Я старалась не шевелиться, чтобы не спровоцировать его прикосновениями, но вдруг, ни с того ни с сего, цветовое облако изменилось — нижняя часть сделалась пурпурной, серединка осталась синей, а верх окрасился прекрасной лазурью. Подобной градации я доселе не видела ни у кого! Я наблюдала, как колышутся цвета, а потом подумала — почему бы не добавить четвертый оттенок? Например, ослепительную звездную белизну на самом верху…

— Щекотно, — рассмеялся Дэр. — В затылке. Это ты вытворяешь?

— О! — воскликнула я, и цвет Дэра сразу стал просто синим. — Неужели получилось? Я тебя выбелила слегка!

— Получилось, — улыбнулся он и поцеловал меня, роняя на кровать. — И это только первый раз. Дальше будет ещё интереснее. Не хочешь принять ванную?

— Хочу.

Мы поднялись и неторопливо раздели друг друга.

— Хорошо, что можно позволить себе эту прекрасную процедуру. И я всё ещё хочу попросить Колэя о бане.

— На праздники самое время.

Дэр открыл воду, и, пока я выбирала какое из душистых зелий налить в ванную, он частым гребешком вычесывал мои космы. Наверное, так действовала Атра — они почему-то стали быстрее расти. Всего ничего прошло с момента, как я покинула Западное королевство, а пряди уже стали ощутимо длинней и гуще. Я никогда не жаловалась на плохие волосы, а теперь и вовсе не представляла, как с ними справляться. Неудивительно, что все Грозовые были такими волосатыми! Я сказала об этом супругу, и он рассмеялся.

— А теперь мы ещё и смуглые.

— И это странно. Что случилось? Откуда загар?

— От Сварта, — хмыкнул Дэр. — С ним как ни встретишься — всякий раз поджаривает.

— Ненарочно?

— Угу. Также как порой грозовые всех поливают дождем.

— Хм, — сказала я и плеснула в воду зеленоватой жидкости. — Кедр и еще что-то.

Дэр помог мне залезть в ванную и сел напротив.

— Знаешь, а ведь дом Радуг прежде находился в священной долине. Говорят, он был красив и просторен, и праздники зимы и лета отмечали именно там. Оба клана собирались до последнего человека, не боясь оставить поместья. В эти древние легенды даже Бэйт не верит, хотя уж он — тот ещё мечтатель.

— А почему ты не веришь, Дэр? Ты принимаешь даже самое невозможное.

— Слишком сложно, милая. Для нас обоих. Последний раз я был у Марка в гостях вместе с Агной и мамой. Тогда Солнечное поместье было красиво, но теперь наверняка запущено. Воины Сварта живут отдельно, в своих собственных домах. Представляешь, каково Солнечному одному в пустом огромном доме? — мужчина вздохнул. — Я как идиот жалею его, всё думаю, чем помочь.

— Это не глупость, Марку действительно плохо. Я тоже чувствовала некую пустоту внутри него… Но он никогда не примет помощи, Дэр. От Грозовых, по крайней мере. — Я положила ладони ему на колени. — Когда мы расставались после собрания, его цвет был черным. Солнце греет, дарит загар, но порой превращает в угли. Боюсь, Марк что-то решил, и своего решения не изменит.

Дэр нахмурился.

— Это плохо. Очень. Его категоричность делает людям больно. — Он вздохнул и вдруг улыбнулся. — Иди сюда, Мэй. Ко мне. Как можно ближе.

Я подползла на коленях и улеглась меж его бедер, прижимаясь щекой к мокрой груди.

— Где бы мы ни были, с тобой так спокойно! Даже когда вокруг монстры снуют и опасность подстерегает на каждом шагу. Ты — мой надежный шторм.

Дэр обхватил меня ногами и руками.

— Я не подведу, Мэй. Всегда буду беспокоиться, в первую очередь, о твоем благополучии. Знаешь, когда мужчина по-настоящему влюблен, он, глядя на избранницу, думает не только о её прелести и милых чертах, не только о том, как будет обладать ей, или что подарит. Не о разговорах и таких вот прекрасных вечерах. Влюбленный мужчина, глядя на любимую, думает о том, что она подарит ему ребенка…

— Ты и сейчас об этом думаешь? — прошептала я.

— Задумываюсь всё чаще, — тихо ответил Дэр, целуя меня в губы.

Так закончился этот разговор, и мы пообещали друг другу обязательно заняться прекрасным действом в новом году. Но утром нам было не до счастливых мыслей — принимали гостей. Первыми приехали Шамр и его сыновья, а с ними и ещё какие-то люди. Я специально надела праздничное платье, сшитое Габи. О нем стоило рассказать отдельно, потому как прежде я ничего подобного не носила.

Яркое, пурпурное, из ткани с узором в виде перьев, оно не превосходило мое свадебное тонкостью работы, но было прекрасно своей особой магией. Простой широкий пояс под грудью, глубокий треугольный вырез, длинный, тяжелый подол. Ни корсета, ни нижней сорочки, ни затейливой вышивки. Свобода для тела и чувств. Я не стала ни надевать украшений, ни делать прическу. Просто расчесала волосы и оставила их распущенными. Посмотрим, что скажет по этому поводу Дэр.

Мне предстояло сойти вниз, к остальным. Жаль, я не догадалась позвать Габи — вместе не так волнительно. Впрочем, едва выйдя в коридор и поглядев в зеркало, я увидела решительную, веселую и отважную девушку. Себя было не узнать, и это радовало. Значит, «новой мне» не составит труда завести новые знакомства.

Подхватив подол, я начала медленно спускаться вниз. В юности Гримси часто заставляла меня ходить с книгой на голове — держать осанку. Я старательно выполняла упражнение, и в конце концов научилась одновременно быть прямой и расслабленной. А потом подошло время корсетов, и тут уж было не до сгибаний.

Разговоры собравшихся затихли, и я, улыбнувшись, склонила голову.

— Добрый вечер.