Шофер. Назад в СССР (СИ) - Март Артём - Страница 9

Олегович не ответил, а только одобрительно хмыкнул, а потом попрощался и пошел к диспетчерской.

— Ты как решил? — спросил завгар, — домой, или тут, в гараже еще походишь?

— Соберу коробку, пока руки горят, — улыбнулся я, — а там глянем. Может и поставить смогу.

— Так, — он глянул на часы, — в пять мужики в гараж возвращаться начнут. Попросишь кого-нить тебе подсобить с установкой. Если, конечно, собрать к этому времени успеешь.

— Глянем, — кивнул я, — ладно. Пойду за подшипником, — я улыбнулся, — а то Степаныч, видать, заждался уже.

— Игорь, — остановил меня вдруг завгар.

— Ммм? — я обернулся.

— Весь день наблюдаю, как вы с Серым цапаетесь. Знаю, что ты сейчас и дядьку его, Степаныча, теребить начнешь. Выспрашивать. Просьба у меня такая есть к тебе.

— Это какая же? — Я вопросительно изогнул бровь.

— Ну не расспрашивай пока его ни о чем. Не надо свое личное в гараж. То, что промеж вашими семьями, пусть за воротами будет. Бо придется мне собрать товарищеский суд. Если уж сами, по-человечески порешать не сможете, порешает за вас коллектив.

Признаться, я и правда думал спросить Степаныча, что же происходит. Но вот эти слова завгара: «То, что промеж вашими семьями, пусть за воротами будет.» Вселили в мою душу беспокойство. Что же промеж нашими семьями? Не уж то там что-то непростое? Приду домой — выспрошу. А сейчас послушаю завгара, раз уж ему это так важно.

— Хорошо, дядь Миш, — согласился я, — я правда хотел его расспросить. Но разу уж ты просишь, не буду.

— Спасибо, Игорь, — заглянул завгар мне в глаза, — у нас на носу уборка. Тут не о том думать надо. Тебе, например, о том, чтобы в полеклинику сходить. Боевой мне рассказал и про солнечный удар и про потерю памяти. Много забыл?

— Так, — отмахнулся я, — чуть-чуть. Не проблема это.

— Ну, коль считаешь, что не проблема, то хорошо, — завгар сжал губы, — добро-добро, — вздохнул он.

Не ответив, я кивнул, и мы разошлись.

Склад запчастей представлял из себя небольшой продолговатый сарай с серой от времени шиферной крышей. Расположился он за диспетчерской. Когда я приблизился, увидел, что одна его высокая деревянная воротина, выкрашенная синей краской, откинута. Внутри горел тусклый свет.

Когда я вошел, в нос ударил приятный запах свежего моторного масла и консервационной смазки. Всюду, у стен, стояли тяжелые железные стеллажи. На полках лежали новые и не очень детали. Я обратил внимание, что большинство полок пустовали.

Степаныч, пыхтя, взобрался на деревянный стул без спинки и шарил руками на верхней полке стеллажа.

— На, вот, — сказал он, когда слез со стула и подошел, — бери подшипник. Но, так и знай. Была б моя воля, не ведать тебя его было бы за колхозный счет.

— Я пообещал Федотычу, — сказал я, заглядывая в хмурые глаза механика, — что все, что промеж наших семей произошло, будет только за воротами гаража. Там дуйся на меня сколько влезет. Хоть не разговаривай. Молчи как рыба. А тут, ты — механик, я — шофер. Работаем мы. Колхозу мы и руки, и ноги. Так что тут между нами ничего личного быть не должно.

Старый механик засопел. Потом мелко закивал.

— Хорошо. Но вне колхозной жизни дружбы между нами не будет.

— Глянем, — бросил я через плечо, выходя из сарая.

Не скрою, что коробка эта попила у меня крови по самое горлышко. Собирать ее, запрессовать вал обратно, было сплошным мученьем. И все же, к вечеру я справился с этой железякой. Когда принялся затягивать последние болты на крышке, подходило пять вечера.

Самосвалы, молоковозки, автобусы по одному, по два, стягивались в гараж. То и дело слышал я рык двигателя и хруст асфальта под колесами очередной возвращающейся машины. Вернулась пара новеньких КАМАЗов, которые колхоз приобрел совсем недавно. Многострадальная Колхида притянула свой прицеп, зеленый после силоса.

К вечеру гараж наполнился людьми. Шоферы, уставшие, но радующиеся окончанию рабочего дня, выпрыгивали из кабин. Столпились у конторы, спеша черкануть в книге за машину и отправиться домой.

— Игорь! Ну че ты там? — Крикнул мне кто-то снаружи.

В этот момент я как раз копошился под машиной, стараясь затянуть туда коробку так, чтобы не слизать ее железный корпус об асфальт.

— Бросай давай эту железку! Поехали домой!

Моложавый голос звонко разнесся по округе, перекричал низкий гул двигателей тяжелых машин. Я высунулся из-под днища.

Это был Саня Плюхин. Сосед мой. Невысокий, но кряжистый светловолосый парень сидел на краснобокой новой Яве. Мотоцикл блестел хромированными трубами в лучах вечернего солнца. Ее двухтактный двигатель звонко трещал вхолостую.

— Поедешь домой? Или пешком? — Перекричал Саня свой мотор.

Саню я знал давно. Старше меня на три года, он был сыном простых колхозников, и потому как пришел из армии, тут же подался шофером. Саня был толковым, быстро попал в комсомол. К двадцати трем годам ездил на одном из самых новых самосвалов в гараже. И даже купил себе новенький мотоцикл.

— Да не, — я выбрался из-под машины, — мне б доделать.

— Да брось ты ее, — рассмеялся Плюхин, — брось коробку. Или до ночи решил с ней воловодиться?

— Да не, — повторил я, — я быстро.

А потом запрыгнул в кабину.

Саня удивленно уставился на меня. Заглушил двигатель мотоцикла и поставил его на подножку.

— Ты че это удумал? — залез он на ступеньку.

— Поставить ее хочу, — сказал я, утирая кепкой лоб, — чтобы не бросать дело на полпути.

— Я понял, — он вздохнул, — хочешь ты и сам тут до ночи сидеть, и меня с собой увлечь. А в буфете нынче пиво! Отрадненское! Машка обещала, что привезут три бочки.

— Да не держу я тебя, Саш, — взялся я за рычаг, — езжай домой. А я сам хочу.

— Как это, сам? — Расширил глаза Саша, — ты, чай, не пьяный?

И действительно, я хотел сам. Сам ее поставить. Весь сегодняшний день я наслаждался каждым движением своего молодого тела. Разница со старостью была так велика, и в то же время неуловима, что ощутить ее можно было только сделать вот такой быстрый скачок из одного возраста в другой.

Я просто не мог остановиться. Радость оттого, что в движениях больше нет напряги, что ничего не болит, а одышка ушла в прошлое, захлестывала так, что хотелось испытать себя перед все новыми и новыми преградами.

Кроме того, я умел ставить КПП ГАЗа сам. В одиночку. Выучил это, не побоюсь слова, искусство еще в прошлой жизни. Когда общался с тем самым Федором Ильичом, тренером по тяжелой атлетике, которого занесло в шоферы.

У нас он пока не работал. Придет только году в восемьдесят втором. Но мужик был мировой. Высокий, почти как Никита Олегович и такой же крепкий. Ох и удивился же я, когда он один, в две руки, установил КПП на место. Да еще и с первого раза. Ну и сразу напросился научить.

«Ох, долгое это дело, — вспоминал я слова Федора Ильича, — тут нужен острый глаз, сила, сноровка, а главное, выносливость!»

Вот и хотел я проверить свою силу и выносливость. Казалось, не верил до конца, что очутился в молодом теле и все хотел сам себя убедить тяжелой работой. А Федор Ильич меня, все же, научил. Хоть и не один год на то ушел.

— Не, Саня, не пьяный, — посмотрел я в светло-голубые глаза Плюхина, — и да. Хочу сам.

— Да не глупи-то! Спину попортишь!

— А че у вас там такое творится? — Послышались и другие голоса снаружи кабины.

— Домой не торопитесь?

— Санек, че ли заночевать решил в ГАЗу?

— Как Боевой? Тогда ему в Колхиду! Там сидушка удобней!

— Ага! И вентиляция что надо! Дует даже оттуда, где щелей нету!

— Не душно будет спать!

Грянул дружный мужской смех.

— Да не! Боевой сегодня ночует в конторе. Его завгар туда пустил!

— Да ну вас, — обиделся Саша, — я тут Игорька пытаюсь из кабины выковырнуть. А он ни в какую. Коробку на ночь глядя ставить собрался! Да еще один!

Саня выбрался из кабины и спрыгнул. Сел на Яву, скрестив руки. Тогда и я выглянул наружу, чтобы посмотреть, кто там собрался.