Начальник Америки (СИ) - Фомичев Сергей - Страница 17

— Не нравится мне это, — пробурчал Яшка.

Он стоял рядом с нами в легкой курточке, презрев дождь. Вода стекала по его длинным черным волосам, по лбу, по скулам. Яшка лишь перенаправлял эти потоки подальше от глаз.

— Что? — не понял я, поправляя капюшон парусинового плаща, чтобы расширить обзор. — Вроде на месте всё. Не сгорело, не разметало ураганом.

— Кто эти люди? — шкипер показал рукой чуть в сторону от фактории.

По берегу лагуны действительно слонялись какие-то фигурки. Причем слонялись безо всякого видимого смысла, не обращая внимания на плохую погоду. Мы с Тропининым разом посмотрели в подзорные трубы. На местных туземцев люди похожи не были, скорее на европейцев, хотя одежда представляла собой нечто среднее между дикарским нарядом и лохмотьями потерпевших кораблекрушение. Но европейцев на этом берегу быть не могло, за исключением Свешникова.

— Может тот корабль, который мы заметили, каких-нибудь мятежников высадил? — предположил я.

— Или это были пираты, — добавил Лёшка. — И таким образом они избавились от пленников.

— Давай-ка, Алексей, поднимай своих мушкетеров, — проворчал Яшка.

Поднимать их было без надобности, все давно уже сгрудились на палубе.

— Эй, Босый! — крикнул между тем Яшка. — Сигнал на «Мефодия». Высаживаемся на берег.

Спускаясь в шлюпку я мимоходом подумал, что сигнальную систему Яшкиной компании пора бы распространить на всём нашем флоте. Они пользовались белым и красным флагами, а также несколькими типами жестов и движений. Это была не азбука, вроде Морзе, а набор простых кодов, но их вполне хватало для координации.

Мы высаживались с трёх лодок (одна из них была моей собственной) погрузив на них всю колониальную пехоту Тропинина и большинство пассажиров. Один человек на носу каждой лодки держал на изготовку оружие, прикрывая кусочком кожи затравку и кремень. Ещё один присматривал за винтовками товарищей. Остальные гребли.

Три человека, что бродили по берегу, бросились наперерез. Но они не атаковали, напротив, всячески показывали дружелюбие и даже помогли вытащить лодки на сушу.

— Кто вы? — спрыгивая на песок спросил Тропинин.

— Матросы с галиота, — ответил один из них.

На вид ему было лет сорок. Остальные выглядели моложе.

— С какого галиота? — спросил Лёшка.

Тем временем его мушкетеры разобрали винтовки и разошлись по сторонам, внимательно осматривая прибрежные заросли. Всё же кое-чему их Тропинин научил.

— С «Петра и Павла».

— Камчатские? — спросил я.

— Камчатские, вернее, охотские, — старший рассматривал меня с какой-то настороженностью. — А говорили будто ты утонул, или ещё как преставился.

Узнал, значит. Не удивительно. В Охотске моё имя было популярным некоторое время. Хотя вот я его припомнить не смог, как и его товарищей.

— Значит, долго жить буду, — усмехнулся я.

— Меня Иваном зовут, — представился он. — А это Григорий и Василий.

— А что с галиотом?

— Галиот-то? Да вот только что отошёл. Чуть-чуть вы разминулись.

— Видели, когда к острову подходили, — сказал я. — Так это, выходит, Беньовский был?

— Он самый.

— И когда он вернётся?

Матросы переглянулись.

— Не вернётся он, — сказал Василий. — Совсем уплыл.

Чёрт. Неужели мы лишились колонии.

— А вы что же?

— А мы остались, — ответил Иван. — Помогали ему с починкой. На том берегу и бухты толковой нет. Мы как приплыли на остров, так корабль в речку завели. А там камни кругом, точно в Охотском. Сильно побило. А как предводитель уходить собрался, так сюда перегнали галиот, чтобы удобнее чинить. И материала тут больше. И у вашего Свешникова нужного добрать можно. Веревок, парусов, гвоздей.

— Остальные все ушли?

— Да не, — улыбнулся Григорий. — Токмо со шведами своими ушёл и прочими немцами. Наших ссыльных да камчатских к нему пристало человек десять. Баб ещё местных прихватили.

Корабль Беньовского, как я уже знал, пристал к северному берегу, несмотря на мои рекомендации. Как мне объяснял Анчо, корабль повредило штормом, поэтому выбирать им не пришлось.

— Помочь-то с починкой мы всегда рады, но к гишпанцам не захотели идти, — добавил Григорий.

— Так он к испанцам пошел?

— Ну да, а от них дальше в Европу собирался, — сказал Иван. — Не понравилось ему здесь. Хотя вроде всё хорошо начиналось. И с местными поладили и женами обзавелись. С вашими промен вели. Но видно скука их заела.

— Жаль. А доктор? Как его там…

— Магнус? — переспросил Иван. — А тоже ушёл. Всего человеков двадцать.

— Вот чёрт, не успел! — выругался я. — Единственный настоящий доктор на весь Тихий океан и тот уплыл из подноса.

— Да ну, зато теперь колония наша, получается, — обрадовался Тропинин.

Я изобразил на лице скепсис.

— Иди уж в свою Индию, а мне здесь, чувствую, разгребать.

Яшка успокоился, вернулся на шхуну и начал осторожно заводить флотилию в Перл-Харбор. Прибрежные воды были полны коралловыми рифами, о которые можно было запросто распороть борт. Невысокие приливы и отливы, чуть более пресная вода из гавани смогли проделать среди рифов лишь мелкий и узкий канал, каким и пользовались корабли. Нам следовало бы расширить проход в будущем.

Пока моряки пристраивали корабли, пассажиры отправились в факторию. Свешников, как оказалось, был по горло занят делами, нашу высадку прозевал за шумом дождя, и только услышав гвалт на берегу, вышел навстречу.

Сказать, что он обрадовался моему появлению, значит не сказать ничего. У него даже слеза по скуле пробежала. Хотя это могла быть и залётная дождевая капля, конечно.

— Наконец-то, я уже и не чаял… сколько писал…

— Ну вот он я. Показывай, рассказывай, как, что, а потом на шхуны продовольствие выдай. Им завтра дальше двигать.

Яшка с Тропининым и правда не собирались задерживаться на Оаху.

— Так ведь, что-то есть, а что-то надо получить у местных сперва, — сказал Свешников. — Долго-то ягода не лежит. Я отправлю Саньку Малого.

Санек за их щуплый вид он окрестил Малым и Полпудом. Так и писал в отчетах. Сам-то приказчик был человеком крупным и даже жаркое гавайское солнце не смогло его иссушить.

Сад представлял собой как местные виды, которые Свешников пытался разводить по моей просьбе, так и те, что я присылал ему с кораблями. Здесь росла смоковница, как и все остальные смоковницы на нашей территории, эта происходила от единственного дерева, высаженного испанцами во время их короткого пребывания в заливе Сан-Франциско. Несколько черенков лимона я привез из Европы для наших калифорнийских поселений, и одни из них позже доставили сюда. Из местных растений имелись кокосовые пальмы, судя по высоте росшие на этом месте ещё до основания фактории, кусты малины и молодые деревья, определить видовую принадлежность которых за их малостью не представлялось возможным.

Лёшкиных людей Свешников отправил к «летней» кухне и баньке, где уже хлопотали Малой и Полпуда. Нужно было натаскать воды из речки, собрать плавник на ближайшем пляже. Не часто в фактории гостило разом столько людей. Трое камчатских матросов присоединились к нашим, а мы проследовали в главный дом.

Он представлял собой широкое бунгало, центральную часть которого собрали из дощатых щитов, привезенных из Виктории, а периферию нарастили с помощью бамбуковых плетней. Крыша тоже оказалась разнообразной — веранды закрывали пальмовые листья и тростник, а центральный корпус покрывала черепица на обрешетке.

Здесь было прохладно, не душно (несмотря на дождь), не летало никаких мух или комаров. В общем идиллия.

— Самовар поставить? — спросил Свешников, словно дополняя картину.

Самовары были редкостью на фронтире. Я завозил их для подарков вождям на потлачах или вот в такие отдаленные фактории. Следовало бы наладить собственное производство, тем более, что и медь помаленьку приискивалась на наших берегах, но у Лёшки до подобных мелочей не доходили руки.