Червь - Фаулз Джон Роберт - Страница 33

О: Была, прах ее возьми.

В: Лорд Б., представляя приятеля, назвал его истинное имя?

О: Тогда он вовсе имени не поминал, а открыл мне его потом, с глазу на глаз.

В: Что было дальше?

О: Его Милость удалился к Фанни. И на следующей неделе еще два-три раза.

В: Он был привычен к домам вроде вашего?

О: Как есть гусеныш.

В: Что это значит?

О: А это те, которые тароваты не в меру, прилепляются к одной девице и больше одной услуги у них не спрашивают, имя свое скрывают, уходят и приходят тайком. Вот таких мы и зовем гусенышами.

В: А гусаки у вас закоренелые распутники?

О: Они.

В: И тот, о котором мы говорим, еще не оперился?

О: Он выбирал одну только Фанни, имя свое от меня скрывал – вернее, хотел скрыть. И задаривал сверх меры.

В: Вас или девицу?

О: Обеих.

В: Деньгами?

О: Да.

В: Какие же обстоятельства привели к ее исчезновению?

О: Как-то раз он объявил, что желает потолковать со мной об одном деле, сулящем обоим выгоду.

В: Когда это было?

О: Около середины марта. Он поведал, что приятель приглашает его вместе с другими распутниками в свое оксфордширское поместье, где затевается празднество. Каждый должен захватить с собою по шлюхе и, когда их всех перепробуют и решат, которая из них оказалась наиотменнейшей, привезшего ее ожидает награда. Придумали они и иные забавы, и все эти дурачества должны продолжаться две недели. Добавить время на дорогу туда и обратно – получится три. Он попросил меня уступить ему Фанни на этот срок и назначить цену в возмещение убытков, какие я понесу из-за ее отсутствия.

В: Он не сказал, где располагается поместье?

О: Не сказал. Они скрывали свою затею из боязни ославиться на весь свет.

В: Что же вы на это?

О: Что этакого у меня в заводе не бывало. Он же был убежден, что для меня это дело привычное: ему-де так сказывали. Я признала, что, если гость мне коротко знаком и если мы с ним столкуемся об условиях, я, бывает, отпускаю девицу к нему домой на ужин или для каких-нибудь увеселений. Но Его Милость я, мол, знаю слишком плохо, даже его подлинное имя мне неизвестно.

В: Он носил вымышленное?

О: Он называл себя мистер Смит. Но тут уж он открыл и подлинное – то, которое я уже слышала от лорда Б., и прибавил, что Фанни об увеселениях извещена, что она спит и видит иметь в них соучастие, однако оставляет последнее слово за мной. Я отвечала, что должна все взвесить: где это видано – приступать с такими просьбами перед самым отъездом?

В: И как он принял ваши слова?

О: Просил взять в толк, что, как мне теперь известно, в рассуждении знатности он человек не последний и на бедность не жалуется. С тем и откланялся.

В: Об условиях вы не договаривались?

О: В тот раз – нет. Денька через два он вновь пожаловал к Фанни, а потом заглянул ко мне. К тому времени я уже порасспросила лорда Б., наслышан ли он о празднестве. Оказалось, наслышан и сам получил приглашение, однако ему препятствовали неотложные дела. Он еще подивился, как это я до сих пор ничего не проведала. По его суждению, прогневить отказом такую высокую особу, как сын герцога, было бы неразумием, зато согласиться – прямой расчет: за ценою он не постоит. Привел и другие резоны.

В: Что за резоны, сударыня?

О: Такие, что после об этих дурачествах разблаговестят по всему свету и всякий, кто станет в них соучаствовать, прославится. А мистрис Уишбурн как раз отряжает туда двух своих девок – так вот как бы она меня не обошла.

В: Кто такая эта Уишбурн?

О: Выскочка одна. Недавно открыла заведение в Ковент-гардене.

В: Так он вас и уломал?

О: Так он меня одурачил. А чтобы такой одурачил, надо быть последней дурой.

В: Говорили вы об этом предложении с девицей?

О: У нее был один ответ: мне, дескать, все равно, а впрочем, как скажете. А сама обманула, шельма продажная.

В: Как так обманула?

О: Да она с самого начала все знала. Ишь навострилась корчить смиренницу – даже я поверила. А ее уже подкупили.

В: Вы имеете тому доказательства?

О: Какие еще нужны доказательства, раз она не вернулась? Уж я такие убытки через нее терплю!

В: Зато добродетель не в убытке. Я желаю знать, какую цену положили вы за ее услуги.

О: Столько, сколько выручки она приносила за три недели у меня в заведении.

В: Сколько же?

О: Триста гиней.

В: Он согласился без торга?

О: Еще бы ему торговаться! Триста платит, а десять тысяч крадет.

В: Ну-ка язык свой прикуси! Что значит – крадет?

О: Так ведь это же правда. Что ни говори, шлюха она была завидная: бесплодница, с хорошими манерами и в работе всего три года.

В: Хватит про это распинаться. Какая часть денег ей причиталась?

О: Девицы же полностью у меня на содержании: кормлю, одеваю, достаю белье. Аптекарю плачу, когда с ними дурная болезнь приключится.

В: Что мне за дело до ваших хозяйственных забот! Я спрашиваю, сколько ей причиталось?

О: Пятая часть. А что подарят, то ее.

В: Шестьдесят гиней?

О: Да, хоть она того и не заслужила.

В: И вы ей эти деньги отдали?

О: Решила поберечь до ее возвращения.

В: Чтобы держать ее на привязке?

О: Да.

В: В целости ли у вас эти деньги? Будет чем с ней расплатиться?

О: Пусть только вернется: уж я с ней сполна расплачусь.

В: С тех пор вы от нее никаких вестей не имели?

О: Никаких, провались она в тартарары.

В: Там-то вы с ней и свидитесь. Что же было, когда она не вернулась к сроку?

О: Я пожаловалась лорду Б. Тот обещал справиться, а через два дня приходит и рассказывает, что история приключилась не разбери-поймешь: по слухам, Его Милость отправился вовсе не на празднество в поместье, а во Францию. Человек, побывавший на празднестве, уверял лорда Б., что ни Его Милость, ни Фанни там не появлялись. Лорд Б. советовал мне набраться терпения и не поднимать шум, а то выйдет еще накладнее, чем бегство Фанни.

В: Вы ему поверили?

О: Поверила. Вовек ему не прощу. Я ведь только потом узнала: Уишбурн никуда своих девиц посылать и не думала. А про дурачества те никто ведать не ведает. Это лорд Б. выдумал, чтобы меня оплести.

В: Вы его за это не бранили?

О: Расчета нет. Я как-никак разбираю, где барыш, а где шиш. Он же ко мне гостей водит. Так и пришлось спустить обиду, хотя будь моя воля...

В: Довольно.

О: ...отплатила б ему тою же монетой, чтоб весь Лондон видел его в дураках.

В: Полно. Что рассказывала девица про человека, о коем я доискиваюсь, вам и вашим потаскухам?

О: Говорила, будто зелен, но дозреет – будет малый хоть куда. Быстро разгорается, быстро и до края доходит: с такими девицам меньше хлопот.

В: Она ему приглянулась больше прочих?

О: Да, потому что других он не брал, уж на что они его обхаживали да приваживали.

В: Он ей тоже приглянулся?

О: Так она и признается! Она хорошо помнила мои правила: никаких тайных амуров и даровых услуг.

В: До этого случая она от правил не отступала?

О: Ни разу. Все из хитрости.

В: Как «из хитрости»?

О: Думала замазать мне глаза. Она ведь только с виду простушка, а на деле палец в рот не клади. Вот и догадалась одурачить меня тем же манером, что и гостей.

В: А как она дурачила гостей?

О: Я же говорю: все невестилась, делала вид, будто никогда прежде мужчин не знала. Ее, мол, с наскока не возьмешь, с ней надобно лаской, тогда и уступит. Те млеют: после привычных ухваток такое жеманство куда как прельстительно. А уж когда она раздвинет ноги да позволит гостю порезвиться, он так ликует, точно взял какую неприступную твердыню. Больше одного гостя за ночь не принимала. Я на это смотрела сквозь пальцы: другая за ночь нескольких переменит, а выручка все равно меньше, чем от Фанни с одним-единственным гостем. А ведь я могла в продолжение ночи отдавать Фанни внаймы шести гостям подряд! У нее, бывало, вся неделя наперед расписана.